не было: он видел жеребца Сюзан, Пилона, и лошадь плохого Охотника за
гробами. Стреноженные, они стояли бок о бок в тени и изредка ржали,
вскидывая головы.
главным образом седоволосые ковбои, слишком старые, чтобы отправиться с
Ленджиллом. Никто из них не обращал ни малейшего внимания на недоумка из
салуна и его мула. А вот Мигуэль обратил бы, и Шими это знал. Старый
музыкант никогда не любил его, держал за вора и, увидев мальчика на
побегушках Корал во дворе дворца, незамедлительно шуганул бы его.
позволю ему помыкать мной. Я не уйду, даже если он заорет.
гробами может прийти и убить его. Шими без колебания пожертвовал бы собой
ради своих друзей, если б его смерть принесла хоть какую-то пользу. А чем
он им поможет, умерев на брусчатке двора Дома-на-Набережной?
ногу, жалея о том, что ему не хватает ума составить хоть какой-то план
действий. Прошел час, два. Время текло медленно, Шими все больше злился на
себя. Он чувствовал, что шансы помочь Сюзан уменьшаются с каждой уходящей
минутой, но по-прежнему не знал, что ему делать. В какой-то момент он
услышал, как на западе громыхнуло, словно оттуда донесся громовой раскат...
хотя откуда взяться грому в ясный осенний день?
может, он сумеет пробраться в дом незамеченным... когда из конюшен вышел
человек, которого он боялся больше всего.
середины двора, не по прямой, а выписывая сложную траекторию. Завязки его
сомбреро болтались под дряблым подбородком, на штанах темнело мокрое пятно:
похоже, он справил малую нужду, забыв о том, что сначала следует доставать
"крантик", а уж потом открывать его. В руке он держал маленький
керамический кувшин. В глазах стояло недоумение.
небу, появившейся на нем, еще бледной, Демонической Луне. И хотя Шими не
любил старика, от жалости у него защемило сердце. Нельзя же вот так прямо
смотреть на Демоническую Луну, это очень дурной знак. - Кто это сделал? Я
прошу, чтобы ты ответил мне, сеньор! Сделай одолжение! - Пауза, яростный
крик (Мигуэль споткнулся и едва удержался на ногах). Потом старик вскинул
руки, словно собрался кулаками выбить ответ из ухмыляющейся физиономии
Демона. Мгновением позже руки бессильно упали, из кувшина выплеснулся
самогон, прямо на и так мокрые штаны. - Mancon [Педераст, гомик (исп.).], -
пробормотал Мигуэль и побрел к стене (чуть не упал, зацепившись за задние
ноги коня плохого Охотника за гробами), уселся на землю, привалился спиной
к стене. Жадно хлебнул из кувшина, надвинул сомбреро на глаза. Поставил
кувшин на землю, словно рука уже не могла держать его. Шими подождал, пока
пальцы Мигуэля на ручке кувшина не разжались, а рука не легла на брусчатку.
Он уже двинулся вперед, но вновь остановился. Мигуэль старый, Мигуэль злой,
но Шими догадывался, что Мигуэль и очень хитрый. Злобным обычно хитрости не
занимать.
двор, вздрагивая при каждом прикосновении копыт к брусчатке. Мигуэль,
однако, даже не пошевельнулся. Шими привязал мула у самого края коновязи
(опять вздрогнул, потому что Капи решил поприветствовать громким ржанием
уже привязанных там лошадей), затем быстро направился к парадным дверям,
через которые никогда в жизни не входил во дворец. Сжал пальцами кованую
железную ручку еще раз посмотрел на старика, похрапывающего у стены, потом
открыл дверь и на цыпочках переступил порог.
ожидая, что чья-то рука схватит его за шкирку (злые люди не раз так с ним
поступали) и сердитый голос грозно спросит, а что, собственно, он тут
делает.
висел гобелен: ковбои гнали по спуску табун. К нему кто-то прислонил гитару
с порванной струной. Шаги Шими эхом отдавались от стен. Он задрожал всем
телом. В плохое он попал место, в дом, где убили людей. А значит, только и
жди встречи с призраком. - Но Сюзан-то здесь. Только где? Он прошел через
двойные двери в дальнем конце холла и очутился в зале приемов. Под высоким
потолком его шаги зазвучали более гулко. Давно умершие мэры смотрели на
него со стен. Отслеживали его взглядами, негодуя, что он посмел явиться
пред их светлые очи. Он понимал, что глаза нарисованные, но...
челюстью очень уж злобно взирал на него, словно хотел спросить, что делает
недоумок из салуна во дворце мэра.
и ему немного полегчало. Во всяком случае, на какое-то время.
к стене столами. На одном он увидел остатки пищи: тарелку с куриной ножкой
и ломтями хлеба, полупустую кружку с элем. Глядя на тарелку и кружку,
одиноко стоящие на длинном столе, за который каждый день, не только по
праздникам, садились десятки людей, Шими особенно остро осознал значение
случившегося. На него навалилась грусть-тоска. Слишком многое изменилось в
Хэмбри, к прежнему возврата уже не было.
курицу и хлеб и запить их элем: день у него выдался длинным и трудным.
убедился, что никто его не услышал, и проследовал дальше.
отодвинул ее, заглянул в коридор, который тянулся вдоль всего дворца.
Широкий, как улица, освещенный газовыми канделябрами. Сам коридор пустовал,
но Шими слышал голоса, доносящиеся из других комнат, выходящих в коридор,
может, даже с других этажей. Он резонно предположил, что голоса эти
принадлежат горничным и другим слугам, оказавшимся по каким-то делам в
доме, но они очень уж напоминали ему голоса призраков. Может, один
принадлежал самому мэру Торину, прогуливающемуся по коридору как раз перед
ним (если бы Шими увидел его... какое счастье, что не увидел!),
прогуливающегося и размышляющего о том, что с ним произошло, гадающего, что
это за желеобразная масса, вытекшая ему на ночную ру...
джинсах и простой, в клеточку, рубашке, с зачесанными назад волосами,
бледным, но решительным лицом, сверкая темными глазами, стояла вдова мэра.
дворце остались стражники, подумал Шими. Может, оно и к лучшему.
она словно скинула с десяток лет. Ее черные глаза не отрывались от лица
Шими, лишая его возможности уйти от ответа. Шими кивнул.
Харта? - спросила Олив, как будто Шими придерживался противоположного
мнения. - Я, может, толстая и неуклюжая, но далеко не идиотка. Пошли. Дом-
на-Набережной не лучшее место для сэй Дельгадо. По крайней мере сегодня. В
городе слишком многие знают, что она здесь.
что ему снилось, только зная, что сны эти вызывают у него чувство беды...
он словно идет без остановки, попадая из одного безрадостного места в
другое, прислушиваясь к незнакомым голосам на площадях чужих для него
городов.
что психоаналитик из реальности Эдди, или Сюзан, или Джейка уверенно заявил
бы, что это его голос, голос его подсознания, но Роланд знает, что это не
так; Роланд знает, что очень часто голоса, которые звучат в наших головах
как наши собственные, на самом деле принадлежат самым ужасным чужакам,
самым опасным врагам нашим.
того, что произошло там, а потом увлекает за собой далеко-далеко...
зазывает этим странно-знакомым голосом, и он должен идти. Выбора у него
нет, потому что в отличие от Риа и Джонаса он не вглядывается в шар и
существ, которые что-то беззвучно говорят внутри его: он - в самом шаре, он
- часть бесконечного розового вихря.
пролетает над Спуском, поднимаясь и поднимаясь, сквозь сначала теплый, а
потом холодный воздух, и он не одинок в этом розовом вихре, который влечет
его на запад, по Тропе Луча. Шеб пролетает мимо него, склонив голову набок,