руку, но Джонас этого пожатия и не почувствовал. Он все улыбался, надеясь,
что внешне его изумление никак не проявилось. - Я боюсь, он был с ней...
как мужчина с женщиной. О, как это все ужасно!
убедиться, что за ними не наблюдают. Джонасу случалось видеть, как точно
так же оглядывались койоты и дикие собаки, урвав что-нибудь из еды. Он дал
ей выплакаться - ему хотелось, чтобы она успокоилась, иначе связного
рассказа у нее бы не получилось. Когда Джонас увидел, что поток слез начал
иссякать, он протянул Корделии чашку чаю:
подумал Джонас. Корделия поставила чашку и, пока он вновь наполнял ее.
воспользовалась кружевным panuelo [платок (исп.).], чтобы вытереть со щек
слезы.
ему не доверяю, как и всем троим, приехавшим из Привходящего мира, с их
поклонами и наглыми глазами, но особенно этому. Однако если между ними что-
то произошло (а я опасаюсь, что так оно и есть), аукнется это ей, не так
ли? Именно женщина в конце концов должна противостоять плотским желаниям.
нее его умение показать всю человеческую мерзость. Никогда розовые глубины
не открывали ей одного ребенка, который успокаивал бы другого, упавшего во
время игры, или усталого мужа, который положил голову на колени жены, или
стариков, мирно ужинавших на исходе дня, все это не представляло для
магического кристалла никакого интереса, да и для Риа тоже.
детей, мужей, учащих жизни жен. Она видела банду малолеток (Риа посмеялась
бы, узнав, что эти восьмилетние сосунки называли себя Большими охотниками
за гробами), которые подманивали костью собак, а потом ради забавы отрезали
им хвосты. Она видела ограбления и по меньшей мере одно убийство: бродяга
заколол своего спутника вилами после мелкой ссоры. Случилось это в первую
ночь непогоды. Тело все еще лежало в канаве у Великого Тракта к западу от
Хэмбри, прикрытое соломой и сорняками. Его могли найти еще в этом году, до
сезона дождей. Могли и не найти.
на солнце за столиком в "Зеленом сердце" и беседующих о... разумеется, она
не могла знать о чем. Но она видела взгляд старой девы. Втрескалась в
Джонаса по уши, краснела при каждом слове. Небось вся вспотела, возжелав
этого не выдержавшего испытание стрелка. Зрелище это вызывало смех, и Риа
надеялась, что время от времени кристалл позволит ей поглядывать на сладкую
парочку.
его в ящик с глазом-замком. Увидев Корделию, старуха вспомнила о
незаконченном деле, имеющем самое прямое отношение к блудливой племяннице
Корделии. Дело это она не довела до конца по более чем прозаической
причине: как только Риа решила, как ей поступить с юной нахалкой,
внутренняя буря поутихла и магический кристалл вновь открыл ей свои
глубины. Увиденное завораживало, и Риа начисто забыла о существовании Сюзан
Дельгадо. Теперь, однако, она вспомнила о своем плане. Пустить кота в
голубятню. А уж если речь зашла о котах...
хижины (как только погода наладилась, Риа вновь закрыла окна ставнями),
помахивая раздвоенным хвостом. Прыгнул ей на колени.
нос, вдыхая запах кошачьей шерсти.
представилась она не так скоро, как ему хотелось бы. Старушку пришлось
умасливать по первому разряду. Он понимал, что она ему еще пригодится. В
итоге он даже поцеловал ее в уголок рта (бедняжка так покраснела, что
Джонас испугался, а не хватит ли ее удар) и сказал, что обязательно
выяснит, так ли основательны ее подозрения.
не может. Кто-кто, а он умеет хранить тайны. Он знал, что Корделия не
успокоится, не сможет успокоиться, не получив убедительных доказательств то
ли своей правоты, то ли беспочвенности подозрений, но сам полагал, что все
это вздор. Молодые любят драму, не так ли? И если молодая кошечка видит,
что ее тетка чего-то опасается, она будет умело подкармливать тетушкины
страхи, вместо того чтобы свести их на нет.
штакетника, отделявшего огород от дороги, на ее лице читалось облегчение.
Джонас подумал, что она очень похожа на мула, которому чешут спину.
ли?
тщательным образом. Тут нельзя ошибиться, чтобы потом не сожалеть об этом.
- Он вновь поцеловал ее в уголок рта. - И ни слова обитателям Дома-на-
Набережной. Обещаю. Даже ни единого намека.
прежде чем убежать в дом, ее маленькие грудки, как камешки, прижались к его
рубашке. - Может, этой ночью я усну! Очень на это надеюсь!
головой, заложив руки за спину. Стайка мальчишек бежала по другой стороне
улицы. Двое размахивали собачьими хвостами с запекшейся на концах кровью.
крикнул ему один из мальчишек.
мгновенно, и перепуганные мальчишки увидели, с кем имеют дело: со
сверкающими глазами, ощерившимся ртом Джонас более всего напоминал волка-
альбиноса в человеческом одеянии.
то я вышибу вам мозги, чтобы порадовать ваших отцов!
собачий хвост лежал на тротуаре, как грязная тряпка. Джонас поморщился.
глянув на него, убрал револьвер в кобуру, заложил руки за спину и продолжил
свой путь, напоминая священника, поглощенного мыслями о богах. Что, во имя
богов, с ним случилось? Наставлять револьвер на детей! От переживаний,
подумал он. Волнения. Да, он волновался. Подозрения этой плоской вековухи
очень взволновали его. Не из-за Торина (даже если бы Диаборн оттрахал эту
девицу на городской площади на празднике Жатвы, Джонаса бы это не
взволновало)... но потому, что Диаборн (если подозрения не беспочвенны) и
тут обвел его вокруг пальца.
случится. Но если он дрючит эту девку, значит, случилось. Не так ли?
наложницей мэра, да так скрытно, что об этом до сих пор никто, кроме тетки
Сюзан, не догадывается, как это соотносится с его, Джонаса, мнением о трех
молокососах из Привходящего мира? Не он ли считает, что они с трудом найдут
собственные задницы, чтобы подтереться?
бы сказал Клей. Я не хочу, чтобы такое повторилось.
его друзьям? Что они выяснили? И кому сказали? Если Диаборн сумел
незамеченным подкатиться к избраннице мэра... и этого не заметил ни Элдред
Джонас... ни кто-либо еще...
что не кланялся, прижав сомбреро к широкой груди. - Не желаете ли свежего
грэфа, сэй? Только что отжал первую порцию, и...
перестань кудахтать.
конюшню, по пути обернувшись, чтобы убедиться, что не получит пулю в спину.
Испытывая при этом нелепое, но очень сильное желание пустить лошадь галопом
и раз навсегда забыть об этой глупой истории: о Торине, поседевшем
любвеобильном козле, Роланде и Сюзан с их юношеским увлечением, которому,
он в этом не сомневался, еще очень далеко до плотской любви. Рое и Клее с
их быстрыми руками и медлительными мозгами, Раймере с его честолюбием,
Корделии Дельгадо, которая, должно быть, уже представляла себе, как они
вдвоем лежат в постели, он читает ей стихи, а она плетет из цветов венок,
чтобы возложить на его чело.
интуиции. Да только на сей раз уехать не мог. Он поклялся отомстить этим
молокососам и всегда выполнял данное себе слово, хотя многократно нарушал
обещания, которые слышали от него другие люди.
с Благодетелем (да и не очень-то хотел, поговаривали, что Фарсон - безумец,
способный отчудить все, что угодно), но не раз имел дело с Джорджем Латиго,