от дребезжащего воя червоточины. Словно что-то ужасное надвигалось на него
- с безумными глазами и огромными красными когтями.
Встань так, чтобы я могла видеть тебя, идиот.
ему не спуститься. Капризный, возможно, спустится, но не он. Бедному Шими
одна дорога: в котел. Отбивная - на сегодняшний обед, бульон - на завтра,
копченое мясо - до Нового года. Вот какая его ждала судьба.
соприкасались, они стучали бы, как кастаньеты. Даже голос у Риа изменился.
словно клуб вонючего дыма. - Не важно все это... делай, что я тебе говорю.
Подойди ближе, Шими, сын Стенли.
ним. Капи, поднимаясь на холм, постоянно ржал, ржал без перерыва... а тут
замолчал.
из-под грэфа в руках. На шее, как ожерелье, свернулся Эрмот.
страдания придется ему пройти перед тем как умереть, если она укусит его.
Сегодня таких мыслей у него не возникло. В сравнении с Риа Эрмот казался
безобидным домашним зверьком. Щеки старухи провалились, кожа обтянула
кости, превратив голову в череп. Коричневые пятна проглядывали сквозь
поредевшие волосы, заполонили подбородок, словно армия насекомых. Под левым
глазом пламенела открытая язва, при усмешке губы обнажали несколько
оставшихся зубов.
не так ли?
Но, боги, получилось еще хуже. - Вы прекрасны, сэй! - выпалил он.
такой силой, что тот едва не плюхнулся на задницу. От прикосновения ее
пальцев, пусть и короткого, Шими покрылся гусиной кожей.
подходит. А теперь к делу. Принеси мне грэф, идиот.
поставил на землю, затем взялся за ремень, затянутый на маленьком бочонке с
грэфом. Шими знал, что она наблюдает за ним, отчего руки отказывались его
слушаться, но в конце концов он сумел распустить ремень и освободить
бочонок. Он едва не выпал из рук Шими, который уже представил себе, как
бочонок падает на каменистый двор и разбивается, но в последнюю секунду
юноша сумел его удержать. Понес бочонок к старухе и внезапно осознал, что
змеи-ожерелья уже нет. А секунду спустя почувствовал, как что-то ползет у
него по сапогам. Эрмот смотрел на него снизу вверх и шипел, обнажив две
пары ядовитых зубов.
Эрмот сегодня не в духах. Поставь бочонок за порогом, вот сюда. Для меня он
слишком тяжел. В последнее время я иной раз забывала про еду.
сказала сэй Торин, именно это он и делал), скорчил гримасу, терпя боль в
пояснице и не решаясь двинуть ногами, потому что змея все еще сидела на
них. Когда он выпрямился, Риа держала в руке старый грязный конверт,
запечатанный красным воском. Шими боялся подумать о том, какой компонент
придал воску такой цвет.
руку. - Ты ведь не умеешь читать, не так ли, идиот?
ночью ты найдешь Эрмота у себя под подушкой. Я вижу далеко, учти это, Шими.
Очень далеко.
словно лежала в нем не бумага, а металлическая пластина. И что за письмо
могла посылать Риа Корделии Дельгадо? Шими вспомнил тот день. когда увидел
лицо сэй Дельгадо, покрытое паутиной, и задрожал всем телом. Ужасная тварь,
что ползала по его ногам у порога ведьминой хижины, могла сплести ту самую
паутину.
кому - тоже узнаю. Запомни, сын Стенли, я вижу далеко.
чем доставить адресату, но знал, что не решится пойти против воли Риа. С
умом у него, конечно, было не очень, все об этом говорили, но он тем не
менее понял, зачем его позвали на холм: не для того, чтобы привезти бочонок
грэфа, но взять письмо и передать его кому следует.
его промежность. - Если я дам тебе съесть маленький кусочек одного гриба...
известного только мне... я действительно превращусь для тебя в красавицу.
рот идиотской улыбкой. - Эта штучка отвалилась у меня на прошлой неделе,
отвалилась, и все.
случалось с ней считанные разы, а потом расхохоталась. Схватилась руками за
живот, качаясь из стороны в сторону. Эрмот, удивленный столь странным
поведением хозяйки, уполз в дом. Из темноты донеслось шипение кота.
четыре пенни в нагрудный карман рубашки Шими. - Убирайся отсюда, живо. И по
пути не заглядывайся на цветы!
такой силой, что из щелей между досками полетела пыль.
К". На вопрос Катберта почему, Роланд только пожал плечами, обойдясь без
слов. Берт посмотрел на Алена, но не нашел ответа на его задумчивом лице.
А уж когда поднялись на холм, стало ясно, что возникло оно не на пустом
месте: бункер встречал их распахнутой дверью.
выстиранная одежда, которую они аккуратно развесили для сушки, кучей
валялась на земле.
на землю.
глянув на Роланда. А переведя взгляд на Алена, мрачного, но не особо
удивленного увиденным, мысленно поправился. Как вы оба ожидали.
поначалу не разобрал, что именно. Затем Роланд выпрямился и показал находку
своим друзьям. Волос. Очень длинный, очень белый. Он развел большой и
указательный пальцы, и волос упал на пол. И остался лежать между клочками
фотографии отца и матери Катберта Оллгуда.
не оборвали его дыхание? - услышал Катберт свой голос.
уничтожая его вещи.
как бы подчеркивающим, что ничего особенного не произошло, и он сойдет с
ума. Все мысли о дружбе и ка-тете ушли в глубины подсознания, вытесненные
слепой, раскаленной добела яростью. Джонас побывал здесь. Джонас мочился на
их одежду, назвал мать Алена шлюхой, порвал дорогие их сердцам фотографии,
разрисовал гадостями стены, убил их голубей. Роланд это знал... но ничего
не сделал... намеревался и дальше ничего не делать. Кроме как трахать эту
девку-наложницу. И трахать в свое удовольствие, потому что больше ему
просто ничего не нужно.
раз, подумал Катберт. Я об этом позабочусь.
собирать разбросанные по полу одеяла, словно перекошенное от ярости лицо
Катберта и его вскинутый кулак не имели к нему ни малейшего отношения.
взгляда на круглое и открытое лицо друга, теперь такое встревоженное, даже
испуганное, хватило, чтобы поумерить его ярость. Ален все-таки ни при чем.
Катберт не сомневался, что Ален знал о том, что творится в бункере, но
понимал он и другое: Роланд настоял, чтобы Ален ничего не предпринимал до
отъезда Джонаса.
свежий воздух. Ради твоего отца, пойдем. Тебе надо остыть. Сейчас не время
выяснять отношения.