Чтение 42–й страницы книги ~Святой Камбер~

поднял голову и улыбнулся.-- Я просил его когда-нибудь посвятить меня, но
это все откладывалось. Думал, вот дети подрастут, вот Катан повзрослеет,
чтобы принять заботы о графстве. Тогда уж... А теперь Катана больше нет. Его
сын и наследник совсем дитя.-- Он вздохнул.-- А мы здесь и сейчас, и я,
подобно Синилу, должен научиться жить с тем, что вынужден был выбрать.

Йорам на мгновение отвел глаза, потом снова посмотрел на отца.

-- Значит, ты поговоришь с Энскомом?

-- Думаю, да. Я хочу еще немного повременить и, если ты выяснишь, нет
ли поблизости Риса и Эвайн, я буду очень признателен. Вы трое будете моими
свидетелями в случае согласия Энскома.-- Камбер несколько минут стоял
неподвижно, глядя на огонь, умирающий в камине, потом перешел в молельню. В
комнатке горела только красная лампада, и, зажигая свечи на алтаре, Камбер
улыбался с наивной радостью простолюдина.

Нет, не надо никаких деринийских премудростей и ухищрений, он примет
решение с чистой и ясной душой.

Опускаясь на колени у аналоя, он прикрыл глаза руками и несколько минут
успокаивался, углубившись в слова молитвы, внутренне собираясь для важного
шага.

Сомнения не покидали. Все ли последствия учтены? Стоило покопаться в
себе, обратиться к памяти Алистера, добраться до границ подсознания. Камбер
легко расстался с реальностью-- переход в трансцендентное состояние был
освоен им еще в юности.

Когда он вернулся и поднял голову, свечи на алтаре стали на целый дюйм
короче. Задуваемое сквозняком пламя колыхалось и мерцало. Сверху, с креста
из дерева и слоновой кости, на него с состраданием взирало ясное лицо
Спасителя.

Камбер склонил голову набок, пытаясь заглянуть под прикрытые веки, и
недовольно скривил губы, как делал это ребенком, потом улыбнулся и
капитулировал. Ему показалось, будто лицо на распятии осветилось ответной
улыбкой или свечи разом моргнули.

Все равно добрый знак. Он пойдет к своему старому другу Энскому.
Откроет правду и положит ее к ногам того, кто одновременно был ему братом и
духовным отцом. А потом, если Энском согласится, примет священный сан.
Только так можно пройти посвящение в епископы.

Плохо сознавая, что произойдет дальше, Камбер стучал в дверь Энскома.
Он дышал с натугой, во рту пересохло, руки судорожно подергивались. Рядом, с
факелом в руках, стоял монах-михайлинец.

Что думал о нем этот брат, заметил ли его состояние? Камбер молился,
чтобы монах приписал его нервозность естественному волнению кандидата в
епископы. Тишина за дверью делалась невыносима.

Потом в нее ударил кулак монаха, а он сбивчиво бормотал что-то о том,
что слух у архиепископа сдает, уже не тот, что прежде.

Камбер замер с рукой, занесенной над дверью,-- с другой стороны двери
отодвигали засов. Отворил сам Энском. Растрепанный вид и заспанные глаза
говорили о том, что он только что покинул постель.

-- Прошу прощения, что тревожу вас в такое время, ваша милость,--
заторопился Камбер.

-- Алистер?-- в голосе архиепископа звучало сонное недоумение,-- Я
полагал, вы давно в постели. Что-то не так?

-- Не мог заснуть, ваша милость, мне нужно исповедаться. Вы не могли
бы...

-- Исповедать вас?-- Энском оглядел бывшего викария и посмотрел ему в
глаза, сон слетел с него.-- Мне казалось, что у вас есть свой
духовник-михайлинец, святой отец. Он что, в отсутствии?

Камбер отвел взгляд и вкрадчиво отвечал:

-- Он не архиепископ, ваша милость. Есть обстоятельства, заставляющие
обратиться именно к вам.

Камбер подкрепил свою речь многозначительным взглядом, и Энском
посмотрел на него так, словно только что увидел. Махнув рукой, архиепископ
отпустил факельщика, огонь поплыл по темному коридору, удаляясь, и Энском
отступил в сторону, приглашая войти.

Пока он возился с дверным засовом, Камбер уже стоял в центре комнаты,
не зная, куда спрятать глаза. Он был в смятении, самоанализ не избавил от
страхов и робости перед наступающим моментом откровения. За Энскомом он,
трепеща, вошел в молельню архиепископа, еще более изысканную, чем у
Алистера. Хозяин молельни надел лежавшую на аналое бархатную епитрахиль.

-- Благодарю, что приняли меня в столь поздний час, Ваше
Преосвященство. Я не стал бы беспокоить вас, но мою исповедь нельзя доверить
больше никому.

Энском приложился губами к епитрахили, расправил складки ночной
рубашки, указал гостю место у аналоя и направился к алтарю.

Камбер, ухватив за рукав, развернул его к себе и начал возвращать свой
облик.

-- Что!..

На глазах архиепископа на затуманившемся лице проступали черты
человека, отпетого в кафедральном соборе несколько дней назад. Энском
привалился к стене и потянулся к своему нательному кресту. Его рот
открывался и закрывался, наконец сложилось единственное слово: "Камбер!"

Камбер смиренно улыбнулся и опустился на колени у аналоя, на место,
предназначенное ему.

-- Прости, старый друг. Я знаю, как трудно, и то ли еще будет.

-- Но как?.. Ты был мертв! Я видел тебя! Я служил по тебе отходную!--
Энском качал головой и снова и снова смотрел на Камбера, проводя рукой по
глазам, словно желая избавиться от наваждения.

-- Тебе будут не по нраву мои объяснения, еще меньше понравится то, что
я должен продолжать начатое и просить твоей помощи. Алистер убил Ариэллу и
погиб. Умер он, а не я.

-- Но ты...

В это мгновение Энскома осенило, и он опустился на ступеньку перед
алтарем, как громом пораженный.

-- Ты изменил облик. Ты понимал, что утрачиваешь влияние, мы ведь даже
говорили об этом. И решил начать сначала, раз Каллен умер. Он был мертв?

Энском так испугался своей догадки, что не сумел ее скрыть. В то же
мгновение Камбер был возле прелата, устремив серые глаза в его смятенные
голубые.

-- Милый друг, не думай об этом! Как могло прийти тебе в голову, что я
убил друга и сподвижника ради своих политических выгод?

Энском отвел глаза.

-- Убийство-- очень страшное слово,-- прошептал он.-- Порой достаточно
отказать в помощи тяжело раненному, и результат будет тот же.

Наступила долгая тишина, потом Камбер ответил едва слышно:

-- Разве я из числа способных на такое?

Энском протяжно выдохнул.

-- Не думаю... Нет. Но я и предположить не мог, что ты примешь облик
мертвого.-- Он поднял голову.-- Скажи мне то, что я хочу услышать, Камбер...
и моли Бога, чтобы это было правдой.

Энском хотел видеть глаза Камбера, и Камбер тоже этого хотел. Они будто
пытались заглянуть друг другу в душу. Наконец гость заговорил:

-- Я не могу винить тебя в сомнениях, милый друг. Твоя совесть и
высокий сан требуют этого. Но, поверь, я ни прямо, ни косвенно не виновен в
смерти Алистера Каллена. Он был мертв, когда мы нашли его. Йорам может
подтвердить это. Он все время был со мной.

-- Йорам?

Энском облегченно вздохнул и вытер рукавом вспотевшее лицо.

-- Бог мой, Камбер, тебе придется дать мне несколько минут, чтобы
свыкнуться с этим.-- Он нервно потирал руки. Отвернулся в сторону и снова
заговорил, размышляя вслух.-- Ты поменялся оболочками с Алистером и исполнял
его роль... почти две недели.-- Он замолчал и взглянул на Камбера.--
Выполнял обязанности священника, не так ли?

Камбер покачал головой.

-- По существу-- нет. Мне удавалось не выходить за пределы своего
диаконского посвящения. Об этом можно не беспокоиться.

-- Но ты играл роль настоятеля михайлинцев. Не хочешь же ты сказать,
Камбер МакРори, что не служил мессу, не исповедовал и не совершал других
святых таинств, права на которые не удостоен.

-- Пока нет. Но...-- Камбер вздохнул,-- сегодня вечером, после не очень
деликатной подсказки моего сына, я понял невозможность продолжать такую
жизнь и, если ты не поможешь мне, завтра же признаться во всем. Многие, да и
ты тоже, считают меня отчаянно дерзким, но никогда не осмелюсь я принять
епископскую митру, не будучи священником.

Энском долго смотрел на него, отыскивая в дымке деринийской премудрости
чистое зерно истины, потом опустил глаза.

-- Значит, ты пришел ко мне получить священство?

-- Да. И это должно быть сделано сегодня, сейчас. Я приму любую
епитимью, искуплю, чем только можно, содеянное мной. Возможно, я преступил
дозволенные пределы в своем стремлении сделать добро Гвинедду. Но ради этой
страны я на все готов. Энском, у меня был сын, и я потерял его. Катан-- одна
из бесчисленных жертв Имра... Но это в прошлом. Ты поможешь, Энском? Введешь
меня в священство?

-- Камбер...

Голос Энскома замер, он смотрел на распятие над алтарем.

-- Камбер, ты понимаешь, о чем просишь? Это совершается раз и навсегда.

-- Я всегда желал быть священником, даже в детстве. И ты знаешь это.
Если бы братья не умерли так рано, я остался бы в семинарии, и мы с тобой
приняли бы священный сан одновременно. Сейчас я мог быть епископом, а может,
и занимать твой пост.

Он указал на перстень архиепископа на пальце Энскома, тот вытянул руку,
и аметист блеснул на ней. Архиепископ поднял голову, его голубые глаза
сияли.

-- Наверное, ты прав,-- он попробовал улыбнуться.-- Ты мог стать