десятка ножей на бедрах.
близко, а затем упала перед дверью на колени в позе мольбы, все еще держа
в правой руке горящую ветку.
широким шагом к завесе. Однако нож, на который я положила ладонь, вышел из
ножен.
клинок вонзился прямо в сердце. Он издал короткое удивленное проклятие и
рухнул ничком, угодив головой под край завесы, так что снаружи остались
только его туловище и ноги.
ударились о камни стены, и лишь одно нашло цель в затвердевшей глине. Но
они спешились, воины с обнаженными, бледными, как лед, мечами, и побежали
ко мне, гневно завывая.
просто агрессия, тут говорило чувство. Должно быть, этот капитан
пользовался у них популярностью.
горящую ветку в лица двух воинов, добравшихся до меня первыми, и когда они
отшатнулись, плюясь от боли, выхватила у обоих из рук мечи. Один клинок
разрезал мне ладонь почти до кости, когда я ухватилась за него; от крови
он стал скользким и держать его было трудно.
поэтому оно сковало меня не только тканью, но и неожиданностью. В конце
концов, запутавшись в нем, покрытая их и своей кровью, окруженная плотным
кольцом черепастых воинов, я получила свою смертельную рану.
стремительно сошлись. Луна плыла, словно выпуклый бледный нарост на лике
неба, а затем потемнела и пропала.
я вообще ничего не видела, кроме горячечных снов, о которых лучше забыть.
состояние, при котором смертельная рана самоисцеляется. Наконец, я
очнулась, ощущая сильную боль и огромную слабость, посреди угнетающей
темноты. Некоторое время мне думалось, что я вернулась под Гору и должна
начать все заново. Затем до меня дошла вонь истолченной земли, и я поняла.
Я лежала в могиле - меня похоронили Темнокожие. Не так уж и странно -
подобно многим другим примитивным народам, они страшились духов
неумиротворенных покойников. Возле меня даже положили немного сушеных
фруктов и глиняную чашу с молоком и оставили на мне одежду и шайрин, да
вдобавок накрыли мне лицо черной тканью. К счастью, почва была настолько
сухой и рыхлой, что не особенно давила на меня и не мешала дышать, да и
могила была неглубокой, так как Темнокожие, несмотря на все страхи, не
уделили мне много времени. Тем не менее, вырываться на волю мне
потребовались долгие часы, и в своем болезненном состоянии я испытала
всевозможные ужасы - что я и в самом деле умру, что я никогда не выберусь
на поверхность, что, наверное, я все-таки умерла, а это какая-то
болезненная фантазия. Но в конце концов земля подо мной и вокруг меня
подалась, осыпая меня, проникая в рот и глаза, и я выползла в чистоту
серого дня. С плачем я упала на землю, но не смогла двигаться вновь, пока
солнце не нависло пурпурным диском низко над горизонтом.
едва удалось различить скальные стены, деревья и поднимающийся над ними
дым кухонь. А вблизи находилось нечто более интересное - лоскут пастбищ
где разочарованно щипали желтоватую траву три-четыре тощие костлявые
лошади.
добралась до ограды - как раз в тот момент, когда туда же подошел молодой
парень, чтобы увести животных на хутор. Он бросил на меня единственный
взгляд, побелел, а затем повернулся и убежал со всех ног, крича от страха.
И неудивительно - ведь я же была трупом, и позади меня зияла разверзнутая
могила; я шла, серая от грязи и пыли, с руками, покрытыми кровью от
сорванных ногтей, со свалявшимися, слипшимися от глины волосами, белыми,
как иглы какого-то странного животного: дух, живой мертвец. Лошади тоже от
меня шарахнулись, но мне удалось схватить одну за беспорядочную жесткую
гриву. Напряжение, потребовавшееся для того, чтобы забраться на нее,
лишило меня последних сил. Я навалилась всем телом ей на шею, слегка пнула
ее в бок, и она рванула испуганным галопом.
ровными, местами выступавшими, местами - ушедшими в землю.
вокруг царила пронизанная лунным светом темнота, черно-белый мир пустынной
ночи.
этом направлении. Позже мне пришло в голову, что хуторяне, вероятно, время
от времени ездили этой дорогой, и лошадь, откликаясь на знакомый пинок,
рванула по ней. Менять курс не имело смысла.
приземистых и ветшающих. И древняя дорога, такая похожая на Лфорн Кл
Джавховор, по которому я путешествовала с Дараком. Впереди пустыня и
дорога раскинулись до самого края земли, неустанно и монотонно. Луна
прожигала в моих глазах белые дыры.
древней Дороге, но, должно быть, я все таки знала. К рассвету я начала
ощущать притяжение. И рыба, вытащенная на берег в жестокой сети, не может
почувствовать себя более беспомощной. И все же я не испытывала ничего
похожего на ужас, ощущаемый рыбой. Я радовалась, что меня притягивает,
влечет; взволнованная, ликующая, окрыленная. В меня вливалась новая сила,
укрепляя и согревая меня. Я выпрямилась и шлепнула лошадь ладонью. Та
какое-то время шла неспешной рысью, теперь же она снова побежала вперед
очень быстро и уверенно по этой дрянной мостовой.
брошенная в воду соль. На востоке почти у меня за спиной облака
раскалывались золотыми трещинами.
индиговым впереди. Но затем солнце пробилось на волю и озарило его, и я
отлично увидела, к чему же я спешу. Примерно в двух милях от меня
начинался постепенный подъем, и мостовая стала широкой дорогой, идущей по
насыпи, возвышавшейся примерно на пятьдесят футов над окружающей
бесплодной пустыней. Милей дальше по обеим сторонам ее стояли две огромные
колонны, высеченные из темного камня, и дорога там казалась укрепленной и
ровной. За ними, примерно в пяти милях от меня, монотонная местность
извергла из себя огромную скалу с плоской вершиной и черную, как слепота.
А на вершине этой скалы стоял Город.
Возносящиеся шпили и многоступенчатые крыши отражали солнце, как зеркала.
дыша. Насколько древним был этот Город? Достаточно древним. Он стоял еще в
их время; они, Древние, построили его руками своих рабов. Я не испытывала
ни отвращения, ни страха, только потребность быть там, среди этой
сверкающей темноты.
множество скованных людей идут медленнее, чем едет одинокий всадник как бы
сильно их ни хлестали.
темными колоннами, очень высокими, увенчанными высеченными языками пламени
и фениксами с золотой отделкой. Свет стал полным и резко-ярким. Внезапно я
увидела впереди в миле от меня ползущую массу - черных всадников и
спотыкающихся людей, скованных друг с другом тусклым металлом. Пленные
караванщики и приезжавший за ними отряд, люди с мечами, пронзившие мне
сердце, что для них означало смерть.
сбавлять темп всякий раз, когда я оставляла ее без внимания. Воздух запел,
и силуэты пустыни стремительно понеслись мимо меня. Неприятная процессия
впереди становилась все ближе и ближе.