Танит ЛИ

В ПОИСКАХ БЕЛОЙ ВЕДЬМЫ

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВЕЛИКИЙ ОКЕАН

Лодка, которую украл Зренн, была яликом, очень похожим на лодку
Квефа, но плавать под парусом на ней было можно. Раб установил мачту и
развернул груботканый квадратный парус, чтобы поймать утренний ветер,
который дул порывами с материка. Потом он рассказал мне, - со мной он был
необычайно разговорчив, - как люди его племени плавали туда и назад по
Дикой реке, занимаясь торговлей, и чувствовали корабли и лодки так же, как
чувствовали богов, - наследственная мудрость, переходящая от отца к сыну.
Эта голубая река тянулась на миллионы миль к западу и к северу. Он сидел
на веслах с детства, пока на него не обрушилось ярмо рабства и он вместе
со многими другими не был уведен в Черный Эзланн, потом его обменяли в
Со-Эсс и наконец после налета он оказался в Эшкореке.

Длинный Глаз был на четыре года младше меня, а выглядел вдвое старше.
Он рассказывал, что девушки его племени достигали брачного возраста лет в
одиннадцать - даже в диких племенах это считалось рано. Не удивительно,
что бедные женщины изнашивались прежде, чем достигали двадцати, выглядели,
как иссохшие ведьмы, к двадцати пяти и через пару лет умирали. Мужчинам
было немногим лучше. Сорокалетний старейшина встречался редко и был весьма
почитаем. Их волосы седели на двадцатом году. Я имел наглядное
свидетельство этому, так как в шевелюре Длинного Глаза, цвета воронова
крыла, уже блестели серебряные нити. Странно, но его лицо оставалось
чистым. Я ему даже завидовал, так как густая поросль на моей челюсти и
верхней губе лезла неудержимо.

Длинный Глаз поднял парус, чтобы поймать ветер, свободно поставил его
и взял весла, когда ветер стих. Ночью лодка дрейфовала, но с помощью
разных ухищрений он держал ее по курсу. Мы должны были двигаться на
юго-юго-восток, как говорила его старая карта. Мы наживили леску провизией
покойного Зренна и наловили рыбы. В лодке был даже небольшой мангал, на
котором мы могли испечь рыбу, и две глиняные бутылки, в них Длинный Глаз
налил свежей воды из ручья на острове. В океане чувство дискомфорта
исчезло. Океан не оставил меня равнодушным. Высокое небо, большие облака
по краям, которые казались такими близкими, что хотелось их потрогать;
свет ясного дня, проникавший сквозь воду, как сквозь стекло; блеск рыбы,
сияющей холодным огнем в темноте; море, одетое в фосфоресцирующие кружева:
весла, задевая их, становились серебряными.

Оглядываясь на это отчаянное приключение, я пытаюсь вспомнить, что же
я должен был чувствовать, с фантастически мрачным оптимизмом обрекая себя
на неизведанное. Думаю, что моя жизнь двигалась слишком быстро для меня, а
я лишь торопился за ней. Это могло бы объяснить и мое самодовольство, и
странное тяжелое чувство ожидания, проглядывавшее за ним.

Так прошло пять дней. Погода была обманчива и, как я мог заметить,
угрожающе спокойна. Вниз, под днище лодки, уходило сине-зеленое и
прозрачное море, превращаясь в травяной лес, населенный рыбами.

К концу пятого дня, когда невинное небо заворачивалось в алый закат,
что-то нависло над восточным краем моря; полоса скал, освещенная красным,
протянулась с юга на север, пропадая из виду.

Ветер стихал, море было густым, как сироп. Длинный Глаз убрал мачту и
стал грести. Мы добрались до скал, когда последние блики погасли. Берег
был крутой. Основание склона было замусорено водорослями - зелеными
волосами морских русалок. Должно быть, они наслаждались любовью на голых
рифах. На ночь мы вытащили лодку на берег, и обнаружили, что его посетили
птицы. Одна из них стала нашим ужином.

Удивительно, но эта стена из камня, разбившая, как казалось, океан
пополам, была всего лишь около мили шириной. Когда взошла луна, я
вскарабкался на утес-бастион и посмотрел на запад, за барьер, на новые
мили воды, окрашенные в белый цвет, и на еще один океан - океан звезд.
Может быть, здесь затонул континент, оставив лишь вершины высочайших гор,
превращенных безразличным морем в утесы.

Каждый день я по-детски ждал, что достигну новой земли, и думал, что
эта коса - ее аванпост. На восходе солнца, после завтрака, состоявшего из
двух яиц (еще две птицы потеряли шанс на жизнь), мы столкнули лодку в
воду. Я взял весла; и бог чувствует потребность в физической работе.
Длинный Глаз был впередсмотрящим. Он и увидел туннель, который вел сквозь
утесы в открытое море.

Небо напоминало внутреннюю часть глазурованного горшка. Небольшие
светлые пряди бледно-голубых облаков - это все, что нарушало его гладкое
совершенство. В этот день шторма не было, он начался на следующий.

Океан, который повсюду считается существом женского рода, подчиняется
женским законам измерения. Она хочет, чтобы вы ее любили, но она возьмет
вас в залог с потрохами. Мужское значение и превосходство - то есть
корабли - она выносит с ласковым ворчанием, вскоре предполагая заглотить
вас в голодную соленую утробу. В своем милосердии она обещает наказание
кнутом.

Тот день сверхъестественного спокойствия окончился еще одним алым
медным закатом. Из водяной ряби выпрыгивали рыбы, инкрустированные
рубинами вдоль спинных плавников, их крылья были расправлены, словно они
хотели взлететь в красные облака. Затем последовала черная ночь без ветра.
Затем - серебряный рассвет, гладкий, как металл. К середине утра каждая
волосинка на моем теле была наэлектризована.

- Что это? - спросил я у Длинного Глаза.

- Слишком тихо. Возможно, будет шторм.

Я посмотрел вокруг, как идиот, как человек, который ищет что-то ему
очень нужное, зная, что этого рядом нет.

Мы были в дне пути от земли позади нас, а впереди не было видно
ничего. По бесстрастному поведению Длинного Глаза трудно было заключить
наверняка, какая именно разновидность дурной погоды нам угрожает, но
воздух не сулил ничего хорошего. В один момент небо потемнело до
железно-зеленого цвета.

- Идет, - сказал Длинный Глаз.

Никогда еще в моей жизни не слышал я столь короткой угрозы.

Сюда меня бросил слепой поиск, мечта о Силе, которая неуклонно вела
бы меня прямо к цели.

Одеревеневшее лицо Длинного Глаза было невозмутимым. Рядом с богом он
был спокоен.

- Длинный Глаз, - сказал я, - ты, наверное, думаешь, что я собираюсь
поработать, чтобы рассеять бурю?

Он пожал плечами, и эта сверхъестественная уверенность разбила
остатки моей летаргии.

Затем пришел шторм, ураган. Звуки ветра доносились до нас, смешиваясь
с плеском волн. Это было похоже на вой огромных голосовых связок, и
оттого, что эти звуки, казалось, напоминали что-то человеческое или
животное, ничуть не становилось спокойнее. В реальном мире для такого
звука нет места, но он, несомненно, был. Это был звук, от которого
хотелось убежать, хотя бежать нам было некуда. Потом дерево молнии
заслонило темное небо, его ветви и сучья перекрывали небосвод от горизонта
до горизонта. Шторм шел от корней молнии, и лист твердого и одновременно
абсурдно легкого свинца шарахнул, как молот, прямо по лодке. Она
подпрыгнула, как прыгали летающие рыбы, будто хотела освободиться и
улететь.

Море обрушилось на меня. Рот был полон воды. Я пытался вдохнуть, но
только еще больше наглотался воды. Волна катилась за волной. Лодка храбро
пыталась удержаться на их гребнях. Под килем разверзся обширный провал
между двумя валами - черно-зеленый, напоминавший гниющий моток
эшкорекского шелка. Лодка качнулась, побалансировала на его краю и
опрокинулась.

Получалось, что непобедимый бог должен утонуть: непобедимый бог не
умел плавать.

Черная вода сомкнулась над моей головой, я оказался в воде, как в
бутылке. Удушье не давало мне выбраться из этих плещущихся чернил.

Длинный Глаз, который хорошо научился плавать в ядовитой голубой
реке, где и один глоток был смертелен, выудил меня. Он заставил меня
обхватить руками плавающую мачту. За бесценным мгновением, когда я глотнул
свежего воздуха, последовали пятьдесят секунд погружения в очередную
волну. Глаза и уши резал ветер. Даже в темноте я видел лицо Длинного
Глаза, оно было таким же пустым и невыразительным, как всегда. Когда
следующий вал обрушился на нас, Длинный Глаз зажал мне рот и нос ладонью,
чтобы предохранить мои легкие от новой порции воды. Парусным канатом он
привязал свою левую руку к мачте. Теперь, когда море бросало волны в
небеса с частотой пульса, он кое-как ухитрился привязать к своему
спасательному плоту и мою левую руку.

- Дурак, - сказал я, - не того хозяина ты выбрал, глупый раб.

Для разнообразия на сей раз черное небо упало на черное море.

На самом деле ураган, его первый акт, длился около трех часов. Не
знаю, как мы его пережили. Все, что я знаю, - я хлебнул моря и отдал его
назад. Удары моря и ветра пощадили меня, хотя мне казалось, что все мои
переломы снова открылись. Я не чувствовал ног до самой промежности, а там
я ощущал болезненную эрекцию, как будто море и в самом деле решило