боги. Я обрел покой - покой, которого не знал прежде и который покинет
меня в будущем, потому что я не верил, что можно долго пребывать в
безмятежности, этом чуждом людской душе состоянии, и в то же время обитать
в человеческом мире. Мне казалось, что я проник в глубочайшие тайны моего
"я" и всего сущего, возможно, так оно и было на самом деле. Это была цена,
которую я платил жизни и живому, потому что когда я снова оживу, я должен
буду забыть их. В мифах многих народов пророк идет в пустыню, в безбрежные
просторы песка и снега, или поднимается на бесплодную черную гору. И когда
он возвращается к людям, его глаза горят вдохновенным огнем, а лицо
становится совершенно другим. Он рассказывает людям, что видел Бога. Мне
хочется думать, что Бога, если он вообще есть где-нибудь, надо искать
только в людях. Самородок золота ищут среди грязи. Мне также хочется
думать, что пустыня, на мгновение или на вечность, очистится от грязи.
Возможно тогда, вернувшийся пророк сказал бы не "_я _в_и_д_е_л _Б_о_г_а_",
но "_я _в_и_д_е_л _с_е_б_я_".
пещере, но я не уверен в том, как никогда не буду уверен до конца в тех
тайнах, что я познал там.
солнце, и столб водопада стал оттаивать с восточной стороны. Яркие капли
понеслись вниз к водоему. Я не чувствовал ни голода, ни жажды, ни темноты,
ни слабости. Действительно, я ощущал себя нормальным, сильным и
энергичным. Мой ум был ясен, а тело готово для дальнейших действий,
которых я потребую от него. Вот это-то и была явная нелепость, и я знал,
что это - явная нелепость: мечтательное состояние прошло, я снова был
простым человеком и рассуждал, как человек. Однако попытаться стоило. Я
встал, потянулся, и мои полнокровные артерии с пением отозвались во мне.
Мне было холодно, но я чувствовал, как каждая частичка моего тела мучилась
от неподвижного лежания больным здесь, на обледенелой земле. Минуту спустя
я выбежал из пещеры и бегом пересек долину туда и обратно.
как клоун. Я вспомнил Сгинувшую Расу.
Демиздор, вспомнил о Сарвре Лфорн с фруктами из драгоценных камней, о
несуществующих отхожих местах... Да, они не ели, не избавлялись от
побочных продуктов переваривания пищи - двух жестокостей природы, без
которых не может обойтись человек. Вспомнил свой стыд, потому что не был
свободен от таких неотъемлемых свойств организма. А теперь? Теперь я был
одним из них. Заговорила кровь. Кровь моей матери, ибо она, как белый
призрак, была явным потомком того Потерянного народа с белыми волосами и
белыми металлическими глазами.
котомку. Достав серебряную маску, которую подонки Ланко в ужасе швырнули
мне, я долго пристально смотрел в ее пустые глазницы.
наследственности во мне. Может, во мне вообще ничего не было от отца,
кроме физического сходства, нескольких воспоминаний о нем, оставшихся в
клетках моего мозга, - короткие вспышки его честолюбия, которое как раз
предшествовало моему появлению. Не считая этого, мои способности,
по-видимому, перешли ко мне от нее. Даже в тот раз, на скале крепости у
Эшкорека, когда я думал, что это его тень и его желание ведут меня, когда
я вдруг заговорил на чужом языке, как если бы он был мне родным, даже
тогда, вероятно, это было просто проявлением Силы, перешедшим как
наследство от нее, Силы, взорвавшейся во мне, потому что это был
благоприятный момент и потому что я нуждался в ней.
ни в какой другой субстанции, чтобы питать себя, я отправился на север
через хребты курящихся гор. Через пять дней, спускаясь с перевала, я
заметил, что климат смягчился.
достаточно узкая, чтобы сильный человек мог ее перепрыгнуть.
встретил рощу черных дубов, обвитых зеленым плющом. С высокой террасы я
увидел, как внизу на северо-западе море вдавалось петлей в сушу. Я
направился туда и незадолго до вечера обнаружил на берегу небольшую
деревеньку.
солнца. Люди - на расстоянии они выглядели обыкновенными людьми - около
большого костра чинили сети. Я уловил запах жареной рыбы, который больше
не волновал меня. В окнах домов светились желтые лампы.
продолжил свой путь к месту, где, по моему мнению, находилось жилище
Уастис. Я хотел получить ответы на свои вопросы и еще, возможно, желал ее
смерти. Однако, любовь к живому - это любопытная вещь, и в определенные
моменты она, как винные пары, ударяет в сердце и голову.
догорание низкого солнца, я понял, что для того, чтобы быть благодарным за
свое рождение, мне нужно только одно - существовать.
Зима стала мягче, и местность изменилась. Вдалеке я увидел город с
крепостными стенами и башнями. Над моей головой пролетали птицы. Я видел
пастбища и виноградники. Сейчас все дремало под снегом в ожидании весны,
которая раскрасит землю в другие цвета. Раза два я обнаруживал, что
нахожусь на дороге: мимо проходили люди. Лохматые лошадки влекли кибитки с
крышами из натянутых крашеных шкур. Какой-то парень в открытой колеснице
бешено пронесся, будто спасаясь от некоей фурии, обругав меня за то, что я
якобы оказался у него на пути. Колесница с большими колесами казалась
довольно неуклюжей, она была обита бронзовыми бляшками. Возница - молодой
мужчина с подрезанной на затылке светло-рыжей шевелюрой, - по-моему,
выглядел как представитель племени моуи, но одетый как горожанин Эшкорека,
хотя фасон платья в чем-то и отличался: обширный плащ из алой шерсти
закреплялся на шее и спускался складками. На правом плече плащ завернулся,
и был виден серый мех подкладки. Примерно через день после этой встречи
мимо меня проехала в паланкине, задрапированном шкурами белого медведя,
какая-то женщина. Сама она была закутана в другие белые меха. Ее волосы
также были светлые, но все-таки темнее, чем у моийца. Она приказала своим
носильщикам и трем конникам, сопровождавшим ее, остановиться. Один из
всадников догнал меня, чтобы вернуть назад, к ней. Она хотела знать, кто
я, куда следую и можно ли мне оказать какую-нибудь услугу. По-видимому,
куда бы я ни шел, мне придется встречать женщин, подобных этой.
котором мы говорили, каким-то странным образом напоминал мне городской
диалект Эшкорека, хотя довольно существенно отличался. Она рассказала мне,
что она - дочь знатного господина, хозяина земель, начинающихся за
следующим холмом. Примерно в миле отсюда дорога сворачивала к его дворцу с
розовыми башенками. Она пригласила меня, прервав мое путешествие,
погостить у них. Когда я вежливо отказал ей, она рассмеялась. Так как я не
назвал свое имя, она стала игриво звать меня Зерван, что на этом языке
означало что-то типа "темноволосый незнакомец". Из этого я сделал вывод,
что темные волосы здесь были необычным явлением.
сказала:
богиню. А! - с триумфом добавила она. - Он бледнеет! Значит, я права.
внезапно нашел то, что так долго искал, и это потрясло меня.
вид.
двухсот миль, а затем - перебраться через реку. Но лучше оставайся со
мной.
указала мне путь. Она поцеловала меня, и мы распрощались.
этого: морской простор, и из этого моря поднимается белая алебастровая
гора, как раз напротив города - россыпи домов на берегу.
сине-стальное море плескалось о берег среди плавающих льдин. Мертвую
Малмиранет несли к ее гробнице, и ветер ворвался вовнутрь, чтобы разбудить
меня во мне. Демиздор раскачивалась на шелковой веревке: ее шея была
сломана, как шея птицы. Тафра с уже невидящими глазами умирала у меня на