слоновой кости в форме ее подкрадывающихся детенышей. Вся эта мебель так
же, как и пол с подогревом, была покрыта белоснежными мехами и
покрывалами.
умирают естественной смертью, или волнистую шерсть животных. - Она странно
взглянула на меня и сказала: - Но ты охотился часто, и тебе этого не
понять. А теперь можно предложить тебе немного пищи и вина?
здесь еда? Может, несмотря на хвастовство Мазлека в гостинице, кто-то из
лекторрас все еще нуждается в том, чтобы набивать живот?
воздухом, как и полагается, если верить слухам, любому волшебнику.
ее на стул-львенка. Она пристально смотрела на меня, и ее лицо заострилось
от голода одиночества, будто она заметила вдалеке убежище, которого
никогда не могла достичь. Я подумал: "Ей девятнадцать, но, возможно, она
никогда не знала мужчину, никогда не встречала такого, кого пожелала бы, и
никто не осмелился заставить ее".
постель, или это было какое-то древнее желание, или страх в ее сердце.
Потому что она, к тому же, выглядела испуганной.
Она не остановила меня, но только продолжала смотреть мне прямо в лицо.
Что же до меня, то мои глаза были прикованы к этой кружевной завязке, а
сам я для безопасности нес всякую чушь.
лишь скромным загородным домом. Однажды я видел их подземную дорогу,
покрытую драгоценными камнями и металлом, а свод над ней был высок как
небо. Они называли эту дорогу Путь червя. А этот дворец они, вероятно,
назвали бы Голубятня или Хижина. Подходящее жилище для ведьмочки, которая
доит коз и собирает фрукты своими белыми ручками. - При этом я взял ее за
руку, предвидя, что между нами снова проскользит электрический разряд, как
это было в первый раз. Но теперь он только зажег нас. Только искорки
нервов пробежали по моей коже, когда я коснулся ее. - Ну, - сказал я.
как потолок, ее белизна сияла из-под него. Ее тело казалось огнем,
пытающимся прожечь эту одежду, чтобы достичь меня.
меня сюда, и я охотно шел за тобой.
забыла обо мне.
моим, еще до того как смог найти нужные слова, в горячем поцелуе. Ее тело
прильнуло ко мне. Плечи освободились от голубой води платья. Из одежды к
моим рукам поднялись груди, каждая с алой звездочкой огня, ставшей осью
моих ладоней. Она отвернула голову и тихо попыталась сказать, что так не
должно быть. Но ее руки уже ласкали мою спину, и она прильнула ко мне, как
будто мир рушился, и остался только я, чтобы спасти ее.
наши тела, огонь пронизывал нашу плоть. "Это новое ощущение", - подумал я,
но эта мысль тут же выгорела из моего черепа. Платье как бы само звало
меня освободить от него ее прекрасное тело. Ее ноги были прохладные и
гладкие, но внутри их пылал огонь. Серебристый пушок внизу ее живота не
был похож на человеческий, как и никакая другая часть ее распростертого
тела, лежащего передо мной в свете свечей, как груда белого снега с
рубиновым пятном рта, двумя алыми звездами на грудях и розовой пещерой во
льду. Она не была девственницей, однако, как у какой-нибудь молодой богини
в легендах, ее невинность, казалось, вернулась к ней специально для меня.
Но она, похоже, была искушенной.
диким наслаждением, ничего больше не отрицая.
ее глаз губами и ощутил солоноватый привкус. Я спросил ее, почему она
плачет.
было иначе.
нравимся друг другу, ты и я.
и ту же дверь, что мы брат и сестра? Неважно. У нас разные отцы. Кроме
того, это слишком дикий взгляд на жизнь, чтобы помешать маленькому
кровосмешению. Или, может, мне надо предположить, что ты воспитывалась
среди дикарей? По-моему, тебя обучала Джавитрикс.
удовольствием, теперь снова превратились в огромные опаловые диски,
непроницаемые, но проникающие повсюду.
волшебную гору - твою родину?
мне путешествовать одному.
эту тень, легшую на ее лицо, как надвигающаяся ночь. - Я встану на колени
перед твоей Карраказ...
руки. - Не ходи к ней теперь.
что легла со мной в постель, и будет наказана. Это уже слишком для нашей
милой матушки".
тебе, это пророчество, предостережение. Оставь остров и живи своей жизнью
где-нибудь вдали. Забудь о том, что сейчас было между нами, и о своих
поисках Карраказ. - Ее гнев опал, и она мягко произнесла: - А теперь пусти
меня.
здесь. Я признаю, ты - мой победитель, и я уступаю тебе. Но теперь все. Ты
не заставишь меня сопротивляться. Ты не знаешь женщин с этой горы.
сопротивляться, а только когда я вошел в нее, застонала. Изгиб, где
встречаются ее плечо и горло, источал аромат каких-то незнакомых цветов,
сильнее, чем апельсиновый цвет. На секунду моя голова наполнилась светом,
затем тьмой, и последний завершающий удар был похож на удар ножа в мое
сердце.
приход. Это было всего лишь еще одно зазубренное лезвие, подобранное в
холодном рассвете, что разбудило меня одного в том месте.
воспоминанием, чем, возможно, он и был на самом деле; или он был
фрагментом какой-то другой жизни, где среда обитания была иной.
высокому окну, посмотреть на марширующие на улице войска. Была зима, земля
покрыта белым снегом, на котором резкими черными пятнами выделялись люди и
лошади. Он тоже был черный, черные одежды, черные волосы, смуглая кожа и
черные драгоценные камни на ней. Гораздо чаще бросая взгляды на него, чем
на его войска внизу, я вдруг с тревогой увидел отчетливый образ, как
обычаю рисует ребенок, темный столбик с пустым пятном вместо лица. Но
затем отец сказал: "Смотри вниз". Я тут же повиновался ему. Мне было пять
лет, однако, я знал, меня научили: ему все должны повиноваться. "Ты должен
запомнить на всю жизнь, - сказал он, - что ты наследуешь это, стремишься к
этому, тренируешь свое тело и ум для этого. Я не хочу, чтобы ты возился со
щенком, как какое-нибудь крестьянское отродье в этом возрасте. Ты родился
моим сыном, чтобы стать таким, как я. Ты понимаешь меня?" Я ответил, что
понимаю. Он поднял на меня глаза, которые были как дна потухших угля, и
опустил меня с рук. И я понял, что ненавижу и боюсь его и что эти чувства
связывают нас - испуг и детское проклятье, которое однажды станет мужским.
И тогда я должен буду убить его так же, как он убил мою собаку. Или он
убьет меня.
золота и зеленых драгоценных камней. Я никогда не видел ее без маски. Тем
не менее, несмотря ни на что, она была моим прибежищем, а я - ее, если
такое доступно пониманию пятилетнего ребенка. Свет, льющийся из окна
особняка, разбудил меня, а ласка ее рук во сне была похожа на
прикосновение Рессаверн.
Посняков Андрей
Семенова Мария
Юрьев Сергей
Володихин Дмитрий
Русанов Владислав
Корнев Павел