им вслед, тогда как другие уже собрались идти дальше. На лице его были
написаны испуг и изумление. Казалось, он собирался броситься в погоню за
женщиной и ребенком, но тут его окликнул усатый здоровяк: "Пошли, Хэнди!"
[Handy (англ.) - ловкач], и он подчинился.
бежала до тех пор, пока не начала задыхаться и не была вынуждена опустить
малышку на землю. Девочка не задавала никаких вопросов и, похоже, не очень
испугалась. Как только Гоха смогла идти дальше, Ферру взяла ее за руку и
постаралась идти так быстро, как только могла.
тих, но Гоха понимала ее.
когда злюсь. И становлюсь похожей на вас, краснокожих варваров западных
островов... Смотри, вон тот городок впереди, должно быть,
Родник-под-Дубами. Это единственное жилье человека на этой дороге. Мы там
остановимся и малость передохнем. Возможно, нам дадут немного молока. А
затем, если ты почувствуешь, что в силах идти дальше, мы снова двинемся в
путь и будем в Соколином Гнезде, надеюсь, еще до прихода ночи.
и грецкими орехами. Затем они зашагали дальше.
наконец, до деревни и направились к дому Огиона, стоящему на вершине
утеса. На западе, над темными громадами туч, что нависли над свинцовой
гладью моря, засияли первые звезды. Легкий бриз шевелил короткую траву. В
загоне за низеньким домиком блеяла коза. Единственное окошко тускло
светилось в темноте.
девочку за руку и постучала.
оставив после себя золу и черные головешки, но масляная лампа на стене еще
испускала едва заметное свечение. И тут послышался голос Огиона, лежащего
на соломенном тюфяке в дальнем углу комнаты:
огонь, а затем села, скрестив ноги, у тюфяка Огиона.
некогда волосы поседели и поредели, а тусклый свет лампы не вызывал
ответной искры в его глазах.
она.
волосам.
отсветы на стены и низкий потолок, отчего тени в углах длинной комнаты еще
больше сгустились.
затянула острова. Он отправился на запад, держа в руках ветвь рябины. И
канул во мрак. Я потерял своего сокола.
расслабился и задремал, Тенар наслаждалась покоем после тяжелого дня,
проведенного в дороге. Она растерла ноющие ноги и плечи. Большую часть
последнего долгого подъема ей пришлось тащить Ферру на закорках, поскольку
малышка от усталости начала задыхаться.
хлебом с парным молоком, которые она нашла в маленькой кладовой, Тенар
опять села у постели мага. Пока он спал, она думала о чем-то своем, глядя
на его лицо, на пламя очага, на густые тени.
сидела, погруженная в свои мысли, далеко-далеко отсюда, в комнате без
окон, будучи Съеденной, служанкой и жрицей темных сил земли. А затем она
словно вновь стала женщиной, урвавшей часок ото сна, чтобы побыть одной и
поразмышлять, сидя на кухне погруженного в тишину дома, во внутренних
комнатах которого мирно спали муж и дети. И вот, наконец, она снова вдова,
пришедшая сюда с обожженным ребенком, которая сидит у постели умирающего,
надеясь, как и все женщины, на скорое возвращение из дальнего похода
мужчины. Но все они - жрица, жена и вдова - носили имена, отличные от
того, каким назвал ее Огион. Так звал ее Гед во тьме Гробниц Атуана. Так -
давным-давно, далеко-предалеко отсюда - звала ее мать, от которой в памяти
остались лишь тепло рук и желтоватое пламя очага; мать, давшая ей это имя.
сосновую ветку, выбросил ярко-желтый язычок пламени.
помогала ему, пока он немного не успокоился. Затем они оба задремали, ее
усыпило его ровное дыхание, изредка прерываемое невнятным бормотанием.
Однажды, глубокой ночью, он вдруг громко спросил, словно встретившись на
узкой тропинке с каким-то старым другом: "Так ты здесь? Ты его видел?"
Когда Тенар встала, чтобы подложить хвороста в огонь, Огион вновь
заговорил, но на этот раз он общался с пришельцем из самых отдаленных
уголков своей памяти, поскольку голос мага вдруг стал по-детски высоким и
чистым: "Я пытался ей помочь, но крыша дома рухнула и погребла ее. Это
было землетрясение". Тенар прислушалась. Она тоже была свидетелем
землетрясения. - "Я пытался помочь!" - простонал мальчик устами старика. И
Огион вновь стал задыхаться.
сперва подумала, рокотом прибоя. Но то было хлопанье множества крыльев.
Огромная стая птиц буквально стелилась над крышей хижины. Их было так
много, что стены задрожали от биения крыльев, а в окне потемнело от
мелькания стремительных силуэтов. Стая описала круг и улетела, не издав ни
крика, ни клекота. Тенар так и не поняла, что это были за птицы.
мага, у подножия утеса. Пришла девушка-пастушка; женщина, доившая коз
Огиона, и многие другие, желавшие узнать, что они могут сделать для
старого мага. Мосс, деревенская знахарка, сразу заметила у двери ольховый
посох и ореховый прут и обратила на них внимание остальных, но стоило ей
войти в дом, как Огион прорычал со своего тюфяка:
Ферру, Огион поговорил с ней таким памятным Тенар мягким, дружелюбным
тоном. Вскоре девочка вышла поиграть на солнышке, и маг спросил вдову:
Казалось, что Огион никак не может подобрать подходящие слова.
боятся... Почему я отпустил тебя? Почему ты ушла? Может, для того, чтобы
привести ее сюда?.. Хотя уже слишком поздно.
судорожно ловит ртом воздух, пытаясь еще что-то сказать.
откинулся на подушку.
маг уснул. Проснувшись незадолго до наступления сумерек, он сказал:
пастбищем.
помогла ему. Они вместе вышли наружу, и тут он остановился и оглянулся
через плечо. В темном углу единственной комнаты его жилища, справа от
дверного проема, слегка светился прислоненный к стене высокий магический
посох. Тенар рванулась было, чтобы принести его, но Огион покачал головой.
небо: