Чтение 22–й страницы книги ~Левая рука Тьмы~

-- Вы имеете в виду Фейкса?..

-- Нет Эстравена.

Должно быть, выражение участия и готовности помочь на моем лице
сменилось чем-то совсем иным; возникла небольшая пауза, потом незнакомец
пояснил

-- Эстравена-предателя. Разве вы его не помните? Застенчивости как не
бывало. Теперь в его голосе звучал гнев. Он явно готов был поставить на кон
свою честь -- предъявить мне свой шифгретор, как здесь говорят. Если бы я
хотел ответить ему тем же, то есть практически согласился бы на дуэль, то
мне нужно было бы ответить как-нибудь так: "Нет, я не припоминаю его; а
скажите, что он собой представляет?" Но играть в эти игры мне вовсе не
хотелось: я уже к этому времени достаточно часто сталкивался с
вулканическими вспышками кархайдского темперамента Я неодобрительно
посмотрел прямо в гневное лицо незнакомца и сказал:

-- Конечно, я его помню.

-- Однако дружеских чувств к нему не испытываете -- Его темные, с чуть
опущенными вниз уголками глаза смотрели прямо на меня с живым интересом

-- Скорее благодарность и разочарование. Это он послал вас ко мне?

-- Он не посылал

Я подождал, пока он объяснит Он сказал:

-- Извините меня. Мои выводы были слишком поспешны; теперь я пожинаю
плоды собственной торопливости и домыслов.

Я едва успел остановить этого надменного гордеца, ибо он тут же
направился к двери.

-- Пожалуйста, послушайте: я ведь не знаю, кто вы и что вам угодно. Я
же не отказал вам, я просто совсем ничего не понимаю, а потому и не выразил
сразу согласия помочь. Вы ведь не откажете мне в праве на определенную
осторожность? Эстравена сослали за то, что он поддерживал мою деятельность
здесь(

-- А вы не считаете, что, хотя бы отчасти, в долгу перед ним?

-- Ну, отчасти, пожалуй, да. Хотя то, с чем связана моя миссия здесь,
выше всех личных долгов и привязанностей.

-- Если это так, -- сказал незнакомец с яростной убежденностью, -- то
ваша миссия аморальна.

Это остановило меня. Он говорил как защитник экуменических
представлений, и мне крыть было нечем.

-- Не думаю, что это так, -- ответил я наконец. -- В недостатках ее
осуществления виновен в данном случае тот, кто ее осуществляет. Во всяком
случае, сама идея не виновата ни в чем. Но прошу вас, скажите, что именно от
меня требуется.

-- У меня есть некая денежная сумма -- проценты, долги и тому подобное,
-- которую мне удалось собрать. Это остатки состояния моего друга. Услышав,
что вы вскоре собираетесь посетить Оргорейн, я решил попросить вас передать
ему эти деньги, если, разумеется, вы найдете его. Как вам известно, за
контакт с преступником полагается кара. Кроме того, риск может оказаться и
бессмысленным, ибо он может находиться как в Мишнори, так и на одной из их
проклятых Ферм; а может быть, просто умер. Я не имею возможности выяснить
это. Друзей в Оргорейне у меня нет. И здесь тоже нет никого, к кому я мог бы
обратиться с подобной просьбой. Я подумал о вас, потому что вы стоите как бы
надо всей этой политикой и свободны в передвижении по стране. Но я совсем не
подумал о том, что и у вас могут быть свои собственные политические
соображения. Прошу Прощения за собственную глупость.

-- Хорошо, я возьму эти деньги. Но если он умер или его невозможно
будет отыскать, кому мне следует их возвратить?

Он уставился на меня. Выражение его лица беспрестанно менялось: он
переживал жестокую душевную борьбу. Потом судорожно вздохнул или скорее
всхлипнул. У жителей Кархайда в большинстве случаев слезы весьма близко, и
они стыдятся их не больше, чем мы смеха. Наконец он проговорил:

-- Благодарю вас. Мое имя Форет. Я живу в Цитадели Орньи.

-- Вы из семьи Эстравена?

-- Нет. Я его кеммеринг, Форет рем ир Осбот. У Эстравена за время
нашего знакомства, насколько мне известно, никакого кеммеринга не было; но в
отношении этого человека в душе моей не возникло ни малейших сомнений. Он,
возможно, поступал неразумно или невольно служил чьим-то корыстным целям,
однако его собственные побуждения были чисты и искренни. И он только что
преподал мне урок: я понял, что вызов чести в Кархайде может быть сделан в
том числе и на уровне этики и победит в этом поединке сильнейший. Ведь он
загнал меня в угол буквально с первых двух ходов.

Деньги у него были с собой, и он передал их мне -- солидную сумму в
банкнотах Королевской Купеческой Гильдии Кархайда, так что никто в случае
чего ни в чем не смог бы меня уличить, как, впрочем, и помешать мне просто
истратить эти деньги.

-- Если вы отыщете его... -- Форет запнулся.

-- Что-нибудь передать на словах?

-- Нет, ничего. Только если бы я знал(

-- Если я действительно его найду, то попытаюсь подробно сообщить вам о
нем.

-- Спасибо, -- сказал он и протянул мне обе свои руки -- в Кархайде
этот жест выражает особое дружеское расположение, так что пользуются им
нечасто. -- Я желаю вам успеха в выполнении вашей миссии, господин Аи. Он(
Эстравен... он верил, что вы прибыли сюда, чтобы творить добро, я знаю. Он
очень, очень верил в это.

Эстравен был для него целью и смыслом жизни. Форет был из тех
проклятых, кому на роду написано вечно оставаться однолюбом. Я снова сказал:

-- Может быть, вы все-таки хотели бы что-то передать ему еще?

-- Передайте ему, что дети здоровы, -- сказал он, потом поколебался,
тихо прибавил: -- Нусутх, неважно все это, -- и ушел.

Через два дня я покинул Эренранг и отправился, на этот раз пешком, к
северо-западной границе Кархайда. Разрешение на въезд в Оргорейн пришло
гораздо скорее, чем можно было ожидать, судя по поведению чиновников
посольства; они и сами явно этого не ожидали, так что, когда я явился
забирать документы, они были со мной ядовито-вежливы, понимая, что ради моей
персоны чьим-то высшим указом нарушены все требования и правила протокола.
Поскольку в Кархайде вообще никаких особых правил для отъезжающих из страны
не существовало, я тут же двинулся в путь. За это лето я убедился, насколько
приятно путешествовать пешком по такой стране, как Кархайд. Там великое
множество дорог и гостиниц -- как для пеших путешественников, так и для
пассажиров и водителей транспортных средств. Кроме того, практически всегда
можно рассчитывать на кархайдские законы гостеприимства. Горожане,
крестьяне, простые фермеры или князья всегда предоставят путешественнику
пищу и кров по этим неписаным правилам по крайней мере на три дня, а на
самом деле куда дольше. Но самое лучшее то, что всюду тебя принимают
доброжелательно и спокойно, словно долгожданного гостя.

Я не спеша брел по удивительно красивой холмистой долине, расположенной
между реками Сесс И Эй, порой отрабатывая свой ночлег на огромных княжеских
полях. Шла жатва; урожай спешно убирали В амбары и хранилища, так что каждые
рабочие руки, каждый серп или уборочный комбайн были на счету: необходимо
было спасти это море золотистого зерна от приближающейся непогоды. Первая
неделя моего пешего странствия была наполнена золотом пшеницы; стояли
чудесные теплые дни, и по вечерам, прежде чем улечься спать, я обычно
выходил на короткую прогулку по скошенным полям, покинув неярко освещенный
уединенный домик фермера или сияющую огнями гостиную княжеского поместья, и
смотрел на звезды, огни которых в темном ветреном осеннем небе казались
огнями далеких городов.

Мне, пожалуй, даже расхотелось покидать эту страну, которая хоть и
проявила ко мне, посланцу другого мира, полное безразличие, но ко всем
обыкновенным путникам и чужестранцам была очень нежна и гостеприимна. Да и
страшновато было начинать все сначала: снова рассказывать о себе на новом
языке, снова объяснять цели своей миссии новым слушателям и, возможно, снова
потерпеть неудачу. Я забрел чуть севернее, чем нужно, оправдывая изменения в
своем маршруте желанием увидеть долину Синотх -- предмет давнишнего спора
между Кархайдом и Оргорейном. Хотя погода стояла ясная, становилось все
холоднее, и в конце концов я все-таки повернул к западу раньше, чем успел
добраться до Сассинотха, вспомнив, что там, на границе, как раз построена
эта пресловутая стена, через которую могут и не пропустить. Пришлось сделать
небольшой крюк к югу и несколько километров пройти по берегу пограничной
реки Эй, чтобы добраться до моста, который соединял две маленькие деревушки
-- Пасерер на кархайдской стороне и Сиувенсин на оргорейнской. Деревушки
сонно смотрели друг на друга над бурными водами шумной реки Эй.

Стражник на кархайдской стороне спросил меня только, не собираюсь ли я
возвращаться сегодня вечером, и махнул мне на прощанье рукой. Зато на
стороне Оргорейна немедленно явился Инспектор, который никак не менее часа
исследовал мое удостоверение личности и прочие документы. Паспорт он оставил
у себя, сказав, что я должен явиться за ним завтра утром; вместо паспорта он
выдал мне временное разрешение на проживание в специальном Доме для приезжих
Комменсалии Сиувенсина. Еще час я провел в кабинете управляющего Домом для
приезжих, пока тот читал мои бумаги, а также выданное мне удостоверение и
звонил Инспектору пограничного пункта, от которого я только что к нему
прибыл.

Не могу точно поручиться, что орготское слово означает именно
"комменсалов" или "комменсалию" и корнями своими уходит в понятие
"сотрапезники". Слово это используется при обозначении всех
национально-государственных институтов Оргорейна, начиная от названия самого
государства и его федеральных компонентов до более мелких единиц
административно-территориального деления: городов, общественных ферм, шахт,
фабрик и так далее. В качестве прилагательного это понятие употребляется во
всех перечисленных выше названиях и понятиях; слово "Комменсалы" обычно
применяется к главам тридцати трех федераций, или Округов, составляющих
правительство Оргорейна, его исполнительный и законом дательный органы;
однако слово "комменсал" может также означать и просто "житель Великой