Урсула ЛЕ ГУИН

ПРАВИЛО ИМЕН

Мистер Андерхилл вышел из своей пещеры у подножия холма и улыбнулся.
Он глубоко вдыхал в себя морозный воздух, и клубы пара вырывались из его
ноздрей, сверкая снежной белизной в лучах утреннего солнца. Мистер
Андерхилл взглянул на безоблачное декабрьское небо и улыбнулся еще шире,
блеснув белоснежными зубами. Затем он спустился в деревню.

- Утро, мистер Андерхилл, - приветствовали его жители деревни, когда
он проходил мимо них по узкой улочке, петляющей между домами с
коническими, нависающими над дорогой крышами, которые сильно смахивали на
мясистые красные шляпки мухоморов.

- Утро, утро, - добродушно отвечал он каждому. Иначе и быть не могло,
так как пожелание кому-нибудь _д_о_б_р_о_г_о_ утра считалось дурной
приметой. Просто упоминания времени суток было вполне достаточно, тем
более здесь, на острове Саттинс, где Влияния столь сильны, что беспечно
брошенное прилагательное могло испортить погоду на всю неделю.

Одни жители разговаривали с ним тепло, другие с плохо скрытым
пренебрежением. Он был единственным чародеем на острове и хотя бы поэтому
заслуживал уважения, но как можно принимать всерьез маленького пухленького
пятидесятилетнего человечка, который ходит вразвалочку и чуть-чуть
косолапит, выдыхает пар и постоянно улыбается? К тому же, он явно не был
великим чародеем. Фейерверки получались у него еще неплохо, но зато
эликсиры были слишком слабы. Бородавки, которые он заговаривал, частенько
появлялись снова дня через три; помидоры, над которыми он колдовал,
вырастали не крупнее канталуп [канталупа - сорт небольших дынь], а в тех
редких случаях, когда в гавани Саттинса бросало якорь судно с другого
острова Архипелага, мистер Андерхилл предпочитал отсиживаться под своим
холмом, ссылаясь на боязнь дурного глаза. Иными словами, он был таким же
чародеем, как косоглазый Ган - плотником: за отсутствием лучшего. Жителям
деревни (во всяком случае, этому поколению) приходилось мириться со
скверно подвешенными дверьми и слабо действующими чарами. Их
неудовлетворение мистером Андерхиллом проявлялось в том, что к нему
относились так же, как и к любому другому жителю деревни. Они даже
приглашали его к себе пообедать. Однажды и он позвал кое-кого на обед,
накрыл роскошный стол: серебро, хрусталь, запеченный гусь, искрящееся
андрадское урожая 639-го года и пудинг с черносливом. Однако он так при
этом нервничал и суетился, что согнал с гостей все веселье, а, кроме того,
через полчаса все снова проголодались. Мистеру Андерхиллу не нравилось,
когда кто-либо заходил к нему в пещеру, и он никого не пускал дальше
передней. Увидев, что кто-то подходит к холму, он выбегал навстречу:
"Давайте, посидим лучше под соснами", - мог, например, сказать он, махнув
рукой в сторону леса. Или когда шел дождь: "А не сходить ли нам в таверну,
пропустить по стаканчику?" Хотя вся деревня знала, что он не пьет ничего
крепче родниковой воды.

Некоторые деревенские ребятишки, которых притягивала вечно запертая
пещера, следили за мистером Андерхиллом и, выбрав момент, когда чародея не
было дома, несколько раз пытались проникнуть в нее. Однако на маленькую
дверцу, что вела в жилище волшебника, было наложено заклятие и, по крайней
мере уж оно-то было добротным. Как-то раз, думая, что чародей в это время
лечит на Западном Берегу больного ослика миссис Рууны, двое мальчишек
пытались взломать дверь с помощью ломика и топора. Но при первом же ударе
по двери изнутри донесся гневный рев и наружу вырвалось облако
раскаленного пара. Мистер Андерхилл вернулся домой раньше, чем они
ожидали. Мальчишки убежали прочь со всех ног. Чародей так и не вышел из
пещеры, да и ребята нисколько не пострадали, хотя и уверяли потом, что
если сам не услышишь, то никогда не поверишь, какой невыносимо жуткий и
свирепый рев способен издавать этот толстячок.

В тот день мистер Андерхилл зашел в деревню за тремя дюжинами яиц и
фунтом печенки. Он также задержался у дома старого морского волка -
капитана Фогено, чтобы в очередной раз наложить целебные чары на глаза
старика, которые вряд ли могли помочь при отслоении сетчатки, но мистер
Андерхилл упорно продолжал свои опыты. И, наконец, он поболтал со старой
тетушкой Гулд, вдовой музыкальных дел мастера. Мистер Андерхилл дружил, в
основном, с пожилыми людьми. Он побаивался задиристых деревенских парней,
а девушки сами его сторонились.

- Он действует мне на нервы, разве можно все время улыбаться? -
говорили они, надув губки и теребя колечко длинного шелковистого локона,
намотанного вокруг пальца. "Действовать на нервы" - это было модное с
недавних пор выражение, за которое матери сурово выговаривали своим
дочерям: - Что за глупость ты несешь? Мистер Андерхилл - почтенный
чародей.

Попрощавшись с тетушкой Гулд, мистер Андерхилл отправился к школе,
занятия в которой проводились сегодня на общинном выгоне. Поскольку
грамотных людей на Саттинсе не было, то не было и книг, чтобы по ним
учиться читать, не было так же парт, на которых можно вырезать свои имена,
не было школьных досок, которые нужно вытирать, да и самого здания школы
не было. В дождливые дни дети устраивались на сеновале общинного амбара, и
все потом ходили с соломинками на штанах. А в хорошую погоду учительница
Палани вела их туда, где ей самой нравилось бывать. Сегодня, в окружении
тридцати заинтересованных детей из сорока двух, и сорока
незаинтересованных овец из сорока пяти, она объясняла один из важнейших
разделов школьной программы - Правила Имен. Мистер Андерхилл, застенчиво
улыбаясь, остановился послушать и посмотреть. Палани, пухленькая,
хорошенькая двадцатилетняя девушка, являла собой очаровательную картинку в
этот холодный солнечный день, окруженная овцами и детьми, которые
сгрудились у подножия облетевшего дуба, на фоне моря и песчаных дюн, под
чистым бледно-голубым небом. Рассказ ее был серьезен и увлекателен, лицо
порозовело от ветра и значимости произносимых слов:

- Теперь, дети, вы знаете Правила Имен. Их всего два, и они одни и те
же на любом из островов Мира. Каково же первое правило?

- Невежливо спрашивать у кого-либо его Имя, - выкрикнул толстый
подвижный мальчик, но его тут же заглушил пронзительный крик маленькой
девочки:

- Никому никогда не говори своего Имени, так говорит мама.

- Правильно, Суба. Да, Попи, дорогая, не визжи. Все верно. Никогда не
спрашивай никого о его Имени. Не говори никому свое. А теперь подумайте
минутку и скажите мне, почему мы зовем нашего чародея мистером
Андерхиллом? - и она улыбнулась поверх кудрявых головок детей и покрытых
шерстью спин овец мистеру Андерхиллу, который ответил ей ослепительной
улыбкой и нервно прижал к себе мешочек с печенкой и яйцами.

- Потому что он живет под холмом! [Андерхилл (англ. Underhill) -
живущий под холмом] - закричали дети.

- А это его Настоящее Имя?

- Нет, - сказал толстый мальчик, и ему эхом вторил пронзительный визг
маленькой Попи: - Нет!

- А откуда вы это знаете?

- Потому что он приплыл сюда один, и никто не знает его Настоящего
Имени, значит некому и назвать его, а _с_а_м_ он не скажет...

- Очень хорошо, Суба. Попи, не визжи. Верно. Даже чародей должен
хранить в тайне свое Настоящее Имя. Когда вы, дети, окончите школу и
пройдете обряд Посвящения, вы оставите свои детские имена и сохраните
только Настоящие, которые вы не должны спрашивать друг у друга и никогда
не говорить сами. А зачем нужно это правило?

Дети молчали. Овцы тихо блеяли. На вопрос ответил мистер Андерхилл:

- Потому что имя отражает предмет, - произнес он своим мягким
застенчивым, с небольшой хрипотцой, голосом. - А Настоящее Имя есть
сущность предмета. Назвать Имя значит повелевать этим предметом. Я прав,
госпожа учительница?

Она улыбнулась и сделала книксен, слегка смущенная его
вмешательством. А мистер Андерхилл поспешил к своему холму. Он отчего-то
здорово проголодался за ту минуту, пока наблюдал за Палани и детьми.
Прикрыв внутреннюю дверь, он торопливо наложил на нее заклятие, но в
чарах, видно, была парочка изъянов, поскольку вскоре пустая передняя
наполнилась запахом яичницы и шипением печенки.

В тот день с запада дул свежий ветерок, и около полудня, качаясь на
легкой волне, вошла в гавань Саттинса лодка. Едва она точкой появилась на
горизонте, какой-то остроглазый мальчишка заметил ее и, зная наизусть, как
и каждый ребенок на острове, паруса и мачты всех сорока лодок местных
рыбаков, побежал по улице, крича:

- Чужая лодка! Чужая лодка!

Этот одинокий остров редко посещали рыбачьи лодки с таких же
маленьких островков Восточного Предела или баркасы предприимчивых
торговцев с Архипелага. К тому времени, как лодка достигла пирса, ее там
уже встречала добрая половина деревни: рыбаки гребли за ней; пастухи,
собиратели трав, ныряльщики, запыхавшись от ходьбы вверх-вниз по
каменистым холмам, окружавшим гавань, спешили поглазеть на редкого гостя.

Но дверь мистера Андерхилла была по-прежнему заперта.

В лодке сидел только один человек. Услыхав об этом, старый морской
волк Фогено нахмурил густые седые брови над незрячими глазами.

- Только люди определенного склада, - сказал он, - плавают по
Внешнему Пределу в одиночку. Волшебники, чародеи или маги...

Неудивительно, что жители деревни следили за приближением лодки,
затаив дыхание: они надеялись хоть раз в жизни увидеть воочию одного из
могущественных Белых Магов с обширных густонаселенных островов Архипелага.
И тем сильней они были разочарованы при виде довольно молодого, красивого
чернобородого парня, который радостно приветствовал всех со своей лодки и