своем стеклянном колпаке, тогда как он сам еще доворачивает
маховик затвора,-- и тут же вспомнил, что они ведь стартуют не
одновременно, а с шестиминутным интервалом, так что спешить
некуда. И все-таки лучше заранее сидеть на своем месте с
включенным радиофоном -- по крайней мере услышишь команды,
которые отдают Берсту. Интересно, у него-то какое задание?
наружную крышку люка. Заперев свою лавочку на все засовы, он по
маленькому ступеньчатому скату, выстланному шершавым и в то же
время мягким пластиком, перешел на место пилота.
сидел в большой -- три метра в диаметре -- стеклянной банке.
Банка эта, хотя и совершенно прозрачная, была, конечно, не из
стекла и к тому же пружинила наподобие толстой, очень твердой
резины. Этот пузырь, с раскладывающимся креслом пилота
посередине, помещался внутри самой рулевой рубки, слегка
конусообразной, так что пилот в своем "зубоврачебном кресле" (так
его именовали курсанты) мог свободно вращаться по вертикальной
оси и сквозь прозрачные стенки пузыря, в котором он был заключен,
видел все циферблаты, индикаторы, передние, задние, боковые
экраны, табло обоих вычислителей и астрографа и, наконец, святая
святых -- траектометр, на матовом, выпуклом стекле которого
яркой, толстой чертой обозначался путь ракеты относительно
неподвижных звезд в проекции Гаррельсбергера. Элементы этой
проекции надо было знать наизусть и уметь читать ее по приборам в
любом положении, даже вися вверх ногами. Слева и справа от
сидящего в кресле пилота располагались четыре главные рукоятки
реактора и рулевых отклоняющих дюз, три аварийные рукоятки, шесть
рычагов малого пилотажа, рычаги пуска и холостого хода,
регуляторы мощности тяги и продувки дюз; над самым полом --
большое спицевое колесо климатизаторной и кислородной
регулировки, рукоятки противопожарного устройства и катапульты
реактора (на случай возникновения неконтролируемой ядерной
реакции), тросик с петлей, закрепленной на верхней части шкафчика
с термосами и едой, а под ногами -- тормозные педали с мягким
покрытием и петлями в виде стремян и еще педаль аварийной
эвакуации: если на нее нажать (для этого надо было ногой разбить
ее колпачок), пузырь катапультировался вместе с креслом, пилотом
и ленточно-кольцевым парашютом.
неустранимой аварии,-- насчитывалось еще не меньше восьми крайне
важных причин, из-за которых понадобился стеклянный пузырь, и в
более благоприятных условиях Пиркс даже сумел бы одним духом
перечислить их все, но ни одна из них не казалась ему (да и
другим курсантам) достаточно веской.
поясе, принялся ввинчивать все свисавшие и торчавшие из него
трубки, кабели и провода в разъемы, которыми ощетинилось кресло
(причем всякий раз, когда он наклонялся вперед, комбинезон мягкой
булкой упирался ему в живот), и, конечно, перепутал кабель
радиофона с обогревательным; хорошо еще, что у них была разная
резьба, но ошибку он заметил только тогда, когда пот потек с него
в три ручья; наконец сжатый воздух, шипя, мгновенно наполнил
комбинезон, и Пиркс со вздохом облегчения откинулся назад,
прилаживая руками оба набедренно-наплечных ремня.
Ворот, надутый, как автомобильная шина, не позволял оглянуться,
он безуспешно тыкал вслепую широкой застежкой ремня,-- а в
наушниках уже заговорили приглушенные голоса:
ноль. Внимание -- готов?
счету ноль! -- мгновенно отчеканил Берст.
мягкое кресло, такой обессиленный, словно только что вернулся из
долгого-долгого, межзвездного рейса.
Два...-- бубнило в наушниках.
курсанта сразу -- тот, кому полагалось, и другой, ожидавший рядом
своей очереди,-- и вертикальными свечами шли в каких-то двухстах
метрах друг от друга, рискуя в любое мгновенье столкнуться. Так,
во всяком случае, рассказывали на курсе. И будто бы с тех пор
запальный кабель подключают в последний момент, дистанционно, это
делал сам комендант космодрома из своей остекленной кабины
управления,-- так что весь этот отсчет был просто блефом. Но как
там на самом деле, никто не знал.
донесся приглушенный, протяжный грохот, кресло слегка задрожало,
чуть сдвинулись с места искорки света в прозрачной оболочке, под
которой он лежал распростертый, уставившись в потолок -- то есть
в астрограф, в индикаторы циркуляции охлаждения, тяги главных
дюз, вспомогательных дюз, плотности потока нейтронов, изотопных
загрязнений и еще восемнадцать других, из которых половина
следила исключительно за самочувствием ускорителя; дрожь ослабла,
стена глухого грохота прошла где-то рядом и таяла там, вверху,
будто в небе поднимали невидимый занавес; гром уходил все дальше,
как обычно, становясь все больше похожим на отголоски далекой
грозы; наконец наступила тишина.
Это автоматическое реле включило заблокированные прежде
телеэкраны: если рядом кто-нибудь стартовал, объективы
закрывались снаружи, чтобы их не повредило слепящее пламя
атомного выхлопа.
полезны,-- так он размышлял о том и о сем, пока вдруг не
почувствовал, что волосы встают у него дыбом под выпуклым шлемом.
него в голове.
дотрагиваться до них в нужном порядке, считая про себя: раз, два,
третья... а где четвертая? -- потом эта... так, вот этот
индикатор... и педаль... нет, не педаль... ага, вот она...
красная рукоятка, зеленая, потом на автомат... так... или красная
после зеленой?!
ударяющий в самое ухо.-- Старт по радиофону по счету ноль!
Внимание -- готов?
Пиркса, но он ответил:
старту по радиофону по счету ноль!
запомнил, как тот отвечал. "Дубина!" -- выругал он себя самого в
наступившей тишине. Автомат (и почему это у всех автоматов голос
унтер-офицера?) отрывисто лаял:
ужасно важное -- он знал, что это вопрос жизни и смерти,-- и
никак не мог.
шероховатая. Неужели все так потеют? Наверное, все...-- тут
наушники рявкнули:
доведя ее до середины, застыла. Пророкотало. Словно эластичный
пресс упал ему на грудь и на голову. "Ускоритель",-- успел он
подумать, и в глазах потемнело. Однако не очень сильно и лишь на
мгновенье. Когда зрение вернулось к нему -- хотя разлившаяся по
всему телу тяжесть не отпускала уже ни на миг,-- экраны, во
всяком случае те три, что были прямо перед ним, бурлили как
убегающее из миллиона кастрюль молоко.
медленней, как-то сонливо, зато он был совершенно спокоен. Спустя
какое-то время им овладело чувство, будто он -- всего только
зритель этой, немного смешной, картины: детина развалился в
"зубоврачебном кресле" и ни рукой, ни ногой; облака исчезли, небо
еще отдает синевой, но какой-то поддельной, словно подведенное
тушью, а на нем как будто бы звезды -- или это не звезды?
каждая на свой лад, каждая что-то показывала, и за всеми надо
следить, а у него только пара глаз. Однако в ответ на короткий,
повторяющийся писк в наушниках его левая рука сама -- снова сама
-- потянула за рукоятку выбрасывателя ускорителя. Сразу стало
полегче -- скорость 7,1 в секунду, высота 201 километр, заданная
траектория старта на исходе, ускорение 1,9, можно сесть, и вообще
-- теперь-то все только и начинается!
Чернецов Андрей
Ибсен Генрик
Корнев Павел
Василенко Иван
Рыбаков Вячеслав