Вместе с креслом, в капсуле? Нельзя, парашют не сработает, на
Луне ведь нет атмосферы. "На помощь!!!" -- хотелось ему крикнуть,
но звать было некого -- он был один. Что делать?! Должен же быть
какой-нибудь выход!
суставов. От отчаяния хотелось заплакать. Так глупо, так глупо...
Где ключ? Почему механизм заело? Альтиметр... Он бросил взгляд на
табло: девять с половиной тысяч километров. На сверкающем диске
ясно виднелись зубчатые края Тимохариса. Ему почудилось, будто он
уже видит то место, где врежется в покрытую пемзой скалу. Будет
гром, вспышка и...
глаза упали на четверной ряд медных жил. Там отчетливо чернел
уголек, соединявший провода,-- все, что осталось от мухи.
Выставив плечо, он отчаянно, по-вратарски прыгнул вперед, удар
был страшный, он чуть не лишился сознания. Стенка не дрогнула. Он
вскочил, тяжело дыша, с окровавленным ртом, готовый снова
броситься на стеклянную стену.
кратковременных ускорений. Действовала она напрямую, через
механическое сцепление. И на долю секунды давала аварийную тягу.
долететь до Диска. А не затормозить. Тяга была слишком
кратковременной. А торможение должно быть непрерывным. Значит,
малый пилотаж -- бесполезен?
амортизирующей защиты кресла; ему показалось, что кости у него
разлетаются, так его бросило о пол. Он дернул еще раз. Еще один
страшный, мгновенный прыжок ракеты! Он ударился головой оземь,
если бы не пенопласт -- разбился бы вдребезги.
Кабину залило нормальное, спокойное сияние ламп.
трухлявый уголек, застрявший между проводами. Замыкание было
устранено. Чувствуя соленый привкус крови во рту, он прыгнул в
кресло, словно нырял с трамплина, но промахнулся, пролетел высоко
над спинкой,-- страшный удар о верх пузыря, лишь отчасти
смягченный шлемом.
заработавший автомат выключил двигатель. Остаточная сила тяжести
исчезла. Корабль, теперь уже по инерции, камнем падал прямо на
скалистые руины Тимохариса.
-- серебристо-красными пузырьками плавала возле него. Отчаянно
извиваясь, он вытягивал руки к спинке кресла. Выгреб из карманов
все, что там было, и швырнул за спину.
все ниже, пальцы, вытянутые так, что лопались сухожилия,
царапнули ногтями никелированную трубку и впились в нее. Теперь
он уже не отпустил. Головой вниз, как гимнаст, выполняющий стойку
на брусьях, подтянулся, поймал ремни, съехал по ним вниз, обернул
их вокруг туловища -- застежка... застегивать было некогда, он
зажал конец ремня зубами -- держало. Теперь руки на рукоятки,
ноги -- в стремянные педали!
успеет затормозить? Исключено! 45 километров в секунду! Нужно
выполнить разворот, глубокий выход из пике -- только так!
пор словно бы встроенный в экран, дрогнул и начал все быстрее
уплывать вниз. Кресло поскрипывало под растущей тяжестью тела.
Корабль описывал дугу над самой поверхностью Луны, дугу огромного
радиуса, ведь скорость была громадная. Рукоятка стояла не
шелохнувшись, доведенная до упора. Его все глубже вдавливало в
губчатое сиденье, дыхание перехватывало -- комбинезон не был
соединен с кислородным компрессором, он чувствовал, как
прогибаются ребра, сероватые пятна замелькали перед глазами.
Ежесекундно ожидая потери зрения, он все же не отрывал глаз от
рамки радарного альтиметра, перемалывавшего в своих окошечках
цифры, один ряд выскакивал за другим: 990 - 900 - 840 - 760
километров...
выжимать рукоятку. Он делал самый крутой поворот, какой только
был возможен, и все же продолжал терять высоту -- цифры
по-прежнему уменьшались, хотя все медленнее и медленнее -- он все
еще был в нисходящей части огромной дуги. С трудом -- глазные
яблоки едва поворачивались -- он скосился на траектометр.
от небесных тел, показывал не только траекторию корабля, вместе с
ее слабо мерцающим вероятным продолжением, но и профиль участка
лунной поверхности, над которым выполнялся маневр.
Пересекались они или нет?
проскользнет он над Диском -- или врежется в грунт. Погрешность
составляла семь-восемь километров, и Пиркс не мог знать, где
проходит кривая: над скалами или под ними.
Лежал, ослепший, стиснув пальцы на рукоятках, чувствуя, как
понемногу сдают амортизаторы кресла. В то, что пришел конец, он
не верил. Просто не мог поверить. Уже и губы отказывались
пошевелиться -- и в наступившей для него темноте он медленно
считал про себя: двадцать один... двадцать два... двадцать три...
двадцать четыре.
-- если ему вообще суждено случиться. И все-таки он не разжал
ладоней. Ему становилось все хуже: удушье, звон в ушах, во рту
полно крови, в глазах -- кровавая темень...
уже ничего не слышал, ничего не видел. Тьма постепенно серела,
дышать становилось легче. Он хотел открыть глаза,-- но они
оставались все время открытыми и теперь горели огнем: пересохла
роговица.
небо. Луны ни следа. Куда девалась Луна?
он взмыл ввысь -- и теперь удалялся от нее с убывающей скоростью.
Как близко он прошел над Луной? Альтиметр, конечно,
зарегистрировал, но в эту минуту у него были дела поважнее, чем
выпытывать цифровые данные у прибора. Лишь теперь до его сознания
дошло, что сигнал тревоги наконец-то замолк. Много пользы от
такого сигнала! Уж лучше бы подвесили колокол. Погост -- так
погост. Что-то тихонько зажужжало -- муха! Та, вторая! Жива,
проклятая тварь! Она кружила над самой банкой. Во рту у него
торчало что-то отвратительное, шершавое, с привкусом полотна --
конец предохранительного ремня! Он все еще сжимал его в зубах. И
даже не замечал этого.
вывести ракету на заданную орбиту. Обоих ИО, конечно, и след
простыл, но он должен дотянуть, куда следует, и доложить о себе
Луне Навигационной. А может, Луне Главной, ведь у него авария?
Черт их разберет! Или сидеть тихо? Исключено! Когда он вернется,
увидят кровь, даже стеклянный верх забрызган красным (теперь он
это заметил), впрочем, регистрирующее устройство записало на
пленку все, что тут творилось,-- и безумства предохранителя, и
его борьбу с аварийной рукояткой. Хороши эти АМУ, нечего сказать!
А еще лучше те, что подсовывают пилотам такие гробы!
отпустил плечевой ремень, нагнулся и протянул руку к шпаргалке,
валявшейся под креслом. В конце концов, почему бы и не заглянуть
в нее? Хоть теперь пригодится.
отворилась какая-то дверь.
привязанный ремнями к креслу, не мог обернуться,-- но на экраны
упала полоса света, звезды поблекли, и он услышал приглушенный
голос Шефа:
-- с ощущением, будто сходит с ума. В проходе между стенками
кабины и пузыря появился Шеф. Шеф стоял перед ним в своем сером
мундире, серыми глазами смотрел на него -- и улыбался. Пиркс не
понимал, что такое с ним происходит.
отстегивать ремни, встал,-- экраны за спиной Шефа внезапно
погасли, словно их ветром задуло.
неплохо.
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Каргалов Вадим
Суворов Виктор
Херберт Фрэнк
Херберт Фрэнк