что просидели они целую ночь, и целый день, и затем еще одну ночь,
после чего отправились пировать; и пока полные до краев лейденские
банки ходили меж ними, друзья настолько уверились в своем успехе, что
стали ехидно, по-заговорщицки, перемигиваться, дабы не могли заметить
этого слуги, справедливо почитаемые ими за царских соглядатаев. Друзья
не говорили при них ни о чем, касающемся работы, лишь хвалили громовую
крепость напитков и отличный вкус электрет с ионной подливкой, которые
подносили им вертевшиеся юлой лакеи во фраках. Только после ужина,
выйдя на террасу, откуда открывался вид на весь город с его белыми
башнями и черными куполами, утопающими в зелени, Трурль сказал
Клапауцию:
вместе с тем живо спросил Клапауций.
скотину, то, сочтя, что его желаний мы не выполнили, не колеблясь,
исполнит обещание, которое я назвал бы колодезным. Если же мы хватим
через край... Понимаешь?
кто унаследует власть после царя, быть может, не оставит этого дела
безнаказанным.
трона бывает обычно рад, когда трон становится вакантным.
нами из любви к отцу или по той лишь причине, что этих действий будет
ожидать от него двор, -- для нас разница невелика. Что ты на это
скажешь?
буркнул: -- Перспектива и правда не из веселых. Ни туда, ни сюда... А
ты видишь какой-либо выход?
поразит его, зверь падет, но тут же восстанет из мертвых. И вновь царь
начнет охотиться, вновь настигнет зверя, и это будет продолжаться,
пока царь не устанет...
Впрочем, как ты себе представляешь такого зверя?
всего было бы создать чудовище, лишенное жизненно важных центров. Хоть
рассеки его на части, они опять срастутся.
расстоянии? -- спросил Трурль.
исключено, что на время охоты царь упрячет нас в какой-нибудь каземат?
Ведь и наши несчастные предшественники, надо признать, не на то лишь
годились, чтобы кометам хвосты крутить, а ты хорошо знаешь, как они
кончили. Мысль о телеуправлении, вероятно, приходила в голову многим,
однако не оправдала надежд. Нет уж, во время самой битвы мы не должны
иметь с чудовищем ничего общего.
предположил Трурль.
на него Клапауций. -- Спутник, нет, вы только подумайте! Как это ты
его смастеришь? Как выведешь на орбиту? Чудес в нашем ремесле не
бывает, мой милый! Нет, установку надо спрятать совсем иначе.
следят?! Сам же видишь, как слуги и лакеи глаз с нас не спускают,
всюду нос свой суют, а о том, чтобы хоть разок, хоть на минутку
незаметно выскользнуть из дворца, не может быть и речи... К тому же
такая установка получится большой, как же ее вынести незаметно? Как
протащить? Не вижу способа!
Клапауций. -- Может, установка вовсе и не понадобится?
управлять его собственный электронный мозг, то Жестокус изрубит зверя
на мелкие кусочки, прежде чем ты успеешь произнести: "Прощай, белый
свет!"
города. Внезапно Трурль сказал:
чудовища попросту построить корабль и убежать на нем? Ведь можно
приделать ему для маскировки уши, хвост, лапы, которые как ненужный
камуфляж он отбросит в момент старта! Я уверен, это отличная идея!
Убежим -- и ищи ветра в поле!
это кажется мче вполне правдоподобным, -- то ты и оглянуться не
успеешь, как сведешь с палачом знакомство. Вообще спасаться бегством
не по мне. Либо мы, либо он -- так обстоит дело; третьего исхода нет.
обеспокоился Трурль. -- Так что же построить, Черный Ящик меня
разрази! Быть может, электронную фата-моргану?
Спасибо тебе! Вернувшись с такой охоты, царь обоих нас вывернет
наизнанку!
чтобы оно его похитило -- понимаешь? -- и держало в плену. Этим
способом...
в... А соловьи поют здесь сладостней, чем даже на Марилонде
Проквинской, -- ловко докончил Клапауций, заметив слуг, вносящих на
террасу светильники на серебряных подставках. -- Допустим, что именно
так и получится, -- продолжал он, когда друзья вновь остались одни в
темноте, едва рассеиваемой светильниками. -- Как бы то ни было, надо
иметь возможность связаться с узником, даже если нас самих закуют в
кандалы и посадят в каменную дыру.
скомбинировать... Впрочем, важнее всего алгоритм!
ступить! Ну ничего, надо экспериментировать!
конструкторы смоделировали царя Жестокуса и чудовище, но лишь на
бумаге, математическим методом;
сшиблись модели-враги на огромных белых листах, покрывающих стол, с
такой силой, что лопнули графитовые стержни в
карандашах. Неопределенным интегралом яростно извивался монстр под
ударами царевых уравнений, и повергался, рассыпанный в несчетное
множество неизвестных, и восставал вновь, возведенный в высшую
степень, а царь поражал его дифференциалами, да так, что лишь клочья
функциональных операторов летели в разные стороны, и возник в
результате такой нелинейно-алгебраический хаос, что конструкторы не
могли уж разобраться, что стало с царем, а что -- с чудовищем, и тот и
другое исчезли во мгле перечеркнутых знаков. Встали друзья из-за стола
и для подкрепления сил хлебнули из огромной лейденской амфоры, вновь
уселись и снова начали бой, стремительный бой, спустив с цепи весь
Высший Анализ; прах заклубился на бумаге, и чад пошел от раскаленных
графитов. Мчался царь во весь опор свирепых своих коэффициентов,
блуждал по лесу символов шестииндексных, возвращался по собственному
следу, атаковал монстра до седьмого пота и восьмой равнодействующей, а
чудовище распалось на сто многочленов, потеряв один икс и два
ипсилона, забралось в знаменатель, вылупилось из кокона, взмахнуло
корнями и как ударит математизированную царскую особу по боку, так что
содрогнулось все царево уравнение, словно ударом наотмашь
пораженное. Но тут Жестокус броней нелинейной прикрылся, бесконечно
удаленной точки достиг, мигом вернулся и как ударит чудовище по голове
сквозь все скобки, так что логари4)м отвалился у монстра спереди, а
степень -- сзади. Втянуло чудовище щупальца внутрь и ковариантно --
лишь карандашики мелькали -- бац! бац! -- нанесло удар за ударом и еще
один -- по спине трансформантой, -- и вот уже царь, упрощенный,
зашатался от числителя и до всех знаменателей и растянулся во весь
рост, а конструкторы, вскочив из-за стола, стали смеяться и танцевать
и рвать в клочья исписанные листы на глазах у.соглядатаев, которые
тщетно пытались подсматривать за ними с люстры в подзорную трубу, но,
с высшей математикой незнакомые, поняли лишь, что конструкторы кричат
один другому: "Победа! Победа!"
государственной полиции внесли амфору, иэ-коей друзья потчевались во
время своей утомительной работы. Лаборанты-консультанты немедля
вскрыли двойное потайное дно и вынули оттуда микрофончик и
магнитофончик, а затем, склонясь над аппаратурой, пустили ее в ход и
много часов подряд прослушивали с величайшим вниманием слова,
произнесенные в зале из зеленого мрамора. Наконец лучи восходящего
солнца осветили их вытянутые лица, однако ничего из услышанного ими
они понять не смогли. Слышался, к примеру, голос одного из