миссии решил, что мне лучше отправиться без оружия. Я должен был
продержаться в теледубле как можно дольше, ведь каждая секунда позволяла
сделать множество наблюдений микропам, следовавшим за мной пчелиным роем. На
успешную защиту все равно надеяться нечего, разъяснял Тоттен-танц, так что
мне надлежало проникнуть в безжизненную, ощетинившуюся смертью зону и
неизбежно потерпеть поражение, а вся надежда была на то, что поражение
окажется поучительным. Первые разведчики требовали, чтобы их вооружили, по
очень понятным мотивам психологического порядка. Всегда спокойнее в минуту
опасности держать палец на спусковом крючке. Среди инструкторов-наблюдателей
-- я называл их истязателями -- были и психологи. Они неусыпно пеклись о
том, чтобы я привык ко всякого рода неприятным сюрпризам. Хотя я и знал, что
всерьез мне ничто не угрожает, по искусственной Луне я ступал как по
раскаленной жаровне, настороженно озираясь по сторонам. Одно дело -- искать
противника, которого себе представляешь, и совершенно иное -- не иметь
понятия, не раскроется ли вдруг лежащий неподалеку булыжник, с виду мертвее
покойника, чтобы полить тебя огнем. Хотя все это была имитация, каждый такой
сюрприз был достаточно пакостным. Правда, автоматические выключатели
прерывали связь между мною и дублем в случае поражения огнем, однако
действовали они с минимальным, в долю секунды, запаздыванием, и я множество
раз пережил не поддающееся описанию чувство: когда разлетаешься на куски с
оторванной головой, и ее глазами, пока они еще не потухли, видишь потроха,
вываливающиеся из распоротого живота. Несколько утешало меня то, что потроха
были из кремния и фарфора. Я пережил десятки таких агоний, благодаря чему
ясно себе представлял, сколько занимательного ожидает меня на Луне.
Разорванный на куски уже не помню который раз, я пошел к Сульцеру, главному
телетронщику, и выложил свои сомнения ему на стол. Быть может, я и вернусь с
Луны с руками и ногами, бросив там останки расстрелянных ЛЕМов, но что это,
собственно, даст? Что можно узнать о неведомых системах оружия за какие-то
доли секунды? Зачем вообще посылать туда человека, раз он все равно не может
высадиться?
шерри. Он был низенький, худой и лысый как колено.-- С Земли ничего не
получится. Четыреста тысяч километров -- это почти трехсекундное
запаздывание управляющего сигнала. Вы снизитесь до предела. До полутора
тысяч километров еще можно. Это нижняя граница Зоны Молчания.
просуществует и минуты, можно послать его отсюда с микро-пами, которые
зарегистрируют его гибель. -- Это мы уже делали. -- И что же? -- И ничего.
-- А микропы? -- Показывали облачко пыли.
приличном панцире? -- Что вы считаете приличным панцирем? -- Ну, допустим,
шар вроде тех, что применялись раньше при исследовании океанических глубин.
С перископами, датчиками и так далее.
роде. -- И что? -- Он даже не пискнул. -- С ним что-то случилось?
стали бы вас беспокоить.
стадии подготовки я получил увольнительную. Уже три месяца я жил на строго
охраняемой территории базы и мечтал хотя бы на один вечер вырваться из этой
казармы. Поэтому я пошел к Начальнику Охраны (НО -- так он именовался) за
пропуском. Прежде я его ни разу не видел. Меня принял безрадостный,
выцветший субъект совершенно невоенного вида, в рубашке с короткими
рукавами, выслушал, изобразил на лице сочувствие и сказал:
неофициально?
да.
дохожу до белого каления,-- я никуда не полечу. О чем-либо подобном не было
уговора. Я обязался рисковать головой, но не сидеть в каталажке. Лететь я
вызвался по собственной охоте. Теперь у меня ее нет. Силком запихнете меня в
ракету или как?
почувствовать себя обычным прохожим, погрузиться в городскую толпу, пожалуй,
сходить в кино, а больше всего -- поужинать в приличном ресторане, а не в
военной столовой с типами, которые за едой по секундам разбирали
предсмертные минуты Ийона Тихого в полыхающем как фейерверк теледубле.
Доктор Лопес предоставил в мое распоряжение свою машину, и я выехал, когда
уже начинало смеркаться. При въезде на автостраду, в свете фар я увидел
фигуру с поднятой кверху рукой, возле небольшого автомобиля с включенными
аварийными огнями. Я притормозил. Это была молодая женщина в белых брюках и
белом свитере, блондинка с пятнами машинного масла на лице. "Похоже, мотор
заклинило",-- сказала она. Действительно, ручкой стартера не удалось сделать
ни одного оборота, поэтому я предложил подвезти ее до города. Когда она
забирала из своей машины плащ, на переднем сиденье я заметил крупного
мужчину. Он был неподвижен, как чурбан. Я присмотрелся к нему поближе.
Хотела отвезти его в мастерскую.
показалось, я уже слышал его когда-то. Почти наверное. Я открыл правую
дверцу, чтобы дать ей войти и, прежде чем лампочка над зеркалом заднего
обзора погасла, увидел ее лицо вблизи. Я остолбенел, до того она была похожа
на Мэрилин Монро, кинозвезду прошлого века. То же лицо, то же, как будто
бессознательное, наивное выражение губ и глаз. Она попросила остановить
машину у какого-нибудь ресторана, где можно умыться. Я сбавил скорость, и мы
медленно поехали мимо подсвеченных рекламных щитов.
она.
на автостоянке. Мы вошли в полутемный зал. На немногочисленных столиках
горели свечи. Девушка пошла в туалет, а я, после некоторого колебания,
уселся в закоулке между деревянными перегородками. Они разделяли столики, с
трех сторон окруженные деревянными лавками. Зал был почти пуст. На привычном
фоне разноцветных бутылок рыжий бармен мыл стаканы, рядом вела на кухню
дверь-вертушка, окантованная полированной медью. В соседней нише сидел
посетитель за тарелкой с остатками еды и, склонившись, что-то писал в
блокноте. Девушка вернулась.
кто-нибудь остановился. Возьмем что-нибудь? Приглашаю.
стакан. Между ног он держал большой черный зонт. Появился кельнер, принял у
нас заказ, держа в руках поднос с грязной посудой, и, толкнув ногой
дверь-вертушку, исчез на кухне. Блондинка молча достала из кармана брюк
мятую пачку сигарет, прикурила от свечи, протянула пачку мне, я поблагодарил
кивком. Я пытался, стараясь не слишком пристально вглядываться, определить,
чем же она отличается от той. Ничем. Это было тем удивительнее, что
множество женщин пытались быть похожими на Монро и ни одной это не удалось.
Та была неповторима, хотя не обладала какой-то поразительной или
экзотической красотой. О ней написано много книг, но ни в одной не схвачено
то сочетание детскости с женственностью, которое выделяло ее среди всех. Еще
в Европе, разглядывая ее фотографии, я однажды подумал, что ее нельзя было
бы назвать девушкой. Она была женщина-подросток, вечно словно бы удивленная
или изумленная, веселая, как капризный ребенок, и в то же время скрывающая
отчаяние или страх, словно ей некому было доверить какую-то грозную тайну.
Она глубоко затягивалась дымом и выпускала его изо рта в направлении свечи,
мерцающей между нами. Нет, это было не сходство, а тождество. Я чувствовал,
что если начну теперь слишком задумываться, меня охватят различные
подозрения; я, как-никак, не слепой, и могло показаться странным, почему она
носит сигареты в кармане -- привычка вовсе не женская. А ведь у нее была
сумочка, которую она повесила на подлокотник, и к тому же большая, чем-то
набитая. Кельнер принес пиццу, но забыл о кьянти; он извинился и выбежал из
зала. Вино принес уже другой. Я это заметил, потому что здесь все было
устроено в стиле таверны, и кельнеры ходили опоясанные длинными, до колен,
салфетками, словно фартуками. Но этот второй кельнер держал свою салфетку на
сгибе руки. Наполнив наши рюмки, он не ушел, а только чуть-чуть отступил и
остался стоять за перегородкой. Я увидел его там, словно в зеркале, в
сияющей меди двери-вертушки. Блондинка, сидевшая глубже, пожалуй, не могла
его видеть. Пицца была так себе, тесто довольно жесткое. Мы ели молча.
Отодвинув тарелку, она снова потянулась за пачкой "Кэмела".
отделаться от впечатления, будто передо мной та, другая.
взяла наши рюмки и поменяла местами. -- Это что-нибудь значит? -- спросил я.
-- Такая уж у меня примета. Она не улыбалась. -- За нашу удачу! 401
поперчена, и я выпил бы вино одним глотком, но что-то вдруг с треском выбило
рюмку у меня из руки. Кьянти забрызгало девушку, разливаясь по ее белому
свитеру кровавыми пятнами. Это сделал тот кельнер. Я хотел вскочить, но не