можно толковать материально-физическое значение всей этой символики
квантовых уравнений, какие бездны противоборствующих точек зрения скрывает
в себе та или иная формула. Он поймет также, что другой теоретик написал
бы книгу, во многих местах расходящуюся с той, которая лежит перед ним.
учить, сразу вводя в гущу споров по актуальным вопросам. Читатель
популярной книги и без того не примет участия в решении этих вопросов, а
человек, посвятивший себя науке, должен вначале познать ее оружие и
конфигурацию поля боя, пройти муштру и усвоить основы тактики, прежде чем
сможет принять участие в ее стратегическом совете. Однако нашей целью не
является ни популяризация того, что уже создано, ни приобретение в
какой-либо степени профессиональных знаний. Мы хотим заглянуть в будущее.
бы сразу оказаться на самых вершинах науки, там, где спор ведут не
популяризаторы или авторы учебников, а сами создатели того, что затем
изучается и распространяется, если бы мы осмелились принять участие в их
спорах, то это было бы чем-то худшим, чем просто комическая ситуация. Это
была бы ошибка. Оставим комичность - что, собственно говоря, мы стали бы
делать? Допустим, что мы понимаем все, что говорят специалисты в области
теории информации, математики или физики, высказывающиеся в пользу тех или
иных взглядов. Эти взгляды противоречивы. Концепция квантования
пространства непримирима с классической квантовой механикой. "Скрытые
параметры" элементарных частиц существуют или не существуют. Бесконечность
скорости распространения процессов в микромире противоречит принципу
конечности скорости света. "Интеллектроники" говорят, что можно построить
модель мозга из двоичных (дискретных) элементов. "Фунгоидисты" утверждают,
что это невозможно. Обе стороны имеют прекрасных специалистов, способных
совершить очередные перевороты в науке. Должны ли мы пытаться
эклектрически примирить их предположения? Это бесполезно: научный прогресс
не рождается из компромиссов. Должны ли мы признать правоту аргументов
одной стороны в противоположность другой? Как же найти критерий выбора,
если Бор спорит с Эйнштейном или Брауэр с Гильбертом? Может быть, мы
должны обратиться за этими критериями к философам? Но ведь у них даже в
границах одной философской школы толкования основ физики или математики
являются предметом споров!
значения каких-то деталей. Речь идет о самых фундаментальных положениях
науки, о вопросах бесконечности, измерений, связи атомных частиц со
структурой Космоса, обратимости или необратимости явлений, хода времени,
не говоря уже о проблемах космологии или космогонии.
которой мы легкомысленно устремились, имея в виду удаленное на тысячелетия
будущее. Различимы ли элементарные частицы? Можно ли постулировать
реальное существование "антимира"? Существует ли потолок сложности
системы? Имеется ли предел устремлениям "вниз", к бесконечно малым
размерам, и "вверх", к безграничным величинам, или они непонятным способом
замыкаются наподобие круга? Можно ли сообщать частицам произвольно высокую
энергию? - Что нам до этих дел? Чем являются они для нас? Да всем, если
так называемой "пантокреатике" не суждено остаться пустословием, тщетным
бахвальством, достойным глупца или ребенка. Если бы каким-то чудом мы
сконцентрировали в себе знания самых умных специалистов Земли, то и это
нам ничего бы не дало: ведь речь идет не о том, что в наше время нельзя
быть универсальным мудрецом, а о том, что такой мудрец, даже если бы он и
существовал, должен был бы решать вопросы о своей принадлежности к
какому-нибудь из лагерей. Волновая и корпускулярная природа материи
проявляются в зависимости от того, что мы исследуем. Не так ли обстоит
дело и с длиной? Не является ли длина чем-то подобным цвету - не свойством
явлений, данным на всех уровнях действительности, а чем-то, что возникает?
Если задать приведенные выше вопросы, то самый выдающийся специалист
ответит, что ему неизвестно решение, отличное от его собственной точки
зрения, уж конечно, опирающейся на гигантскую теоретическую конструкцию (с
которой, однако, не согласны другие, не менее выдающиеся специалисты).
современная физика или кибернетика - всего лишь моря противоречий и
вопросительных знаков. Это не так. Достижения огромны, но их слава не
может рассеять окутывающую их мглу. В истории науки бывали периоды, когда
казалось, что возводимое здание уже почти закончено и удел будущих
поколений - лишь совершенствовать его мелкие детали. Такой оптимизм
господствовал, например, на склоне XIX века, во времена "неделимости"
атома. Но есть и такие периоды, как нынешний, когда, собственно говоря,
уже нет несокрушимых научных тезисов, опровержение которых все специалисты
признали бы невозможным. В наше время шутливое замечание одного
выдающегося физика о том, что новая теория недостаточно безумна, чтобы
быть истинной, звучит, по сути дела, серьезно. Ныне ученые готовы принести
на алтарь новой теории наиболее фундаментальные и освященные истины; они
высказывают сомнение в том, что микрочастица существует в определенном
месте пространства-времени; они допускают, что материя возникает из ничего
(такую гипотезу высказал Хойл); наконец, они ставят вопрос, применимо ли к
внутриатомным явлениям вообще такое понятие, как длина 1.
"поверхностности", жонглирующая неограниченными возможностями науки;
водоворот космической болтовни родом из "научной фантастики", области, в
которой все можно сказать, так как ни за что не отвечаешь; области, где ко
всему подходят с легкой руки, скачут по верхам, где дыры и лохмотья в
логических рассуждениях заслоняются псевдокибернетической риторикой, где
расцветают трюизмы о "машинах, пишущих стихи, как Шекспир", и глупости о
космических цивилизациях, с которыми найти общий язык не труднее, чем с
соседом по квартире.
водоворотами. Сомневаюсь, возможно ли это вообще. Но даже если бы нашему
плаванию суждено было закончиться фатально, navigare necesse est 2, ибо, не
тронувшись с места, никуда наверняка не попадешь. Следовательно,
необходима умеренность. Какая? - Конструкторская, так как мы хотим
настолько узнать мир, насколько это необходимо, чтобы его улучшить. А если
нам это не удастся сделать, то уж лучше, чтобы нас поглотила Сцилла, чем
Харибда.
1
"элементарных" частиц, "Вопросы философии", 1962, No 5.
2
ГЛАВА ПЯТАЯ
ПРОЛЕГОМЕНЫ К ВСЕМОГУЩЕСТВУ
(d) МОЛЧАНИЕ КОНСТРУКТОРА
пропастью глупости будет умеренность Конструктора. Умеренность эта
означает веру в возможность успешного действия и в необходимость
определенного отказа от чего-то. Прежде всего это отказ от задавания
"окончательных" вопросов. Это не молчание человека, прикидывающегося
глухим, а молчание действия. О том, что действовать можно, мы знаем
намного увереннее и лучше, чем о том, каким образом это действие
происходит. Конструктор - не узкий прагматик, - не строитель, который
сооружает свой дом из кирпичей, не заботясь, откуда они взялись и что они
собой представляют, лишь бы этот дом был построен. Конструктор знает о
своих кирпичах все, кроме того, как они "выглядят", когда на них никто не
смотрит. Он знает, что свойства являются отличительными чертами ситуаций,
а не вещей. Существует химическое вещество, которое для одних людей не
имеет вкуса, а для других - горько. Горько оно для тех, кто унаследовал от
своих предков определенный ген. Не у всех людей он есть. Вопрос о том,
"действительно" ли это вещество является горьким, по мнению Конструктора,
вовсе лишен смысла. Если человек чувствует горечь этого вещества, значит,
для него оно является горьким. Можно исследовать, чем отличаются друг от
друга люди этих двух типов. Это все. Некоторые считают, что, кроме
свойств, являющихся функцией ситуации (таких, как горечь или длина) и
поэтому изменчивых, существуют еще неизменные свойства, и наука занимается
поиском именно таких инвариантов, вроде скорости света. Эту точку зрения
разделяет и Конструктор. Он совершенно уверен, что мир будет существовать
и после него; в противном случае он не работал бы для будущего, которого
не увидит. Ему говорят, что мир будет существовать также и после
исчезновения последнего живого существа, но это будет скорее мир физики,
чем чувственных восприятий. В этом мире по-прежнему будут атомы и
электроны, но не будет в нем ни звуков, ни запахов, ни красок. Однако
Конструктор спрашивает, к какой же физике будет относиться этот мир: к
физике девятнадцатого века с ее атомами-шариками, к современной с
волново-корпускулярным атомом или же к будущей, той, которая охватит
единым синтезом свойства атомов и свойства галактик? Этот вопрос он задает
не потому, что не верит в реальность мира. Реальность мира он принимает
как предпосылку. Однако он видит, что свойства тел, открываемые физикой,
также являются функциями ситуаций, а именно функциями состояния физической
науки в данный период времени.
нельзя спрашивать, как же он тогда "выглядит". Если он как-то выглядит,