Когда человек смотрит (в обычных условиях) собственными глазами, но не
непосредственно, а через "антиглаз", он видит все вполне нормально, только
на носу у него надето нечто вроде очков (несколько усложненных), причем
"очки" эти не только служат "посредником", пропускающим свет от окружающей
среды к глазу, но являются также "пуантилирующим" устройством, которое
разбивает видимое изображение на элементы по числу палочек и колбочек
сетчатки. Элементы поля зрения антиглаза соединены (например, тонким
кабелем) с записывающей аппаратурой. Таким способом можно собрать в
точности ту информацию, какая воспринимается сетчаткой; однако это
достигается не путем подключения аппаратуры з_а сетчаткой, то есть к
зрительному нерву, а при помощи помещенной п_е_р_е_д ней "приставки для
сбора информации". Если затем потребуется воспроизвести реакцию, то нужно
снова надеть человеку эти "очки", на этот раз уже в темноте, а информацию,
записанную в аппаратуре, направить в его мозг по каналу аппаратура -
"антиглаз" - глаз - зрительный нерв. Такое решение отнюдь не является
наилучшим, но можно хотя бы представить себе его техническую реализацию.
Следует отметить, что это решение не имеет ничего общего с проекцией
какого-нибудь фильма во внутренность глаза (при помощи микрокамеры,
приставленной к зрачку). Дело в том, что изображение на пленке или любая
другая оптическая запись такого типа имеют ф_и_к_с_и_р_о_в_а_н_н_у_ю
резкость и человек не может, например, перенести взгляд с резко
выраженного переднего плана на менее резкий задний. Кинофильм таким
образом заранее предопределяет, что должно быть видно в деталях, а что
менее отчетливо, даже если изображение является трехмерным
(стереоскопическим). Но ведь сила сокращения мышц, которые изменяют
выпуклость хрусталика, является одним из специфических сигналов,
передаваемых в мозг, и позволяет, в частности, оценивать расстояние, хотя
и менее точно, чем при бинокулярном зрении. Поэтому, чтобы добиться
наиболее совершенной имитации, необходимо дать глазу также и свободу
аккомодации. К тому же, "с точки зрения человеческого глаза", изображение
на пленке не является оптически безупречным. Это длинное отступление имело
целью не столько дать конкретное решение проблемы (такой замысел слишком
примитивен), сколько подчеркнуть, с одной стороны, трудности такого
решения, с другой - его принципиальную возможность.
нервным путям в мозг поступают серии импульсов, в точности таких, какие
шли по ним, когда он сидел на веранде с розой в руке, то субъективно этот
человек находится в указанной ситуации. Он будет видеть небо, розу в
собственной руке, в глубине за верандой сад, газон, играющих детей и т.д.
Сходный эксперимент был уже проведен на собаке. Сначала указанным выше
способом были записаны импульсы, проходящие по двигательным нервам
животного, когда оно бежит. Затем собаке перерезали спинной мозг, в
результате чего у нее были парализованы задние лапы. Когда к нервам
парализованных лап были поданы записанные ранее импульсы, парализованная
задняя часть туловища собаки "ожила" и начала делать такие движения,
которые совершает при беге здоровая собака. Если скорость ввода импульсов
изменялась, изменялась также быстрота движений. Различие между придуманным
нами опытом и этим экспериментом, проведенным на собаке, заключается в
том, что импульсы вводились собаке в центробежные (двигательные) нервы, а
мы собираемся вводить их в центростремительные (сенсорные) нервы. Что бы,
однако, произошло, если б испытуемый захотел, например, встать с кресла и
выйти в сад? Конечно, ему бы это не удалось. Ведь импульсы, которые
вводятся в нервные пути этого человека, являются фиксированными и
неизменными. При попытке встать возникла бы диковинная путаница: желая
взяться за перила, которые он видел бы на расстоянии метра от себя, он
схватился бы за воздух. Его переживания раздвоились бы на то, что он
чувствует и воспринимает, и на то, что он делает. Эта раздвоенность
явилась бы результатом расхождения между его нынешней двигательной
активностью и прошлой, сенсорной, записанной нами.
жизни пришедший в театр, громко обращается к актерам, давая им "добрые
советы", например советует Ромео не кончать жизнь самоубийством, и бывает
весьма удивлен, когда актеры его советами пренебрегают. Они не реагируют
на такие советы, так как любой вид искусства - театр, кино, литература -
"заранее запрограммирован", раз навсегда детермирован, и никакое
вмешательство не изменит хода действия. В искусстве передача информации
идет лишь в одном направлении. Мы являемся лишь адресатами, лишь
получателями этой информации, мы только воспринимаем кинофильм или
театральное представление, причем пассивно, а не являемся участниками
действия. Иллюзии, присущей театральному представлению, книга не дает,
ведь можно сразу же ознакомиться с эпилогом и убедиться, что он
предопределен. В отличие от книги при театральном представлении развитие
действия запечатлено лишь в памяти актеров (по крайней мере для зрителя,
который не познакомился с печатным текстом пьесы). В произведениях научной
фантастики иногда описывают развлечения будущего, которые основаны на
воздействии, аналогичном воздействию в нашем эксперименте. Герой такого
произведения надевает себе на голову надлежащие электроды и тут же
оказывается в центре Сахары или на поверхности Марса. Авторы подобных
описаний не отдают себе отчета в том, что этот "новый" вид искусства
отличается от нынешних лишь малосущественным способом "подключения" к
заранее жестко запрограммированной фабуле, что и без электродов столь же
полная иллюзия возможна в стереоскопической циркораме, в которой в
дополнение к стереозвуку введен "канал для запахов". Обзор в циркораме
такой же, как в натуре, то есть составляет 360°; все видимое имеет три
измерения; краски естественны; созданный специальной аппаратурой, веет
ветер пустыни или доносится "марсианский запах". Таким образом, нам вовсе
не нужно переноситься в 2000 год, так как при соответствующих затратах
такую иллюзию можно создать уже сейчас. Куда же именно автор втыкает
электроды, не существенно, разве что сами эти электроды должны внести
колорит цивилизации тридцатого столетия.
воспринимающего человека через органы чувств, то в "новом" искусстве,
порожденном научной фантастикой, эти органы оказываются излишними, так как
информация вводится прямо в нервы. Однако в обоих случаях передача
информации идет лишь в одном направлении, и ввиду этого ни описанный нами
в целях наглядности эксперимент, ни "новое искусство" не являются
фантоматикой. Дело в том, что фантоматика предполагает создание
д_в_у_с_т_о_р_о_н_н_и_х связей между "искусственной действительностью" и
воспринимающим ее человеком. Другими словами, фантоматика является
искусством с обратной связью. Можно, разумеется, нанять артистов, одеть их
в костюмы придворных XVII века, а себя - в костюм французского короля той
эпохи и с этими артистами в соответствующей обстановке (например, в
арендованном старинном замке) разыгрывать свое "царствование на троне
Бурбонов". Такая игра не была бы даже примитивной фантоматикой хотя бы уже
потому, что из нее можно легко выйти. Фантоматика предполагает создание
такой ситуации, когда никаких "выходов" из созданного фиктивного мира в
реальную действительность нет.
мир можно создать. Затронем также интересный вопрос, может ли человек,
подвергнутый "фантоматизации", вообще каким-либо мыслимым способом
убедиться, что все им испытываемое - лишь иллюзия, отделяющая его от
временно утраченной действительности.
1
Проприоцепторы - это "датчики" информации о натяжении мыцщ и сухожилий, о
положении и движении частей тела.
посылаемые проприоцепторами, очень важны для сложных движений (координация
движений) и для поддержания равновесия. Проприоцепторов больше, чем всех
остальных рецепторов, и "работают" они больше, чем все остальные органы
чувств, хотя субъективно эта работа менее заметна. - Прим. ред.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ФАНТОМОЛОГИЯ
(b) ФАНТОМАТИЧЕСКАЯ МАШИНА
генератору? Все, что угодно. Он может взбираться по отвесным альпийским
скалам, бродить без скафандра и кислородной маски по Луне, во главе
преданной дружины в звенящих доспехах брать штурмом средневековые замки
или покорять Северный полюс. Его могут славить толпы народа как победителя
при Марафоне или как величайшего поэта всех времен; он может принимать
Нобелевскую премию из рук короля Швеции, любить со взаимностью мадам де
Помпадур, драться на поединке с Яго, чтобы отомстить за Отелло, или
погибнуть от ножа наемных убийц мафии. Он может также почувствовать, что у
него выросли громадные орлиные крылья, и летать; или же превратиться в
рыбу и жить среди коралловых рифов; быть громадной акулой и с раскрытой
пастью устремляться за своими жертвами, похищать купающихся людей, с
наслаждением пожирать их и затем переваривать в спокойном уголке своей
подводной пещеры. Он может быть негром двухметрового роста, или фараоном
Аменхотепом, или Аттилой, или, наоборот, святым; он может быть пророком с
гарантией, что все его пророчества в точности исполнятся; может умереть,
может воскреснуть, и все может повторяться много, много раз.
Посняков Андрей
Дальский Алекс
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав