Станислав ЛЕМ

ФОРМУЛА ЛИМФАТЕРА

- Милостивый государь... минутку. Простите за навязчивость... Да,
знаю... мой вид... Но я вынужден просить... нет, ах, нет. Это
недоразумение. Я шел за вами? Да. Это правда. От книжного магазина, но
только потому, что видел сквозь витрину... вы покупали "Биофизику" и
"Абстракты"... И когда вы здесь сели, я подумал, что это великолепный
случай... Если б вы позволили мне проглядеть... и то, и другое. Но главное
- "Абстракты". Для меня это - жизненная необходимость, а я... не могу себе
позволить... Это, впрочем, видно по мне, правда... я просмотрю и сейчас же
верну, много времени это не займет. Я ищу только одно... определенное
сообщение... Вы мне даете? Не знаю, как благодарить... я лучше выйду...
Идет кельнер, мне бы не хотелось, чтобы... я перелистаю на улице, вон там,
напротив, видите? Там есть скамейка... и немедленно... Что вы сказали?
Нет, не делайте этого... Вам не следует меня приглашать... правда...
хорошо, хорошо, я сяду. Простите? Да, разумеется, можно кофе. Что угодно,
если это необходимо. О, нет. Это - в самом деле нет. Я не голоден.

Возможно, мое лицо... но это видимость. Могу я просмотреть здесь...
хоть это невежливо?.. Спасибо. Это последний номер... нет, я уж вижу, что
в "Биофизике" ничего нет. А здесь... да, да... ага... Криспен - Новиков -
Абдергартен Сухима, подумать только, уже второй раз... ох!.. Нет. Это не
то. Ничего нет. Ладно... возвращаю с благодарностью. Снова я могу быть
спокоен - на две недели... это все. Пожалуйста, не обращайте на меня
внимания... кофе? Ах, правда, кофе. Да, да. Я сижу, буду молчать. Я не
хотел бы навязываться, назойливость со стороны такого индивидуума, как
я... простите? Да, наверно, это кажется странным такие интересы при таком,
гм, exterieur... <Внешний вид - фр.> Но, ради бога, только не это. Почему
же это вы должны передо мной извиняться? Большое спасибо, нет, я
предпочитаю без сахара. Это привычка тех лет, когда я не был еще так
болтлив... Вы не хотите читать? Видите ли, я думал... Ах, это ожидание в
глазах. Нет, не взамен. Ничего взамен, с вашего разрешения, конечно, я
могу рассказать. Опасаться мне нечего. Нищий, который изучает
"Биофизический журнал" и "Абстракты". Забавно. Я отдаю себе в этом отчет.
От лучших времен у меня сохранилось еще чувство юмора. Чудесный кофе.
Похоже на то, что я интересуюсь биофизикой? Собственно, это не совсем так.
Мои интересы... не знаю, стоит ли... Только не думайте, что я ломаюсь.
Что? Это вы? Это вы опубликовали в прошлом году работу о комитарах
афиноров с многократной кривизной? Я точно не помню названия, однако это
любопытно. Совершенно иначе, чем у Баума. Гелловей пытался в свое время
сделать это, но у него не вышло. Нескладная штука, эти афиноры... Вы ведь
знаете, как зыбки неголономные системы... Можно утонуть, в математике так
бывает, когда человек жаждет наспех штурмовать ее, схватить быка за
рога... Да. Я уже давно должен был это сказать. Лимфатер. Аммон Лимфатер -
так меня зовут. Пожалуйста, не удивляйтесь моему разочарованию. Я его не
скрываю, к чему? Со мной это случалось уже много раз и все-таки каждый раз
по-новому... это немного... больно. Я все понимаю... Последний раз я
печатался... двадцать лет назад. Вероятно, вы тогда еще... ну, конечно. А
все-таки? Тридцать лет? Ну что ж, тогда вам было делать: ваши интересы,
скорей всего, были направлены в другую сторону... А потом? Боже
милосердный, я вижу, вы не настаиваете. Вы деликатны, я сказал бы даже,
что вы стараетесь относиться ко мне как... к коллеге. Ах, что вы! Я лишен
ложного стыда. Мне хватает настоящего. Ладно. История настолько
невероятна, что вы будете разочарованы... Ибо поверить мне невозможно...
Нет, нельзя. Уверяю вас. Я уж не раз ее рассказывал. И в то же время
отказывался сообщить подробности, которые могли бы засвидетельствовать ее
правдивость. Почему? Вы поймете, когда услышите все. Но это долгая
история, простите, я ведь предупреждал. Вы сами хотели. Началось это без
малого тридцать лет назад. Я окончил университет и работал у профессора
Хааве. Ну, разумеется, вы о нем слыхали. Это была знаменитость! Весьма
рассудительная знаменитость! Он не любил рисковать. Никогда не рисковал.
Правда, он позволял нам - я был его ассистентом - занимался кое-чем сверх
программы, но в принцип... нет! Пусть это будет только моя история.
Разумеется, она связана с судьбами других людей, но у меня есть склонность
к болтливости, которую мне по старости трудно контролировать. В конце
концов, мне шестьдесят лет, выгляжу я еще старше, вероятно, и из-за того,
что собственными руками...

Incipiam <Начнем - лат.>. Итак, это было в семидесятых годах. Я
работал у Хааве, но интересовался кибернетикой. Вы ведь знаете, как это
бывает: самыми вкусными кажутся плоды в чужих садах. Кибернетика занимала
меня все больше и больше. В конце-концов мой шеф уже не мог этого вынести.
Я не удивляюсь этому. Тогда тоже не удивился. Мне пришлось немного
похлопотать, и в конце концов я устроился у Дайемона. Дайемон, вы о нем
тоже, наверное, слыхали, принадлежал к школе Мак Келлоха. К сожалению, он
был ужасно безапелляционен. Великолепный математик, воображаемыми
пространствами прямо-таки жонглировал, мне страшно нравились его
рассуждения. У него была такая забавная привычка - прорычать конечный
результат подобно льву... но это неважно. У него я работал год, читая и
читая... Знаете, как это бывает: когда выходила новая книга, я не мог
дождаться, пока она попадет в нашу библиотеку, бежал и покупал ее. Я
поглощал все. Все... Дайемон, правда, считал меня подающим надежды... и
так далее. У меня было одно неплохое качество, уже тогда, феноменальная
память. Знаете... я могу вам хоть сейчас перечислить названия всех работ,
опубликованных год за годом нашим институтом на протяжении двенадцати лет.
Даже дипломных... Сейчас я только помню, тогда - запоминал. Это позволяло
мне сопоставлять различные теории, точки зрения ведь в кибернетике велась
тогда яростная священная война, и духовные дети великого Норберта кидались
друг на друга так, что... Но меня грыз какой-то червь... Моего энтузиазма
хватало на день: что сегодня меня восхищало, завтра начинало тревожить. О
чем шла речь? Ну как же - о теории электронных мозгов... ах, так? Буду
откровенен: знаете, это даже хорошо, мне не придется чрезмерно
беспокоиться о том, чтобы неосторожно упомянутой подробностью... Да что
вы! Ведь это было бы оскорблением с моей стороны! Я не опасаюсь никакой...
никакого плагиата, вовсе нет, дело гораздо серьезнее, сами увидите. Однако
я все говорю обиняками... Правда, вступление необходимо. Так вот: вся
теория информации появилась в головах нескольких людей чуть ли не за
несколько дней, вначале все казалось относительно простым обратная связь,
гомеостаз, информация, как противоположность энтропии, - но вскоре
обнаружилось, что это не удается быстро уложить в систему, что это
трясина, математическая топь, бездорожье. Начали возникать школы, практика
шла своим путем - строили эти там электронные машины для расчетов, для
перевода, машины обучающие, играющие в шахматы... А теория - своим, и
вскоре инженеру, который работал с такими машинами, было трудно найти
общий язык со специалистом по теории информации... Я сам едва не утонул в
этих новых отраслях математики, которые возникали, как грибы после дождя,
или, скорее, как новые инструменты в руках взломщиков, пытающихся вскрыть
панцирь тайны... Но это все-таки восхитительные отрасли, правда? Можно
обладать некрасивой женщиной или обычной и завидовать тем, кто обладает
красавицами, но в конце концов женщина есть женщина; зато люди,
равнодушные к математике, глухие к ней, всегда казались мне калеками! Они
беднее на целый мир такой мир! Они даже не догадываются, что он
существует! Математическое построение - это безмерность, оно ведет, куда
хочет, человек будто создает его, а в сущности лишь открывает ниспосланную
неведомо откуда платоновскую идею, восторг и бездну, ибо чаще всего она
ведет никуда... В один прекрасный день я сказал себе: довольно. Все это
великолепно, но мне великолепия не нужно, я должен дойти до всего сам,
абсолютно, словно на свете никогда не было никакого Винера, Неймана, Мак
Келлоха... И вот, день за днем я расчистил свою библиотеку, свирепо
расчистил, записался на лекции профессора Хайатта и принялся изучать
неврологию животных. Знаете, с моллюсков, с беспозвоночных, с самого
начала... Ужасное занятие; ведь все это, собственно, описания - они, эти
несчастные биологи и зоологи, в сущности, ничего не понимают. Я видел это
превосходно. Ну, а когда после двух лет тяжкого труда мы добрались до
структуры человеческого мозга, мне хотелось смеяться. Правда: смотрел я на
все эти работы и фотограммы Рамона-и-Калаха, эти черненные серебром
разветвления нейронов коры... дендриты мозжечка, красивые, словно черные
кружева... и разрезы мозга, их были тысячи, среди них старые, еще из
атласов Виллигера, и говорю вам: я смеялся! Да ведь они были поэтами, эти
анатомы, послушайте только, как они наименовали все эти участки мозга,
назначения которых вообще не понимали: рог Гипокампа, рог Аммона...
пирамидные тельца... шпорная щель...

На первый взгляд, это не имеет отношения к моему рассказу. Но только
на первый взгляд, ибо, видите ли, если б меня не удивляли многие вещи,
которые абсолютно не удивляли... Даже не привлекали внимания других...
если бы не это, я наверняка был бы сейчас склеротическим профессором и
имел бы сотни две работ, которых никто не помнит, - а так...

Речь идет о так называемом наитии. Откуда у меня это взялось, понятия
не имею. Инстинктивно - долгие годы, пожалуй, всегда, - все представляли
себе, что существует... что можно принимать во внимание лишь один тип,
один вид мозга - такой, каким природа снабдила человека. Ну, ведь homo
<Человек - лат.> - это существо такое умное, высшее, первое среди высших,
владыка и царь творения... да. И поэтому модели - и математические, на
бумаге, - Рашевского, - и электронные Грея Уолтера - все это возникло Sib
Simme aispiciis <Под внешним наблюдением - лат.> человеческого мозга -
этой недостижимой, наиболее совершенной нейронной машины для мышления. И
тешили себя иллюзией, простодушные, что если удастся когда-нибудь создать
механический мозг, который сможет соперничать с человеческим, то,