сильным, что он, случалось, даже забывал о Земле. Блейд знал об этом; не
понимал, а именно знал -- после прослушивания собственных магнитофонных
отчетов, надиктованных под гипнозом. Так было в Альбе, Кате, Меотиде и
Тарне... В Альбе, в первом странствии, сильнее всего. В Берглионе, в ледяных
дарсоланских пустынях, не только внешняя среда изменяла, лепила заново его
естество; Аквия, снежная красавица, колдунья-телепатка, тоже приложила свои
нежные ручки... Но, начиная с Катраза, он помнил все хорошо: события, лица
людей, детали тех или иных интриг, маршруты своих странствий. Видимо, его
мозг постепенно адаптировался к самому процессу трансформации и обрел
способность не терять воспоминаний ни при каких обстоятельствах. Лорд
Лейтон, правда, относил это достижение за свой счет, ибо его гигантская
машина непрерывно совершенствовалась, обрастая все новыми и новыми блоками.
внешняя среда начала меньше влиять на него... Предположим... Но язык-то он
понимал всегда! Сей дар знания неизменно сопутствовал ему, существенно
облегчая жизнь. Почему же сейчас он лишился столь полезной способности?
трое. Лениво разглядывая усыпанное искорками звезд небо, он повторил про
себя несколько раз: анемо -- нет... анола -- да... кам -- хорошо... узут --
плохо... Однако эти плавные певучие слова не пробуждали никаких ассоциаций;
прекрасное музыкальное наречие, но явно незнакомое.
хранился один неясный вопрос куда он, в конце концов, попал. Язык придется
учить быстро и, желательно, незаметно; а еще надо слушать, наблюдать,
вынюхивать, сопоставлять -- словом, делать все то, что входит в обязанности
разведчика, почуявшего запах тайны.
-- всей кожей, если угодно. Казалось, день промелькнул незаметно и легко, с
утренней встречи до вечерней трапезы; но Ричард Блейд, ничем не выдавая
своей, настороженности, каждый час и каждую минуту занимался своим делом.
Своим ремеслом, говоря определенней! Да, несколько раз он не сумел сдержать
удивления -- но столь же сильно был бы удивлен любой истинный абориген этого
мира, наивный лесной охотник, дитя эпохи лука и топора, не ведающее
ухищрений грядущих технологических веков. Для него похожее на кожу было
кожей, похожее на камень -- камнем; желтый металл -- золотом, светлый и
прочный -- сталью. В мире, в котором жил Талзана, дротикам полагалось летать
на пятьдесят шагов или на сто, самое большее; и башмаки там шили на размер
ноги.
снова растянулся рядом, поглаживая кончиками пальцев чуть шершавое голенище.
Нет, это не кожа, не замша; искусная имитация, которая может обмануть лишь
неопытный взгляд. Кожа не способна так растягиваться и сжиматься, облегая
ногу словно плотный чулок... А подошва! Только семь дюймов в длину -- однако
обувь пришлась ему впору! Невероятно эластичный материал!
молчаливых хижин. Ему не удалось обнаружить ни швов, ни следов склейки;
мокасины были цельными, с тончайшей, в десятую дюйма, подошвой. Однако эта
тонкая гибкая стелька предохраняла ступню не хуже, чем слой резины в два
пальца толщиной, что накатывают на ботинки морских пехотинцев.
была сделана фляга, к которой все они по очереди прикладывались во время
еды. Зато в ее содержимом он не обнаружил ничего подозрительного; чистая
холодная вода из ближайшего ручья, сдобренная соком. Неуклюжие корзинки, в
которые Сари и Калла собирали фрукты, были сплетены из лиан, и женщины явно
изготовили их сами -- Блейд видел днем незаконченный остов в траве у хижины
Каллы.
костром, хижины, бронзовый закопченный котелок, древки дротиков... Вот
наконечники их -- совсем другое дело!
полупрозрачного и довольно хрупкого. Но нет, вещество, из которого сделали
эти летающие молнии, не имело ничего общего ни с камнем, ни с металлом; с
пластиком, впрочем, тоже. И они были такими легкими! Словно пустотелые
тонкие оболочки, заключавшие некий смертоносный механизм, подчинявшийся воле
хозяина и заставлявший всю эту конструкцию лететь в цель -- далеко,
стремительно и точно! Теперь разведчик понимал, почему его неожиданный визит
удивил, но не слишком встревожил хозяев; даже Калла, самая слабая из этой
троицы, могла пробить ему череп ярдов с двухсот.
оснащенные фантастическим оружием, подделкой под старину... Люди с нежными
руками, с гладкой ухоженной кожей, явно привыкшие к чистоте и удобствам...
Пожалуй, эта загадка не относилась к числу слишком сложных. Любая компания
землян, отправившихся на пикник в глухой уголок где-нибудь в Канаде или в
Австралии, может прихватить с собой ружья, прочную обувь и одежду, котелки,
фляги... Но дичь они будут жарить на примитивном вертеле над костром -- так,
как это делали их предки в доисторические времена. Если придет охота,
любители древнего колорита могут даже построить шалаши вместо палаток -- для
пущей экзотики! Если, конечно, об этом заранее не побеспокоилось
туристическое агентство...
которых заберут по окончании оплаченного срока. Блейду это было ясно, как
дважды два.
развитый, чем Земля. Насколько подобная гипотеза вязалась с тем, что его
самого явно принимали за местного жителя, охотника, скитающегося по лесам в
чем мать родила? Но почему бы и нет? На Земле шел семьдесят второй год
двадцатого столетия, однако любой европеец или американец, обладатель тугого
бумажника, мог вкусить экзотики каменного века. На Андаманских островах, в
дебрях Гвинеи, в амазонской сельве, на Огненной Земле, в пустынях
центральной Австралии и Южной Африки, в бассейне Конго... И люди, которые
жили во всех этих местах, отличались от богатых белых сагибов гораздо
больше, чем сам Блейд от троицы праздных бездельников, с которой свел его
случай. Он был таким же смуглым и темноволосым, как они; таким же стройным и
рослым, с ухоженным тренированным телом, с чертами лица, обличавшими
принадлежность к той же расе, что и его новые знакомцы. И в этом не было
ничего удивительного. На Катразе сахралты, жители южных островов, тоже были
смуглыми и черноволосыми, словно итальянцы; да и среди джеддов попадалось
немало брюнетов с золотистой кожей.
попытаемся извлечь все выгоды из создавшейся ситуации. Их как будто не
удивляет, что туземец -- то бишь он сам -- не знаком с наречием
господствующей расы. Примем сей факт как должное и попытаемся сыграть роль
папуаса, свободного сына джунглей, который ни звука не понимает
по-английски... О чем может наивное дитя природы расспрашивать богатых
гостей из местного Нью-Йорка, когда выучит сотню-другую слов? О небоскребах
и подземке, об авиалайнерах и автомобилях, о ночных кабаках, о девушках,
гангстерах, виски, охотничьих карабинах и атомных бомбах... о королях и
капусте, наконец. И о замечательном целебном шаре, золотое сияние которого
лечит все недуги и раны.
версия казалась ему идеальной. В нее даже как-то вписывалась банда, гонявшая
его вчера по холмам. Вполне возможно, лесные воины наблюдали его внезапную
материализацию прямо из воздуха и приняли незнакомца за злого духа. Или он
потоптал священный цветник у их поселка? Возможно, возможно... Даже у
цивилизованных людей бывают странные психозы. Взять, к примеру, его соседку
по Дорсету, престарелую, но бодрую миссис Рэчел Уайт, владелицу коттеджа
напротив... Если бы он нанес ущерб ее любимым розам, эта леди не стала бы
вызывать полицию; она расправилась бы с нечестивцем собственной рукой. И
Блейд нисколько не сомневался, что миссис Уайт, дама гренадерского роста,
оглушила бы его десятифунтовой сковородкой, а затем сбросила бы с дорсетских
утесов прямо в холодные воды Ла-Манша.
праздных туристов, может обрести некие приятные доказательства их
расположения; тем более, что компания попалась ему странная -- две женщины и
один мужчина. По своему земному опыту Блейд знал, что подобные
праздношатающиеся бездельники предпочитают проводить отдых парочками.
одним гибким движением вскочил на ноги. "Началось", -- подумал он и довольно
усмехнулся. Все-таки приятно убедиться лишний раз, что он знает мир и знает
людей -- в особенности женщин.
двери хижины. Над озером висела полная луна, до удивления напоминавшая
земную; серебристый свет падал на застывшую воду, прокладывая дорожку прямо
в небеса, в беспредельный темный простор, распахнувший крылья над лесной
страной. Силуэты поросших деревьями холмов на том берегу казались спинами
доисторических ящеров, мирно уснувших у водопоя; месяц ронял серебряные
стрелы на их щетинистые хребты. Блейд на миг повернулся спиной к двери,
любуясь этой сказочной картиной, и тут же тонкие пальцы легли на его
обнаженные плечи.
потом подхватил ее на руки и, продолжая целовать, внимательно оглядел
хижину.
прутик футовой длины. Блейд шагнул ближе, не отрываясь от губ Каллы, томно
прикрывшей глаза, и покосился на крохотный язычок пламени. Он был ровным,
бездымным и довольно ярким; разведчик не ощутил ни жара, ни запаха.