Чтение 19–й страницы книги ~Наследство Бар Ригона~

оказался неожиданно молодым, чистым и высоким. Неторопливым речитативом
старик начал:

-- Ттна спустились с небес в пламени и громе...

-- Ттна? -- переспросил Блейд.

-- Да. Селги -- хайритское слово, но сами они называли себя ттна, и
сага сохранила это имя. Слушай и не перебивай.

Ттна спустились с небес в пламени и громе,

В сверкающей башне, подобной дереву фран.

Запылала степь, и дохнули огнем Семь Ветров,

Затмилось солнце, и день стал ночью,

Когда башня ттна встала на землю Хайры.

Прошел срок, стихли пламя и ветер,

И пришельцы с небес пошли к свободным кланам

Не походили они на людей ни обликом, ни одеждой,

Но в устах их был язык хайритов.

В каждый клан, в каждый род пришли посланцы

И сказали: "Закончено наше странствие,

Пощадили нас Темная Бездна и Великий Мрак,

Вновь обрели мы землю

И готовы делить ее с Домами Хайры

Нам -- Север, ибо мы предпочитаем холод,

Вам -- Юг, ибо вы возлюбили свет и тепло"

Не долго думали хайриты, не приносили жертв,

Не спрашивали совета у Семи Ветров.

"Земля родины не делится пополам", --

Так сказали они, а потом закрутились точильные камни,

И брызнули искры из-под клинков мечей

Повелевали молниями ттна,

Но убийства было для них запретным

Их огненные копья не ударили в Дома Хайры,

Но три дня били в землю,

Пока Дух Тверди, устрашившись, не перегородил

По их велению степь скалистой стеной,

Неприступной для человека и зверя.

Два поколения прошло.

Хайриты жили во мраке бесчестья,

Не в силах достичь Великих Северных Лесов,

Владея лишь половиной прошлых угодий.

Но не было дня, чтобы воины не искали прохода,

Тропы или тайного тоннеля в горах.

Однажды раскрылась скала,

И отряд храбрецов исчез в ее чреве.

Год, и два, и три ждали люди -- никто не возвращался,

Но больше не светились сполохи в небе,

Что прежде играли ночью над горами ттна.

Тогда собрали Дома самых сильных и храбрых,

И воины стали бить скалу там, где пропали их братья

Они рубили камень, пока не нашли ход,

Широкий и гладкий, он вел в долины, где жили ттна.

Но лишь скелеты лежали там -- кости людей и

пришельцев,

И хайритские клинки ржавели меж ребер ттна.

Поднялись кланы и вошли под своды тоннелей и пещер,

Поделив меж собой Высокие Долины,

Что даровала нм милость Семи Ветров,

И стали те долины их зимним домом

И прибежищем в годы бедствий...

Резко оборвав песнь, Арьер отложил инструмент и устало произнес:

-- Ну, это уже другая история.

С минуту Блейд сидел молча, переваривая услышанное. Десятки вопросов
теснились у него в голове, ибо спетая Арьером сага, как и все героические
баллады такого рода, оставляла изрядный простор для воображения. Впрочем, в
главном не приходилось сомневаться -- эти таинственные селги-ттна пришли из
космоса, с какого-то близкого или далекого мира.

Блейд уже знал, что местная солнечная система включает по крайней мере
еще три крупные планеты, чтобы убедиться в этом, было достаточно понаблюдать
пару часов за звездным небом. У него хватало элементарных познаний в
астрономии, чтобы заметить три яркие точки, пересекавшие ночной небосклон, и
определить их как ближайшие небесные тела. Ближайшие к этому огромному шару,
покрытому безбрежными морями, пустынями и прериями, горными хребтами и
щетиной лесов, названия которого он даже не знал -- возможно, его и не
существовало для всей планеты ни у айденитов, ни у обитателей Хайры. Про
себя Блейд думал о мире, в который был заброшен на этот раз, как об Айдене,
что являлось, пожалуй, несправедливостью по отношению к другим народам,
населявшим планету, чьи размеры не уступали Земле. Две яркие точки в ночных
небесах он обозначил их цветами -- зеленым и серебристым; третьей, чья
окраска постоянно менялась, присвоил имя Мерцающей звезды.

У Айдена было два спутника -- серебристый Баст, больше и ярче земной
Луны, и маленький быстрый Кром; дневное же светило казалось чуть краснее
Солнца -- не желтое, а скорее оранжевое. Год Айдена состоял из десяти
тридцатипятидневных месяцев, отсчитываемых по фазам Баста, тогда как Кром
совершал один оборот за семнадцать дней. Сутки казались Блейду несколько
дольше земных -- примерно на час; таким образом, продолжительность года в
этом мире была почти такой же, как на Земле. Этим и исчерпывались все его
познания в местной космогонии.

Раньше он мало беседовал на подобные темы с бар Занкором, предпочитая
исподволь разузнавать о более практических делах -- например, о некоторых
деталях биографии Рахи. Сейчас Блейд дал себе слово при случае расспросить
целителя по части астрономических достижений айденитов. Раз имперские суда
плавают по морям, значит, их капитаны и навигаторы хорошо знакомы со
звездным небом... Интересно, подумал он, сохранились ли в империи легенды о
пришествии селгов? Вряд ли эти скитальцы прилетели с ближайших к Айдену
планет... Скорее всего, они -- межзвездные странники, иначе их посещения и
попытки колонизации повторялись бы не раз.

Он поднял глаза на Арьера:

-- Когда это случилось, отец мой?

Старик, что-то прикидывая, погладил бороду.

-- Пятьдесят поколений назад, Эльс... Да, пятьдесят поколений, больше
тысячи зим...

-- В небе над Хайрой три яркие звезды, -- сказал Блейд. -- Одна --
зеленая, как степь весной, вторая -- блестящая, словно лезвие франа, а цвет
третьей трудно определить... она будто подмигивает все время. Посланцы
селгов не упоминали о том, что их башня спустилась с одной из этих звезд?

-- Ты говоришь про Ильм, Астор и Бирот, -- вмешался Ильтар, -- но в
небе есть и другие звезды, которые движутся быстро и меняют свой путь в
зависимости от времени года... -- Блейд понял, что планетная семья местного
солнца весьма обширна. -- Нет, селги никогда не утверждали, что пришли с
этих близких миров... Они говорили о чудовищной черной бездне пространства,
которую им пришлось преодолеть...

Блейд невольно задержал дыхание. Близкие миры! Неужели эти люди -- в
сущности, полукочевники, обитающие зимой в пещерах, -- представляют, что
планеты отличаются от неподвижных звезд? Его так и подмывало выяснить у
хозяев все детали хайритской космогонии. Что мог знать об этом Рахи? Не
покажутся ли его вопросы странными? Поколебавшись, Блейд решил не рисковать.

-- Сага, которую спел отец, не совсем точна, -- продолжал между тем
Ильтар, задумчиво наблюдая за плясавшими в очаге языками пламени. -- Из
рассказов более прозаических -- и более достоверных, чем легенды о героизме
предков, -- мы знаем коечто еще о тех временах... -- Арьер кашлянул, и вождь
Батры, подняв взгляд на старика, чуть заметно усмехнулся. Блейд понял, что
присутствует при каком-то молчаливом споре, который отец с сыном вели,
возможно, годами. -- Да, знаем... Ведь эти ттна жили рядом с нашими
племенами два поколения, лет пятьдесят... В конце концов установилось что-то
вроде перемирия. Селги не раз и не два открывали проходы в своих скалах,
встречались с людьми... даже торговали и делились знаниями... Другое дело --
успокоились они рановато! -- Ильтар поднял кружку, в два глотка осушил ее и
хмыкнул. -- Человек коварен! -- заключил он. -- А селги не ведали ни
коварства, ни злобы, ни тяги к убийству. А потому были обречены на смерть!
Наши дождались подходящего момента и... Так что, брат, теперь мы, потомки
тех древних бойцов, живем в уютных пещерах ттна, -- Ильтар широким жестом
обвел просторный зал.

Блейд кивнул и в свою очередь приложился к кружке. Пиво, как всегда,
было отменным. Он думал о том, что вряд ли пришельцы, которых перерезали
хайриты, были гуманоидами. Кто же из людей -- или пусть даже
человекоподобных существ -- не знаком с ложью, обманом и жестокостью? Такого
он вообразить не мог. Человек грешен и отягощен пороками, что, в сущности,
не так уж и плохо, ибо почти из всех своих слабостей он умеет извлекать
наслаждение -- как духовное, так и телесное. Блейд ухмыльнулся. Любопытно бы
выяснить, как обстояли дела у ттна, скажем, с телесными радостями...

-- Как они выглядели, эти селги? -- он вскинул глаза на Арьера, решив
начать издалека.

-- Изображений не сохранилось... Возможно, они даже не умели рисовать и
резать статуэтки из дерева и камня... их искусство было совсем другим, чем у
нас, -- задумчиво произнес старик.

Вдруг он протянул руку и достал из стенной ниши рядом со столом
небольшую вазу. Вероятно, этот предмет был искусственным артефактом, а не
творением природы, хотя вначале Блейд принял его за вытянутую округлой
спиралью раковину, верхушку которой венчали тонкие, изящно изогнутые шипы.
Перламутровый блеск основания постепенно переходил в бледнозолотые тона,
которые ближе к горлышку начинали отливать оранжевым; шипы переливались
всеми оттенками красного, их кончики угрожающе пламенели пурпуром.