заметить, было нарумяненное лицо матери с потеками от слез, которая
выглядывала из приоткрытой двери...
бродить по лабиринту комнат. Нет нужды упоминать здесь о том, что, как им
казалось, они видели в темных дверных проемах и слышали за металлическими
дверьми с массивными и сложнейшими запорами, конструкцию которых они и не
пытались постичь. Была там страшно запущенная библиотека с высокими
стеллажами: некоторые свитки в ней, казалось, курились и дымились, словно
папирусы и чернила, которыми они были написаны, содержали в себе семена
всесожжения; в углах библиотеки стояли штабеля запечатанных ларей из
зеленого камня и стопки позеленевших от времени медных табличек. Были там
и инструменты - такие, что Фафхрд даже не дал себе труда предупредить
Мышелова, чтобы тот к ним не притрагивался. В другой комнате стоял жуткий
звериный запах, на ее скользком полу они заметили клочья короткой и
невероятно толстой черной щетины. Но единственным живым существом, которое
они узрели, был безволосый зверек, выглядевший так, словно он в свое время
пытался стать медвежонком, и когда Фафхрд нагнулся, чтобы его погладить,
тот скуля откатился в сторону. Была там дверь в три раза больше в ширину,
чем в высоту, а в высоту она едва доходила человеку до колена. Было там
окно, выходившее во мрак, но это не был мрак тумана или ночи, а между тем
он казался бесконечным; выглянув наружу, Фафхрд разглядел идущие вверх
проржавелые железные ступени. Мышелов размотал веревку на всю длину и
выбросил ее конец из окна, но крюк ни за что не зацепился.
оставила в путниках эта зловещая и пустая твердыня и которое усиливалось с
каждой комнатой, с каждым извилистым коридором, было ощущение какого-то
архитектурного несообразия. Казалось невероятным, чтобы такие опоры могли
выдержать громадный вес каменных полов и потолков, и друзья были убеждены,
что тут существуют какие-то контрфорсы и подпорные стенки - то ли
невидимые, то ли существующие в совсем другом измерении, как если бы замок
Туманной Мглы еще не полностью всплыл из некоего невообразимого, иного
мира. Это ощущение усиливали и запертые двери, за которыми, казалось, не
было реального пространства.
ориентиры, которые запечатлевались в их памяти, они совершенно потеряли
чувство направления.
ни искали, кого бы ни ждали - старика или демона, - мы можем для этого
побыть в первой зале с большой аркой.
стишок старика! "Каждый покой - гнусно-склизкое чрево, каждая арка -
прожорливый зев!" Я всегда вчуже боялась этого места, но никогда не
думала, что найду такую запутанную берлогу с каменным мозгом и каменными
когтями.
Ахура, - и с той ночи, как я покинула дом, находясь в теле Анры, я была
живым трупом, который можно где угодно оставить и куда угодно забрать.
Думаю, они убили бы меня, по крайней мере настал момент, когда Анра точно
сделал бы это, но его телу нужен был обитатель, да и моему телу тоже,
когда он покидал его - Анра умел возвращаться в собственное тело и
передвигаться в нем, когда был неподалеку от земель Аримана. В таких
случаях меня чем-то опаивали, и я, совершенно беспомощная, находилась в
Затерянном Городе. Мне кажется, что в это время они что-то делали с его
телом - старик говорил, что хочет сделать его неуязвимым, - потому что,
возвращаясь в него, я чувствовала, что оно сделалось более пустым и
каменным.
тишине что-то вроде слабых стонов ветра.
оно пролежало в гробнице, я пребывала в нем. Через некоторое время
наступил черный миг, когда страх и ужас исчезли - я приучила себя к
смерти. Впервые в жизни у моей воли, у моего холодного рассудка появилась
возможность развиваться. Скованная физически, существуя почти без чувств,
я стала приобретать внутреннюю силу. Я начала видеть то, чего не замечала
раньше - слабые стороны Анры.
наши умы, оказалась слишком прочна. Как бы далеко он ни уходил, какие бы
ни воздвигал между нами преграды, я всегда могла видеть картины в какой-то
части его мозга - очень смутно, как какую-то сцену, разыгрывающуюся в
конце длинного, узкого и темного коридора.
наблюдала, как его честолюбие вышагивает среди звезд, словно это
драгоценные камни на черном бархате в его сокровищнице. Я ощущала, как
свою собственную, его удушливую ненависть к ласковым и скаредным богам -
всемогущим отцам, которые скрывают сокровища мира, улыбаются нашим
мольбам, хмурятся, качают головами, карают; я чувствовала его бессильную
ярость к оковам времени и пространства, словно все пяди расстояний,
которых он не мог видеть и по которым не мог ступить, сцеплялись в
серебряные кандалы у него на руках, словно каждый миг до и после его
собственной жизни был серебряным гвоздем в его распятии. Я скиталась в
продуваемых ураганами залах его одиночества, где мне удавалось увидеть
красоту, которую он лелеял, - смутные, заманчивые формы, которые режут
душу, как нож, а однажды я набрела на узилище его любви, где было
совершенно темно и не видно, что ласкают там трупы и целуют кости. Мне
стали понятны его желания - ему хотелось чудесных вселенных, населенных
разоблаченными богами. И я познала его похоть, из-за которой он дрожал
пред видом мира, словно это была женщина, и страстно стремился познать все
его секретные уголки.
ненавидеть, я, по счастью, обнаружила, что моим телом он владеет не так
легко и отважно, как я. Он не умел смеяться, любить и рисковать. Вместо
этого он робел, всматривался, поджимал губы, отходил назад...
что стон повторился и на сей раз был более громким и свистящим.
которые забрасывали их в самые разные концы света; они надеялись, в этом я
уверена, добраться до царства мрака, где их могущество сделается
бесконечным. Я следила, как их поиски быстро продвигаются вперед, а потом,
к моему восторгу, всякий раз оканчиваются ничем. Их протянутые руки
чуть-чуть не дотягивались до следующей ступеньки мрака. Им обоим чего-то
не хватало. Анра ожесточился и постоянно винил старика, что у них ничего
не выходит. Они стали ссориться.
издевательски смеяться над ним, но не вслух, а мысленно. Отсюда и до звезд
- нигде ему не было спасения от моего смеха, и он был готов убить меня. Но
он не решался на это, пока я находилась в его теле, а я теперь научилась
ему сопротивляться.
отчаянные думы на вас и на секрет смеха древних богов, и к тому же ему
требовалась помощь магии, чтобы вернуть свое тело. Какое-то время я
боялась, что он нашел новый путь к спасению - или к продвижению вперед, -
но сегодня утром я с чисто жестокой радостью увидела, как вы, наплевав на
посулы брата, с помощью моего смеха убили его. Теперь надо страшиться лишь
старика...
замковым камнем, путники опять услышали свистящий стон, и на этот раз у
них уже не было сомнений в его реальности, близости и в направлении,
откуда он раздавался. Бросившись в темный и особенно туманный уголок залы,
они увидели там внутреннее окно, расположенное вровень с полом, а в этом
окне разглядели лицо, как бы лишенное тела и плававшее в тумане. Узнать
его черты было невозможно, оно походило на квинтэссенцию всех старых и
разочарованных лиц в мире. Бороды под ввалившимися щеками на нем не было.
не лишено тела напрочь. Они разглядели призрачные, болтающиеся в тумане
обрывки не то одежды, не то плоти, пульсирующий мешок, напоминавший
легкое, а также серебряные цепи с какими-то то ли крючьями, то ли когтями.
плоти, открылся и уставился на Ахуру, а высохшие губы сложились в
карикатурное подобие улыбки.
послал меня с поручением, выполнять которое мне не хотелось.
один, через плечо и уставились в распахнутую наружную дверь, за которой
клубился туман. Они смотрели так три, четыре удара сердца. Потом они
услышали тихое ржание одной из лошадей. После этого все трое развернулись
в сторону двери, но еще раньше кинжал, посланный недрогнувшей рукой
Фафхрда, вонзился в глаз замученного существа за внутренним окном.
Мышелов - напряженный, как струна, Ахура - с видом человека, который,
удачно преодолев пропасть, поскользнулся на самой вершине.
он принялся ее трясти.
искривились, но из них вырывалось лишь сдавленное кваканье. Лицо девушки
исказила гримаса отчаяния.
и место, где смех очень быстро тупится и так же безвреден, как меч,
который сегодня утром пронзил меня.
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Зыков Виталий
Зыков Виталий
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман