через которую можно выйти и обрести свободу, насладиться приключениями,
испытать свою смелость и страстность? Усесться взаперти до конца своих
дней, мечтая о маленьком детском космосике? - кстати, в компании с
настоящей бомбой. Пещера, чрево, маленькое серенькое гнездышко - вот об
этом вы мечтаете? Ах, оно вырастет? Да, конечно, как город поглощает
окрестные дикие леса, эта раковая опухоль Kinder, Kirche, Kuche - и я в
этом должен жить! Женщины! - как мне отвратительны их сверкающие глаза,
когда они глядят на меня от камина, зябко закутав плечи, убаюкивая,
глубоко счастливые тем, что они стареют, и говорят себе: "Он становится
слабее, он сдает, скоро я смогу уложить его в постельку и ухаживать за
ним". Каби, твоя дрянная Тройная Богиня, родительница, совокупительница и
погребальщица мужчин! Женщина - это слабость, это путы на ногах, это
искалеченная жизнь! Женщина! - и маленькие рачки в кудряшках, которых она
обожает!
мужчину, если ей представится шанс. Обкарнать его, спеленать его, обстричь
ему крылья, перемолоть его в фарш и слепить другого мужчину, в ее вкусе,
мужчину-куколку. Ты украла Хранитель, ты, квочка, - чтоб свить гнездышко
себе и своему Брюсси!
сейчас двинет по сопатке, и он, по-моему, тоже этого ждал. Я повернулась к
Брюсу - тот смотрел. Это выражение трудно описать: то ли с сожалением, то
ли виновато, то ли взволнованно, сердито, потрясенно, вдохновенно... -
словом, всего понемногу. А мне бы хотелось, чтобы у людей иногда были
простые естественные реакции, как в журнальных историях...
к Брюсу и медленно, неуклюже, надвигаясь на него, разводя руки, как будто
собирался заключить его в объятия.
обкарнать себя - ни твои слова, ни твои дела. Ты же Солдат. Даже когда ты
говорил о мирном послании, ты был готов к поединку. Неважно, что ты думал
или чувствовал, Брюс, неважно, в чем ты лжешь или что скрываешь, ведь ты
же на самом деле не на их стороне!
удовлетворить меня, но я бы сказала, что Брюс не осквернил себя имитацией
или смягчением удара. Он сделал шаг вперед, плечи его напряглись, удар был
сильным и точным.
меня тут же перенесло к костру в Индейских Дюнах, где мама рассказывала
мне истории из Старшей Эдды об этом злобном, ехидном, коварном
скандинавском божке, и как, когда остальные боги пришли, чтобы изловить
его в укрытии возле реки, он сидел и плел загадочную сеть, достаточную,
как я могла себе представить, чтобы пленить всю вселенную; и если бы они
пришли хоть на минуту позже, он бы успел это сделать.
и поглядел на Брюса. Марк, который стоял рядом со мной, пошевелился; я
подумала, что он собирается что-то предпринять, например, двинуть Брюсу
как следует, - мол, не тронь моего дружка; но тот только покачал головой и
вымолвил: "Omnia vincit amor". Я толкнула его локтем: "То есть?" Он
перевел: "Любовь побеждает все".
отчасти он был прав. Лили одержала свою победу; Брюс женится на ней, после
того как свалил с ног своего дружка-женоненавистника, который наверняка
стал бы вызывать его на разговоры по ночам. В этот момент я подумала, что
Брюсу больше нужна была Лили, чем реформа Меняющегося Мира. Да, нам,
женщинам, удается иногда одерживать свои маленькие победы - пока не придут
легионы или ефрейтор с усиками не развернет свою артиллерию, или не
заревут танки по дорогам.
продолжал поглаживать свою челюсть и глядел поверх руки на Брюса, но не
пытался продолжать борьбу. Глядя на его лицо, я сказала себе, что если бы
у него был пистолет, он бы тут же и застрелился - уж я-то его знаю.
замолчала бы и я на его месте, и именно в этот момент на Дока снизошло это
его непредсказуемое вдохновение, и он, пошатываясь, направился к Эриху,
протягивая свою скульптуру и заводя с ним свой обычный разговор
глухонемых. Эрих глянул на него так, как будто готов был его убить, затем
выхватил у него скульптуру, занес ее над головой и шмякнул изо всех сил об
пол; и, как ни странно, она не разбилась. Прокатившись по полу, она
остановилась в нескольких дюймах от моих ног.
для Эриха. Я могла бы поклясться, что видела, как красный туман застилает
его глаза и уплывает в мозги. Он развернулся в сторону Складов и в
несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от сундука с
бомбой.
ни единого движения. Почти все мужчины рванулись вслед за Эрихом. Впрочем,
Брюс остался на месте и Сидди вернулся назад после первого рывка; Илли
собрался в клубок для прыжка и в промежутке между волосатыми ляжками
Севенси и мелькающими белыми панталонами Бура я четко, как в микроскопе,
увидела этот кружок оскаленных черепов и палец Эриха, который нажимал на
них в продиктованном Каби порядке: один, три, пять, шесть, два, четыре,
семь. Я даже успела семь раз помолиться, чтобы он сделал ошибку.
паук, и его щупальца бесполезно скользнули по бронзовой поверхности. Все
прочие сгрудились взбудораженной толпой вокруг них.
сказал:
Теперь вы могли бы это высказывание уточнить. Если мы не вернемся в космос
и не обезвредим этот ящик, либо не найдем специалиста-атомщика Пауков, или
не сможем вызвать штаб-квартиру, чтобы нам оказали помощь в обезвреживании
бомбы, будущего у нас остается ровно тридцать минут.
выключателем, или срабатывает ловушка, или фокусируют луч - или что там
еще можно придумать, - руки не отнимаются, человек не сходит с ума или еще
что-нибудь в этом роде. Со мной, по крайней мере, ничего такого не
случилось. Все и всё вокруг, каждое движение, которое было сделано, каждое
слово, которое было сказано, были болезненно реальными для меня, как будто
чья-то рука разворачивала передо мной все окружающее, а потом намертво
впрессовывала это внутрь меня, и я видела каждую деталь ярко освещенной и
увеличенной, как будто у меня было семь черепов.
Никогда не видела, чтобы он был так напряжен. Илли стоял рядом с ним, но
не на его стороне - вам, надеюсь, понятно, в каком смысле? Марк, Севенси и
Бур тоже были возле сундука. Бур опустился на одно колено и тщательно
исследовал сундук, сдерживаемый страх заставил его чуть ниже приблизить
глаза, чем было необходимо, чтобы все увидеть; но руки он сцепил за
спиной, наверное, чтобы сдержать порыв нажать все и вся, что только могло
бы блокировать взрыватель.
остекленения.
удивило, что с нами была и Каби, и выглядела она не перепуганной и не
оцепеневшей, а почти такой же лихорадочно оживленной, как Эрих.
Хранителю, но даже не прикоснулся к нему; и выражение на его заросшем
бородой лице было такое, что мне сразу стало ясно - он призывает все громы
небесные на голову всех свихнувшихся пьянчужек, которые когда-либо
отправлялись из Кингс Линна в Кембридж или Лондон. Причина мне была
понятна - если бы он вспомнил о Малом Хранителе секундой раньше, он
спокойно пригвоздил бы Эриха к полу усиленной гравитацией, и тому было бы
не дотянуться до кнопки.
группу, столпившуюся вокруг сундука с бомбой, на Эриха, смотрел так, как
будто Эрих преподнес ему чудесный подарок, хотя я не могу себе
представить, чтобы я была в восторге, если бы меня пригласили на вечеринку
с моим самоубийством в качестве сюрприза для публики. Брюс, да проклянет
его Брахма, выглядел слишком задумчивым для человека, которого должна
пронзать сейчас та же мысль, что и всех остальных: не пройдет и двадцати
девяти минут, как Станция превратится в карманное солнышко.
сомневаться. Он опередил нас на один прыжок и не намерен был терять
преимущество.