Чтение 13–й страницы книги ~Горец 2~

века, - по меньшей мере! - как сошла клеймора с кузнечной наковальни, на
ней не появилось ни одной зазубрины.

А она редко стояла без дела! Не один вражеский клинок был перерублен,
не одна кольчуга или шлем были иссечены вместе с их содержимым.

А еще была крестовидная гарда - поперечины креста выгнуты летящим
изгибом (вот они - крылья птицы!). И железные цветы, чудо кузнечного
ремесла, на конце каждой поперечины.

(Но не только украшением были их лепестки! Позволяли они зацепить
оружие противника - и вырвать его из рук поворотом кисти.)

И была еще обмотанная шагреневой кожей рукоять для двуручного захвата
- такая же длинная, тонкая, изящно-прочная, как и сам клинок, но теплая и
приятная на ощупь.

Шагрень не давала ей повернуться в ладони: если скользка была ладонь
от пота или же от облегавшей ее латной рукавицы.

И, конечно, была надпись вдоль лезвия. Девиз, стоящий самого меча, -
а уж тем более стоящий всех мехов, золотых кубков и овечьих стад,
составлявших имущество семьи.

Легкое, несмотря на свою длину, изящное без изощренности - и грозное
в этом своем изяществе оружие. Клеймора. Прадедовский меч.

В умелых руках он не уступит мечу-эспадону при всей его убийственной
мощи.

Эспадон? А почему вдруг вспомнился эспадон?

Привычная память, память бойца, быстро подобрала нужный образ.

Эспадон - оружие панцирной пехоты, самый большой из двуручных мечей,
да и вообще из всего клинкового оружия, когда-либо изготовлявшегося
человеком.

Широко применялся ландскнехтами, а также спешенными рыцарями. Вернее,
самыми рослыми и могучими из ландскнехтов и рыцарей...

Сам он, Мак-Лауд, - под этим или под другим именем - не раз в своей
странной жизни топтал пыль дорогами ландскнехтов...

Но - ни разу он не взялся за эспадон. Иногда ему приходилось терпеть
из-за этого насмешки - хотя немного находилось охотников смеяться над ним!

А у находившихся - очень скоро пропадало такое желание. Иногда даже
вместе со всеми остальными желаниями...

Но какой-то не вполне понятный страх вызывало в нем это оружие. Страх
и отвращение. Словно означало оно причастность к чему-то темному,
древнему, жуткому...

А так - клинок как клинок, вполне ему по силам. Не хуже, чем та же
клеймора.

Клеймора... Традиционный двуручный меч шотландских горцев...

Как ни странно, память его, кажется, сохранила этот момент: отец,
закрепляющий меч над колыбелью. Или это ложное воспоминание?

Наверное, ложное...

Только отчего же тогда помнится и то, что сказал отец в ту минуту?

...В руке героя,

что в путь решился,

В поход опасный

на вражью землю,

Сей меч не дрогнет:

не раз бывал он,

Клинок двуострый,

в потехе ратной!

И снова - как птичий крик, как далекий звон сечи - размеренно льется
торжественная мелодия древнего речитатива:

...В крови откован

тот меч победный,

Лучший из славных

клинков наследных.

Во многих битвах

он был испытан,

Клинок - наследье

далеких предков,

Шлемодробитель,

кольчугоборец,

Поющий песню

в игре сражений...

Да, вовсе не похожа была музыка, звучавшая в отцовской речи, на
заунывный рев волынок и трехструнное бренчание виолы. Не похожа на обычные
песни хайлендской деревни Глен-Финен...

Музыка?

Окружающая действительность медленно доходила до сознания Мак-Лауда.
Что с ним? Где он находится?

Все в порядке.

Он по-прежнему сидит в оперной ложе. А на сцене перед ним, приняв
демонически-байроническую позу, высится певец, закутанный в плащ цвета
воронова крыла.

Рука его столь же картинно романтическим движением легла на эфес
бутафорского меча.

Вот оно в чем дело...

Старый человек усмехнулся, поудобнее устраиваясь в кресле. Вот что,
оказывается, навеяло ему эти видения...

Он устало смежил веки. И тут же прошлое вновь обрушилось на него...

Или не прошлое? Или не видения это были, как не видением была память
о Проекте?

Или клеймора - оружие не только шотландских горцев?

Значит, это не отец вешал над ним меч и пел древнюю песню... А может
быть, все-таки отец - но не здесь, не на Земле?

Кто знает...

Нет ничего проще пустоты - но ничего нет и сложней ее. Особенно когда
это слепящая пустота межзвездных пространств...

Так что, возможно, и на Земле это было тоже. И на Земле - и не на
Земле. И в средневековой Шотландии, и...

Или это вообще одно и то же? Нет двух миров, есть один - но
разветвленный? И Земля, и Зайст - не сходятся ли они, как сходятся к жалу
острия мечевые лезвия?

(Кто, кто это сказал?! Чьи это слова?)

Да, быть может, его воспоминания не являются ложными. Надо только
прислушаться. Прислушаться к тому, что говорит твой внутренний голос...

Твой ли голос это говорит?..

- ...Последний же секрет заключается вот в чем. Нет двух миров - есть
один мир, распластанный по обеим сторонам межзвездного клинка, пронзающего
бездну. И Высокое Знание...

- ...Никого сзади тебя нет...

Он и сам уже понял это. Но все еще никак не мог поверить, что Катана
указывает именно на него, а не на кого-то за его спиной.

Остальные тоже не могли в это поверить.

- Кто наш новый предводитель? Покажи нам его! - раздалось сразу
несколько выкриков.

- Я уже показываю! - произнес Катана с легкой иронией. Его ладонь
по-прежнему была раскрыта.

На этот раз искра энергии, пробежавшая между ним и Клейморой, не
осталась невидимой. Она явственно сверкнула в сгущающейся полутьме.

- О-о-о! - единой глоткой выдохнула толпа.

Нет, не толпа. Теперь это снова был Священный отряд. И, как
полагается Священному отряду, у него вновь имелся предводитель.

Вернее, даже два предводителя: Катана пока что не сложил с себя
полномочий. Да Клеймора и не помыслил бы претендовать на роль вождя в его
присутствии.

Как тут же выяснилось, Катана, оказывается, и не думал ему эту роль
предлагать.

Он имел в виду нечто иное:

- Понимаю, многим мой выбор покажется странным. Воистину - никогда
еще юный не бывал предводителем! Но все же прошу верить мне... - Катана
помедлил.

- Ведь все вы знаете - мне ведомы способности человеческих душ, -
продолжил он тихо.

- Мы знаем, вождь! Знаем, брат... - не сговариваясь, отряд ответил,
как один человек.

Голос Катаны окреп:

- К тому же знайте: он будет предводителем не сейчас, и не здесь...

Конан с недоумением повернулся к Катане.