Джордж МАРТИН

БАШНЯ ПЕПЛА

Моя башня построена из маленьких черно-серых кирпичей, связанных
раствором из блестящей черной субстанции, которая удивительно похожа на
обсидиан, хотя, наверное, не может им быть. Она стоит над заливом Долгого
Моря, имеет двадцать футов высоты, наклонена, и от края леса ее отделяет
лишь несколько шагов.

Я нашел эту башню почти четыре года назад, когда вместе с Белкой
покинул Порт-Джемисон в серебристом автолете, лежащим теперь очищенным от
всего в высокой зелени возле порога. До сего дня, я почти ничего не знаю
об этом странном сооружении, но у меня на этот счет есть несколько теорий.

Прежде всего, сомневаюсь, что она построена людьми. Она явно старше
Порт-Джемисона, и мне часто кажется, что ее построили до начала
космической эры. Черно-серые кирпичики (удивительно маленькие - каждый в
четверть нормального кирпича), очень стары, имеют неровную поверхность и
лопаются у меня под ногами. Везде лежит пыль, и я хорошо знаю ее источник,
поскольку не раз вынимал расшатавшиеся кирпичи из парапета на крыше башни
и лениво давил их в руке, превращая в мелкий темный порошок. Когда дует
ветер с востока, башня выбрасывает вверх столб пепла.

Внутри эти черно-серые кирпичи в более хорошем состоянии, поскольку
ветер и дождь обрабатывает только поверхность, но, несмотря на это, башня
не относится к красивым строениям. Ее внутренность - это единое помещение,
лишенное окон, полное пыли и эха; свет проникает туда лишь через круглое
отверстие в центре крыши. Спиральная лестница, сделанная из таких же
древних кирпичей, как и все остальное, является частью стены и
поднимается, как резьба на винте, пока не достигает крыши. Белка, который
довольно мал для кота, легко взбегает по ступеням, но для человека они
слишком узки и неудобны.

И все же, я поднимаюсь по ним. Каждую ночь я возвращаюсь из холодных
лесов со стрелами, черными от засохшей крови пауков сновидений, и сумкой,
полной их мешочков с ядом. Отставив лук в сторону, я мою руки, а потом
выхожу на крышу, чтобы провести там последние часы перед рассветом. По
другую сторону узкого морского залива, на острове, горят огни
Порт-Джемисона - сверху он совсем не похож на хорошо знакомый мне город.
Ночью черные квадратные здания окружает романтическое сияние:
серо-оранжевые и бледно-голубые огни города заставляют думать о тайнах,
молчаливых песнях и одиночестве, когда космические корабли взлетают и
опускаются на фоне звезд, как неутомимые светлячки времен моего детства на
Старой Земле.

- Там кроется множество историй, - признался я как-то Корбеку, прежде
чем научился не делать этого. - За каждым огнем скрываются люди, а что ни
человек, то иная судьба. Но они живут, не соприкасаясь с нами, поэтому мы
никогда не узнаем их историю. - Полагаю, что при этом я помогал себе
жестами - само собой, я был пьян в стельку.

В ответ Корбек широко улыбнулся и отрицательно покачал головой. Это
был высокий, полный темноволосый мужчина с бородой, торчащей во все
стороны, как моток колючей проволоки. Каждый месяц он прилетал из города
на своем черном обшарпанном автолете, чтобы доставить мне продукты и
забрать яд добытых мною пауков сновидений, каждый месяц мы поднимались на
крышу башни и напивались. Корбек был всего лишь водителем грузовика,
торговцем второсортными сновидениями и бывшими в употреблении радугами, но
считал себя философом и исследователем человеческой природы.

- Не обманывайся, - сказал он мне тогда с лицом, покрасневшим от
вина, - ты ничего не теряешь. Рассказы о судьбах людей ничего не стоят.
Настоящие рассказы обычно имеют какую-то фабулу. Они начинаются,
продолжаются какое-то время, а когда заканчиваются, то это действительно
конец всего, разве что автор пишет целый цикл. В жизни так не бывает, люди
блуждают без цели, без толку говорят - и так без конца. Ничто и никогда не
кончается.

- Люди умирают, - вставил я. - По-моему, это и есть конец.

Корбек громко рыгнул.

- Конечно, но слышал ли ты, что бы кто-то умер в нужную минуту? Нет,
так не бывает. Одни уходят, так и не начав жить по-настоящему, другие на
середине лучшей своей роли, а третьи продолжают возиться, когда все уже
кончилось.

Часто, сидя наверху с Белкой на коленях, я вспоминаю слова Корбека и
то, как он их произнес - удивительно мягким голосом. Корбек не очень-то
смышлен, но, думаю, в ту ночь, помимо своей воли, сказал правду. Впрочем
решительный взгляд на жизнь, который он мне тогда указал, является
единственным противоядием против снов, которые плетут пауки. Однако, я не
Корбек и никогда им не буду, поэтому, хоть и вижу его правду, не могу жить
с нею в согласии.

Когда они прилетели, я находился возле башни и стрелял по мишени,
имея на себе только штаны и колчан. Уже опускались сумерки, и я готовился
к ночному походу в лес - с самых первых дней изгнания я жил от заката до
рассвета, как пауки сновидений. Под ногами я чувствовал мягкую траву,
двойной лук из серебристого дерева как никогда хорошо лежал в моей руке. И
стрелял я в тот день тоже здорово.

Тогда я и услышал, как они подлетают. Оглянувшись через плечо в
сторону пляжа, я увидел в небе быстро растущий темно-синий автолет.
Конечно это был Джерри, я узнал его по звуку мотора - сколько себя помню,
его машина всегда громко шумела.

Повернувшись к ним спиной, я вынул из колчана другую стрелу, и рука у
меня не дрогнула, когда я впервые за этот день попал в десятку.

Джерри посадил автолет в зелени, растущей возле башни, лишь в
нескольких футах от моего. С ним была Кристалл, стройная и серьезная, а
заходящее солнце зажгло красные искры в ее золотых волосах. Они вышли и
направились ко мне.

- Не подходите к мишени, - предупредил я, вынимая очередную стрелу и
натягивая лук. - Как вы меня нашли? - жужжание стрелы, вибрирующей в
центре мишени, подчеркнуло мои слова.

Они подошли, далеко обогнув линию выстрела.

- Когда-то ты говорил, что заметил это место с воздуха, - ответил
Джерри. - Мы знали, что тебя нет в Порт-Джемисоне, и решили, что стоит
поискать здесь. - Он остановился в нескольких футах от меня, уперев руки в
бедра. - Выглядел он таким, каким я его помнил - высокий, темноволосый и
всегда в отличном настроении. Кристалл подошла и положила руку ему на
плечо.

Я опустил лук и повернулся к ним лицом.

- Ах, вот оно что. Итак, вы нашли меня. А зачем?

- Я беспокоюсь за тебя, Джонни, - тихо сказала Кристалл. Однако, она
избегала моего взгляда, когда я смотрел не нее.

Джерри властно обнял ее за талию, и я почувствовал, как во мне
нарастает ярость.

- Бегство не решает никаких проблем, - заметил он. В его голосе
звучала та же странная смесь дружеской заботы и дерзости, с которой он
обычно обращался ко мне.

- Я не убегал, - ответил я напряженным голосом. - Черт возьми, вы не
должны были сюда прилетать.

Кристалл взглянула на Джерри. Лицо ее было печально и я вдруг понял,
что она подумала то же, что и я. Джерри только нахмурился. Не думаю, что
когда-нибудь он понял, почему я говорил и думал так, а не иначе. Каждый
раз, когда мы обсуждали это, а такое случалось не часто, он говорил, что
сделал бы он, если бы наши роли поменялись. У него в голове не
укладывалось, что кто-то может поступить иначе на его месте.

На меня не произвело впечатление его недовольное выражение - но
все-таки мне удалось вывести его из себя. Целый месяц своего добровольного
изгнания в черной башне я пытался понять мотивы, руководящие моими
поступками и настроением, а это не так уж и легко. Кристалл и я были
вместе очень давно - почти четыре года, когда прилетели на планету
Джемисона в поисках редких серебряных артефактов, которые раньше находили
на Бальдуре. Я любил ее все это время и люблю даже сейчас, несмотря на то,
что ради Джерри она бросила меня. Когда я хорошо себя чувствовал, мне
казалось, что это благородный и лишенный эгоизма импульс велел мне
покинуть Порт-Джемисон. Я просто хотел, что бы Крис была счастлива, а это
было невозможно, пока там находился я. Она глубоко ранила меня, и я не
смог скрыть терзающих меня чувств, мое присутствие рождало у нее чувство
вины и бросало тень на счастье, которое она нашла с Джерри. А поскольку у
нее не было сил порвать со мной, я сделал это сам. Для них. Для нее.

Впрочем, возможно, я просто убедил себя в этом. Бывали и такие
минуты, когда эта хрупкая конструкция лопалась, уступая место отвращению к
самому себе. Таковы ли были истинные причины моих поступков? А может, в
приступе гнева я хотел ранить себя, и тем самым покарать их - как
капризный ребенок, рассуждающий о самоубийстве, как о своеобразной мести.

Этого я действительно не знал. Весь месяц я колебался между этими
двумя решениями, пытаясь понять самого себя и решить, что делать дальше. Я
хотел выглядеть героем, готовым растоптать свои чувства ради счастья
любимой женщины. Но слова Джерри говорили о том, что он видел мои поступки
в совершенно ином свете.

- Зачем тебе все так драматизировать? - спросил он. С самого начала
он решил вести себя очень вежливо, и постоянно казался раздраженным,
потому что я не мог взять себя в руки и забыть об обидах, чтобы мы снова
подружились. Ничто не злило меня так, как его раздражительность, я считал,
что очень хорошо справлялся с ситуацией, и чувствовал себя задетым позой