известный исследователь, рассказывает, как отделаться от тех, кто вам не
нравится. Но сначала вы должны убедить их, что можете это сделать", -
гласили заголовки.
рассмеялся. В конце концов я сам в этом виноват. Прозвонил телефон, меня
вызывал Билл. Он неожиданно спросил:
поднял эту тему. И никакая тень не нашептывала мне на ухо...
страх.
А в чем дело, Билл?
сменил тему. - Завтра похороны Дика. Увидимся там.
это присутствовать на похоронах друга. Если с похоронами не связаны
какие-нибудь интересные и незнакомые мне обряды, они бессмысленны. Я хочу
помнить друзей живыми, энергичными, проворными. Картина гроба заслоняет
это все, и я теряю друзей. По-моему, животные в этом смысле поступают
мудрее. Они прячутся и умирают. Билл знает, что я об этом думаю, поэтому я
ответил:
совершенно неожиданных направлений. После того как я ушел от тебя,
позвонил поверенный Дика и спросил, что мне известно о взятых Диком
деньгах. Он рассказал, что они пытаются установить, что с ними сделал Дик,
но не могут. Он мне не поверил, конечно, когда я ответил, что ничего не
знаю; что у меня только смутные подозрения. Я его не виню. Сегодня утром
позвонил душеприказчик Стентона и задал тот же вопрос. Сказал, что перед
смертью Стентон снимал значительные суммы, и они не могут установить их
местонахождение.
то начинает попахивать.
мучает любопытство. Когда мы с тобой увидимся и что мне до того времени
делать?
сейчас ничего объяснять, но поверь, у меня убедительные доводы. Скажу тебе
только одно. Твое интервью - это еще одна приманка, и мне кажется, она еще
лучше моей.
Настолько, что если бы кто угодно, кроме Билла, попросил меня сидеть
спокойно и ничего не предпринимать, я бы страшно рассердился. Но Билл
знает, что делает, я был уверен в этом. Поэтому я ждал.
главу книги о марокканских колдунах. В четверг вечером позвонил Билл.
Доктор де Керадель с дочерью. Я хочу, чтобы ты пришел. Обещаю, будет
интересно.
гипнозу в больнице "Сальпетриер". Начал там, где Шарко остановился.
Несколько лет назад при неясных обстоятельствах покинул "Сальпетриер". То
ли пациенты умерли, то ли он применял слишком неортодоксальные методы.
костюм. И приди на час раньше. С тобой хочет до прихода гостей поговорить
одна девушка.
герой. - И он повесил трубку.
пятнадцать лет. Припомнил озорного ребенка. Глаза слегка раскосые и
желтовато-карие. Волосы чуть рыжеватые. Когда я видел ее в последний раз,
она была неуклюжей и склонной к полноте. Ходила ха мной следом, когда я на
каникулы приезжал к Биллу, сидела и молча смотрела на меня, отчего я
начинал нервничать.
проказа. Тогда ей было двенадцать. Никогда не забуду, как она с невинным
видом усадила меня на подземное осиное гнездо: не забуду и того, как,
ложась в постель, обнаружил в ней семейство ужей. Первое могло быть
случайностью, хотя я в этом сомневался, но второе нет. Я выбросил ужей в
окно и впоследствии ни словом, ни взглядом, ни жестом не выдал этого
происшествия, получив в награду замешательство девочки от моего молчания и
ее явное, но поневоле немое любопытство. Я знал, что она закончила
Смит-колледж и изучала искусство во Флоренции. Интересно, какой она стала,
когда выросла.
несколько статей де Кераделя. Несомненно, странный человек, и теории у
него странные. Неудивительно, что "Сальпетриер" избавилась от него. Если
отбросить словесное научное обрамление, главная мысль удивительно похожа
на то, что говорил мне много-раз-рожденный лама в монастыре Джиангцзе на
Тибете. Святой человек и известный чудотворец, искатель странных знаний.
Суеверные люди могут назвать такого колдуном. Примерно то же говорил мне
греческий монах в Дельфах. Плащ христианства едва прикрывал у него случай
явного языческого атавизма. Он предложил продемонстрировать свои
способности и сделал это. И почти убедил меня. Припоминая теперь то, что
он мне показывал, я думаю, что он на самом деле убедил меня.
как и мое, и такое же необычное. У меня в памяти всплыло еще одно
воспоминание. В семейных хрониках де Карнаков есть упоминание о де
Кераделях. Я просмотрел хроники. Между двумя семействами не было любви,
мягко выражаясь. Но то, что я прочел, подогрело мое любопытство к де
Кераделю почти до лихорадочного состояния.
библиотеку. Из большого кресла поднялась девушка и пошла мне навстречу с
протянутой рукой.
придавали скульпторы афинского золотого века своим танцующим девушкам.
Тонкое, как паутина, черное платье не скрывало этих пропорций. Волосы
медного цвета и убраны в высокую прическу. Тяжелый шиньон на шее
показывает, что она устояла перед соблазном короткой стрижки. Глаза
золотого янтарного цвета и изящно наклонены. Нос маленький и прямой,
подборок круглый. Кожа не молочно-белая, как часто бывает у рыжеволосых, а
золотистая. Такое лицо и такая голова могли бы послужить моделью для
лучшей золотой монеты Александра. Слегка архаичные, тронутые античной
прелестью. Я снова замигал. И выпалил:
ужей, появилось на лице. Она вздохнула:
тебя. Да, по-прежнему герой моего детства. То же живое смуглое лицо, как
у... я тебя называла Ланселотом Озерным, про себя, конечно. То же стройное
сильное тело - я тебя называла также Черной Пантерой, Алан. А помнишь, как
ты запрыгал, как пантера, когда тебя ужалили осы...
я уверен, это не слезы горя. Она сказала:
чтобы ты мне ответил. Нет, не ответил, что ты меня любишь, дорогой. Нет!
Нет! Я всегда знала, что рано или поздно это произойдет. Нет, о другом...
деле...