диалектах. Лассаль знал Кансу, был даже знаком с местностью, в которой
расположен Храм Лис.
проезжал Мартин, и здесь немец и француз были его переводчиками. Когда они
сообщали, что через это место отряд брата проехал в добром здравии, внешне
все в них говорило: они верят, что для него это добрая новость.
им ничего, кроме условленного с Мередитом. Но вероятность второго
предположения вскоре после вступления в Кансу несколько поколебалась.
Француз слишком небрежно сказал, что если желательно подобраться к храму
незаметно, минуя все деревни, то он знает путь. Он сказал, что хоть
священник храма, несомненно, знает об их приближении, он ожидает, что они
пойдут обычным путем. Таким образом его можно захватить врасплох.
признать, что истинная цель его - храм, а то, что он говорил раньше, всего
лишь предлог, и беспокойные расспросы в пути - обман. Он резко ответил,
что у нет причины заставать священника врасплох, что Ю Чин почтенный
ученый, старый друг его брата и когда они до него доберутся, беспокоиться
будет не о чем. Почему Лассаль считает, что им нужна тайна? Француз
вежливо ответил, что если бы знал об этой дружбе, такая мысль не пришла бы
ему в голову, конечно.
Вспоминая, как этот китаец старался подействовать на него своей болтовней
об этой желтой Матушке-Гусыне, он испытывал презрение, которое
компенсировало перенесенное унижение оттого, что он вынужден был отдать
проклятые деньги. Он часто слышал, как Мартин превозносит мудрость и
добродетели Ю Чина, но это лишь доказывало, насколько непрактичен был
Мартин... преждевременно впал в маразм, по крайней мере умственно... это
стало ясно, когда он женился на этой юной искательнице богатства, годной
ему в дочери... Это больше не тот брат, какого он знал... кто мог бы
сказать, что он стал бы делать дальше... этот маразм мог их всех привести
к гибели... старческий мозг в здоровом теле Мартина, вот и все... если бы
Мартин страдал от какой-нибудь тяжелой неизлечимой болезни и попросил бы
помочь ему умереть, он, несомненно, сделал бы это... ну, и какая разница
между этим и тем, что он сделал? То, что пришлось пожертвовать девчонкой и
ее отродьем, конечно, плохо... но это стало необходимо из-за маразма
Мартина.
довериться этим двоим.
окажется у него в руках. Девочке всего два месяца, а дорога в Пекин
долгая. В храме должна быть какая-нибудь женщина. Он организует так, что
она поедет с ними в Пекин. Если что-то случится, если девочка в пути
заболеет, это не его вина. Ее настоящее место, очевидно, в семье ее отца.
А не в языческом храме в глубине Китая. Никто не обвинит его, что он
захотел привезти ее... даже если с ней что-нибудь случится.
доказать, что это дочь его брата. Лучше привезти ее в Пекин живой...
может, лучше даже, если она живой попадет в Штаты и законно будет
установлена опека и передано наследство. Времени впереди много. А он
получит свои полмиллиона и увеличенный процент с доходов, это поможет
продержаться до тех пор, пока... что-нибудь случится и все состояние
перейдет к нему. Он бессердечно подумал: "Ну, что ж, до Пекина это отродье
в безопасности".
обычные вопросы дал полный отчет об убийстве, бегстве Джин, о ее смерти
позже в храме и рождении ребенка. Рассказ такой полный, включая все даты,
что у Мередита родилось легкое подозрение. Как будто этот человек заучил
свой рассказ. Время от времени он подзывал какого-нибудь жителя для
подтверждения. Но Чарлз проявил должное горе и желание наказать убийц. А
Бреннер и Лассаль в обычных словах выразили ему сочувствие.
белых нянек. Здесь придется найти женщину, которая будет заботиться о
ребенке до Пекина. Я хочу, чтобы девочка как можно скорее оказалась в
Штатах под присмотром моей жены. И хочу привести в действие механизм
наказания убийц, хотя понимаю, что особенно надеяться на это нечего.
жене и что надежды на наказание убийц нет.
ребенок. Он сказал:
цирковая лошадь. А таких здесь нет.
более крутые. А тропы никакой нет. Нужно идти пешком.
боятся их.
Точно как хотел увидеть одного из этих лунных лучников, о которых говорили
во время войны. Да! Через лучника хотел бы пропустить пулю, но для
женщины-лисы у меня нашлось бы другое оружие. Да!
ребенка? Если священник решит нам его не отдавать? Как далеко мы зайдем,
убеждая его? - И задумчиво добавил: - Староста сказал, что со священником
три женщины и четверо мужчин. - Потом еще более задумчиво: - Староста был
полон подробностей. Да - много знал. Мне это не нравится, совсем не
нравится.
Я его дядя и естественный опекун. Отец девочки, мой брат, оставил
распоряжение на случай своей смерти. Ну, он умер. Если священник откажется
отдать ребенка добровольно, я буду прав, если использую силу. Если
священник при этом будет ранен, винить он должен только себя. Если его
люди нападут на нас и будут ранены, мы в этом не виноваты. Так или иначе,
ребенка я заберу.
вам говорил. В Кансу для нас будет лучше, если мы на протяжении дня пути
отсюда не покажемся ни в одной деревне. И поедем мы со скоростью, которая
может повредить ребенку.
китайским седлом, на каких ездят женщины. Лошадей они привязали и начали
подниматься по лестнице. Вначале они разговаривали, но их голоса
постепенно поглотились окружающей тишиной, стихли. Разговоры прекратились.
за ними. Они никого не видели, ничего не слышали, но постепенно стали
такими же настороженными, как сосны и кусты, руки их не отрывались от
рукояток пистолетов, как будто это прикосновение придавало им уверенности.
Они поднимались на выступ горы, с лиц тек пот, как струится он с
испуганных лошадей, когда они чувствуют, но не видят и не слышат
опасность.
безопасности. Они по-прежнему молчали, но распрямились, перевели дыхание,
руки их отпустили рукояти оружия. Перед ними была черепичная крыша Храма
Лис, его голубой бассейн мира. Рядом с ним на каменной скамье сидел
человек. У них на глазах он встал и пошел к храму. По обе стороны от него
шли рыжие собаки. И вдруг путники поняли, что это не собаки, а лисы.
двери, только шесть высоких окон, казалось, наблюдали за их приближением.
Они сами никого не видели. Обошли храм и пришли к его фасаду. Человек,
которого они видели у бассейна, ждал их здесь. Лисы исчезли.
старого-престарого человека, мягкого, может быть, слабого. Лицо, которое
он увидел, несомненно, старое, но глаза на нем молодые и поразительно
живые. Большие, черные, подвижные, они притягивали к себе. Одет человек
был в серебристо-голубое одеяние, на груди серебром изображение головы
лисы.
покачал головой, как будто избавляясь от оцепенения. Сделал шаг вперед,
протянув руку. Сказал:
Деревенский староста милостиво снял с меня тяжесть передачи вам первого
цветка печального знания.
половине дня пути. Мы двигались быстро, и никто не мог добраться сюда