Джулиан МЭЙ
ЗОЛОТОЙ ТОРКВЕС
корабля.
лапкой, взрыхлившего речную гладь, насекомое встрепенулось, резко взвилось
в небо и снова зависло в воздухе. Отсюда судно казалось крохотной точкой
среди неярких мелководных лагун и солончаков, затянутых жемчужной дымкой.
навстречу рассвету. Зоркие фасеточные глаза почти во всю головку позволяли
ей увидеть темную глыбу материка, восходившего к северному горизонту.
Кромка Европы была окутана клубящимся каскадом Роны, протекающей по
обширному плато и впадающей в почти безводный Средиземноморский бассейн
плиоценовой Земли, именуемый Пустым морем.
километров в час короткими перелетами. С высоты он проследит путь корабля,
пройденный накануне. Но можно двинуться и восточнее, к маячащей вдали
громаде Корсики - Сардинии, где, по словам Крейна, нет ни единого тану.
утром, когда он проснулся, его серебряный торквес похолодел:
психопринудительный аппарат обезврежен небывалой силой его ума.
Метафункции, высвобожденные торквесом, работают в нарастающем темпе.
улавливая ровное дыхание семерых спящих на борту и телепатический гомон с
других судов, разбросанных по бескрайнему водному пространству. Далеко на
юге - он напряг зрение, неуклюже пытаясь сфокусировать его получше, -
просматривались гармоничные умственные сигналы. Великолепно! Не иначе, там
столица тану Мюрия, куда они и направляются.
попробуем!
завладевает им, прокладывая себе путь в лабиринте его мозга. Эйкен Драм
рванулся, пытаясь освободиться, но слишком поздно сообразил, что ему
понадобятся все силы, чтобы разрушить эту связь. Поднатужась, он все же
стряхнул с себя чужую хватку. И вдруг понял, что падает, теряя обличье
стрекозы и обретая свое человеческое, уязвимое. Ветер свистел в ушах. С
воплями Эйкен летел прямо на корабль; за какую-то долю секунды до крушения
ему удалось вновь превратиться в насекомое. Дрожа и отдуваясь, он уселся
на верхушку мачты.
гладкой поверхности лагуны пробегала мелкая волна. Элизабет и Крейн
высунулись из крытой пассажирской каюты и уставились на него; за ними
показался Раймо с выражением тупого недоумения на задранной кверху
физиономии; шкипер Длинный Джон орал во всю глотку:
с моей посудиной!
Гренфелла, который не удостоился даже серого торквеса. Он был зол и явно
ничего не подозревал о телепатическом поединке, происходившем между
стрекозой и остальными.
торквесом справился! Мы это предвидели, между прочим. Но ведь серебряный
торквес - только начало: в Мюрии тебя ожидают особые привилегии.
мозгами, ты бы усек: Мейвар нечего бояться. Напротив!.. А с другой
стороны, она тебя и без торквеса где угодно достанет. Драм, ты делаешь
самую большую ошибку в своей жизни. Рассуди, куда тебе податься одному?
Только с нами, в Мюрии, ты сможешь реализовать себя... Давай, приятель,
спускайся! Нам пора трогаться. К вечеру мы должны быть в столице, и ты сам
увидишь, правду я говорю или нет.
палубе, разинув рты, смотрели на стрекозу.
превратилось в маленького человечка, одетого в золотой костюм, весь
усеянный карманами. Обретя свою всегдашнюю самоуверенность, Эйкен криво
усмехнулся.
об одном: а вдруг Мерси там, в этой экзотической кавалькаде? Возбужденный
антрополог метался по палубе, в то время как к борту железными оглоблями
подцепили десятка два элладотериев - гигантских предков окапи, - чтобы
тащить корабль посуху к Мюрии. В небе плыла яркая, почти полная луна. В
отдалении понад доками, стоящими на дымных полосатых солончаках темного
полуострова, похожего на звездную галактику, сверкала огнями столица тану.
точь-в-точь, как те - либо в стеклянные доспехи с алмазной огранкой, либо
в усыпанные драгоценными каменьями кисейные туники. Их незажженные факелы
радужно светились. Всадники хохотали над Брайаном, даже не думая отвечать
на вопросы, которые тот пытался им задать под грохот ползущего по суше
судна.
золотистые волосы. Снова и снова Брайан пытался получше разглядеть то
одну, то другую из них, но стоило прекрасной всаднице приблизиться, всякий
раз убеждался, что она даже отдаленно не похожа на Мерси Ламбаль.
дерзкими шутками, вызывавшими безудержный смех, что лишь усиливало общий
бедлам. Финско-канадский лесоруб Раймо Хаккинен, повиснув над
пневматическим планширом судна, целовал протянутые руки дам, а мужчин
потчевал из серебряной фляги. Стейн Ольсон, напротив, держался в тени,
причем одной своей лапищей обхватил Сьюки, как бы оберегая ее. Вид у обоих
был встревоженный.
ощупывал пальцами серый торквес на шее и во всю глотку хохотал.