обремененному метафункциями разуму и надеяться, что он все-таки
передумает, все-таки последует за ней.
грубо наложенными шинами!.. Бэзил, когда не спал, ковырял стену камеры
ложкой из небьющегося стекла.
длину, четыре в высоту и один в глубину. Во время одного из последних
просветлений вождь Бурке наказал ему:
записку: "Помогите! Я пленник в крепости плиоценовой Земли".
выходил из беспамятства, в своих речах величал его не иначе, как "господин
адвокат", и выкрикивал пламенные тирады, очевидно, припоминая свою
судейскую практику. Бред Амери был не столь громогласным, она лишь
выбирала более жестокие, мстительные псалмы, когда муки от ожогов
становились совсем уж нестерпимы. На десятый день заключения и монахиня, и
американский индеец затихли: должно быть, уже не находили в себе сил
говорить. Бэзилу оставалось (поскольку только один их его переломов был
открытым и даже гангрена еще не началась) забирать баланду, подаваемую
один раз в день через вертящееся зарешеченное окошко, обменивать полную
парашу на пустую и ухаживать за умирающими друзьями, насколько это
позволяла кромешная тьма.
усаживался ковырять прорезь для послания.
хрипоты с другими студентами по поводу всяких эзотерических тонкостей и
даже ходил в горы, но - увы! - ни разу не долез до вершины плиоценового
Эвереста!
все расшитое бисером, а на голове у нее красовался похожий на крылья
бабочки головной убор в стиле пятнадцатого века, тоже весь расшитый.
Строго говоря, это была не женщина, но и не тануска, у нее словно было два
лица - одно миловидное, другое странное, гротескное. Он тактично попытался
предупредить ее о параше, когда она проникла сквозь каменную стену в
камеру и наполнила ее невыразимым сиянием, но, как все видения, незнакомка
лишь загадочно улыбнулась.
локте.
отозвалась та. - И вы, и ваши друзья.
сказать, на смертном одре. А моя левая нога, кажется, уже отмирает. Там,
где торчат наружу осколки малой берцовой кости, уже чувствуется гнилостный
запах.
довольно увесистый рулон тонкой прозрачной пленки, вроде полиэтиленовой.
Без церемоний опустилась на колени среди мусора, плесени и экскрементов и
начала заворачивать бесчувственную Амери в эту пленку; когда монахиня была
упакована, точно вырезка в мясной лавке, незнакомка проделала то же самое
с вождем Бурке.
задохнутся до смерти.
посетительница. - Вы нужны мне живыми. Теперь усните и не бойтесь, когда
проснетесь, на вас уже не будет серых торквесов.
улетел куда-то вместе с Амери, Жаворонком, узилищем и всем прочим.
плиоценовый опыт, как какую-то несостоявшуюся драму.
карнавальная шутка, благодаря которой его схватили в расцвете юности,
отшвырнули прочь с дороги, сбросили в какой-то колодец; но если подумать
хорошенько, жизнь в изгнании оказалась дьявольской фикцией. Кровопускание
в Надвратном Замке, лихорадочная вереница снов, достигшая своего апогея во
время глубинной коррекции Элизабет и Сьюки, банкет-аукцион, битва со
зверем на арене, убийство танцующей хищницы, охота на Делбета - бред! Он
ждал, что со дня на день, с минуты на минуту его участие в этом шоу
окончится, он снова облачится в костюм викинга и выйдет через временной
портал в реальный мир двадцать второго столетия.
способность оценивать события, какой-то отдел мозга отказывается
воспринимать полет на воздушном шаре иначе, как продолжение долгого сна.
Там, внизу, раскинулся красочный фиорд с берегами из разноцветной
застывшей лавы. Бутафорские вечнозеленые растения свешиваются до самой
воды. Маленькие островки с цветущими кустами и манговыми зарослями пестрят
там и сям на зеркально-гладкой поверхности. Большая стая розовых фламинго
добывает себе пропитание на мелководье.
нацелила палец.
воздуха, облака черной пыли, фонтаны скальных обломков - все это не было
бутафорией. Он видел и раньше подобные разрушения. Сам их производил.
Взрыв небольшого вулканического образования, выступающего из береговой
кромки фиорда, потряс викинга так, как ничто не потрясало с момента, когда
он спустился во врата времени. Глазами новорожденного младенца он взирал
на вихри пыли и пара, на взбаламученное болото, на трупы птиц. Его
сверхчувствительное ухо уловило рыдания Сьюки и взбудораженное хихиканье
Фелиции.
теплого воздуха из генератора. Они стали подниматься, и вскоре уже можно
было в полном объеме созерцать сотворенное Фелицией. Фиорд был перегорожен
камнями. Наметанным глазом бурильщика Стейн определил: разрушено не менее
полумиллиона кубометров вулканической породы.
связанных в тугой узел внутренностей и горечи во рту. Нагнулся погладить
дрожащую Сьюки. - Убедился.
блокировку. Честно говоря, я не удержалась и ликвидировала эту нашлепку.
Все-таки первый удар! Правда, я мастерски заделала выступ?
Мюрии! У них же могут быть сейсмографы или что-то в этом роде. Чего
доброго, заподозрят неладное. Но один маленький взрыв вполне сойдет за
землетрясение, верно?
взрыва - все еще звучал среди окрестных холмов. Взаправду, все взаправду.
Сьюки - не мираж. И Фелиция тоже.
снова очутились в естественной атмосфере. Она наполовину высунулась,
махала руками, вызывая камнепад, и смеялась. Пыль оседала на термостаты и
надувные стенки корзины. У Стейна слезились глаза и стучали зубы.
психокинетическим усилием разогнала облака пыли. - Тут закончили! Теперь
на Гибралтар, займемся серьезным делом.
Фелиция. Над вершиной Альборана и соседних потухших вулканов, над
пересохшим бассейном, через гряду Гибралтара в открытое море; завис над
Атлантикой, чьи белые гребешки лизали берег, тянувшийся непрерывной
полосой на юг от залива Гвадалквивир в Испании до Танжера.
взрывная волна не достанет нас. Покажи, откуда начинать... Ну, шевелись!
пальцы.
стояла над бездной и глядела в сторону берега.
заглядывать под землю? Видеть сквозь камень - как Эйкен?