Джон НОРМАН

ТАРНСМЕН ГОРА

1. ПРИГОРШНЯ ЗЕМЛИ

Меня зовут Тэрл Кэбот - так в пятнадцатом веке сократили прозвище
"Кэбото", хотя, насколько мне известно, никакого отношения к венецианскому
путешественнику, водрузившему в Новом Свете стяг Генриха VII, я не имею.
Это объясняется многими причинами, в числе которых - тот факт, что мои
предки были простыми бристольскими торговцами, бледнолицыми и
огненно-рыжими. И все же это совпадение - пусть только географическое -
осталось в родовой памяти как вызов сухости и рациональности жизни,
измеряемой количеством проданной одежды. И мне уже хочется думать, что был
уже в Бристоле один Кэбот, наблюдавший за, тем как его итальянский тезка
бросает якорь ранним утром 2 мая 1497 года в бристольской гавани.

Что касается моего имени, то, смею вас уверить, оно доставило мне
немало хлопот, особенно в детстве, послужив не менее важной причиной для
демонстрации физической силы, чем раньше волосы. Скажем так - это не самое
распространенное имя, по крайней мере, не в этом мире. Так назвал меня мой
отец, который исчез, когда я был еще младенцем. Я считал его умершим, пока
через двадцать лет после его исчезновения не получил странное послание от
него. Моя мать, о которой он осведомлялся, умерла, когда мне было шесть
лет - я как раз пошел в школу. Биографические данные всегда утомительны, и
я скажу лишь, что воспитывала меня тетушка, которая снабдила ребенка всем,
кроме материнской любви.

Довольно любопытно, что я поступил в Оксфорд, однако не стану
упоминать на этих страницах имя моего колледжа. Учился я вполне прилично,
не поражая успехами не себя, ни своих наставников. Как и большинство
молодых людей, я счел себя вполне образованным, когда смог процитировать
одну-две фразы по-гречески и достаточно познакомился с основами философии
и экономики, чтобы понять, что я вряд ли вполне соответствую этому миру,
полному, согласно этим наукам, скрытыми связями. Тем не менее, я не
примирился с мыслью кончить жизнь среди полок тетушкиного магазина, в
пыльной атмосфере одежды и тканей.

Будучи начитанным и неглупым юношей, я предложил свои услуги
нескольким небольшим американским колледжам в качестве преподавателя
истории - английской истории, конечно. Правда я несколько завысил свою
ученую степень, а мои наставники были настолько добры, что в своих
рекомендациях не стали разуверять их в этом. Мне кажется, эта ситуация
(неофициально они дали мне понять это) развеселила моих учителей. Один из
колледжей, которым я предложил свои услуги, пожалуй самый неразборчивый из
них - это был небольшой мужской колледж в Нью-Хэмпшире - подписал
соглашение, и вскоре я получил свое первое, и, думаю, последнее место в
учебном мире.

Конечно, думал я, скоро все раскроется, но у меня будет работа по
крайней мере на год и средства для оплаты проезда в Америку. И это
удовлетворило бы меня, если бы не усложняющееся положение дел. Я стал
понимать, что зачислен в колледж был в основном потому, что считался
факультетской диковинкой. У меня не было публикаций, и, несомненно на мое
место было множество претендентов из американских университетов, намного
превосходящих меня в науках, но не обладающих прелестным британским
акцентом. Да, это повлечет немало приглашений на чай, коктейль или ужин.

Америка мне понравилась, но в первый семестр я был страшно занят,
продираясь через множество текстов, пытаясь удержать превосходство или, по
крайней мере, быть немного впереди остальных студентов по английской
истории. Мне пришлось открыть, что звание англичанина не дает еще
автоматически авторитета в этой области. К счастью, мой декан,
специализирующийся в области экономической истории Америки, знал еще
меньше меня, или же делал вид, что это так.

Сильно помогли рождественские каникулы. Я рассчитывал на это время,
чтобы укрепить свои знания и обойти студентов. Но после всех контрольных,
тестов, экзаменов меня обуяло дикое желание послать к черту Британскую
Империю и уйти в поход - хотя бы до Белых Гор.

Я одолжил туристское снаряжение - рюкзак и спальный мешок у одного из
немногих друзей, которых приобрел на факультете, тоже преподавателя, но
только более плачевного предмета - физкультуры. Мы часто совершали
совместные прогулки. Интересно, что он думает о том, где сейчас его
снаряжение и сам Тэрл Кэбот? Конечно, администрация страшно недовольна
тем, что приходится подыскивать преподавателя в середине года и строить
догадки на мой счет. Но им никогда больше не увидеть Тэрла Кэбота в своих
стенах.

Мой друг проводил меня до гор, и там мы расстались, договорившись
встретиться на этом месте через три дня. Прежде всего я проверил свой
компас, как бы предугадывая, что мне предстоит, и оставил шоссе.

Почти сразу я оказался среди первозданных лесов. Бристоль - плотно
заселенный район, и я не был готов к столь внезапной встрече с дикой
природой. Колледж был все-таки продуктом, если можно так выразиться,
цивилизации. Я не испугался, зная, что идя в любом направлении, рано или
поздно выйду на шоссе, и что здесь невозможно потеряться, по крайней мере
надолго. Скорее, я был даже рад.

Я шагал не менее двух часов, прежде чем тяжесть рюкзака дала знать о
себе. Перекусив, я углубился в горы.

К вечеру я остановился на скалистой площадке и принялся собирать
топливо для костра. Отойдя немного от импровизированного лагеря, я
остановился в испуге. Слева на земле лежало что-то светящееся, излучающее
холодное голубое сияние.

Я бросил хворост и подошел к предмету - самому странному из виденных
мной. Это была прямоугольная металлическая коробка, плоская, но не очень
большая, такая, какие сейчас используют для писем. На ощупь она казалась
горячей. Волосы встали у меня дыбом. На коробке старинными английскими
буквами были написаны два слова - ТЭРЛ КЭБОТ.

Это явно было шуткой. Мой друг тайком пришел за мной. Я позвал его,
смеясь. Однако никто мне не ответил. Я рванулся в лес, ломая ветки,
приминая кусты, хотел найти его.

Но прошло пятнадцать минут, а поиски ничего не дали. Я ходил по кругу
в центре которого лежала коробка. Наконец я решил, что, подбросив странный
предмет, он дал мне найти его и пошел домой или к своему лагерю. Во всяком
случае, он не находился в пределах слышимости, иначе бы откликнулся. В
противном случае это было не красиво с его стороны.

Я вернулся к коробке и поднял ее. Она стала остывать. Я вернулся
вместе с ней в лагерь и разжег костер. Несмотря на теплую одежду, я
дрожал, сердце бешено колотилось. Я был напуган.

Поэтому, отложив коробку, я занялся приготовлением пищи, которое
отвлекло меня от происшествия и успокоило. Только когда мясо было готово,
я вернулся к необычному предмету.

Повертев его в руках при свете костра, я прикинул, что длиной он
около 20 дюймов и 4 дюйма толщиной, весит примерно 4 унции. Свечение почти
исчезло, но еще можно было видеть, что коробка голубого цвета. Она уже
почти остыла. Сколько же она поджидала меня в лесу? Когда ее положили
здесь?

Пока я размышлял над этим, свечение совсем пропало. В таком состоянии
я бы ее не обнаружил. Коробка зажглась и потухла словно по желанию ее
отправителя. Послание получено, сказал я себе, понимая, что шутка не
слишком удачна.

Я пригляделся к буквам. Они были очень старые, но я слишком мало
разбирался в этом, чтобы с уверенностью назвать дату. Что-то в них
напоминало мне колониальный договор на одной из фотографий в моем
учебнике. Наверное, семнадцатый век? Буквы казались врезанными в крышку,
составляли с ней одно целое. Замка или защелки в ней не было. Я поцарапал
ее ножом, но и это не помогло.

Чувствуя себя дураком я достал консервный нож и пытался продырявить
крышку. Несмотря на легкость коробки, она сопротивлялась ножу с твердостью
стальной болванки. Я взялся за нож обеими руками и налег изо всех сил.
Лезвие ножа согнулось под прямым углом, на коробке же не осталось и
царапины. Я осмотрел коробку более внимательно, ища способ открыть ее. На
задней стороне был кружок, в котором находился отпечаток большого пальца.
Я протер поверхность рукавом, но отпечаток не исчез. Отпечатки же моих
пальцев исчезли немедленно. Этот отпечаток, как и буквы, казался частью
металла.

Наконец я нажал пальцем на кружок, в котором находился отпечаток
большого пальца, однако ничего не случилось. Устав от всего этого, я
отложил коробку и вернулся к ужину. Поев, я разделся и залез в спальный
мешок.

Лежа около угасающего костра, я глядел в исчерченное ветвями деревьев
небо и на вздымающиеся горы. Долго я лежал так, чувствуя себя одиноким, но
не совсем - как человек, затерянный в пустыне, чувствует себя единственным
живым человеком на планете, и ближайшее к нему существо - его судьба и
надежда - находятся вне нашего маленького мира, где-то в межзвездных
просторах.

Эта мысль внезапно поразила меня, и я почему-то испугался, не знал,
что делать. Коробка была совсем не жуткой. Где-то глубоко внутри я уже
давно это чувствовал, с самого начала. Как бы во сне я вылез из своего
мешка, собрал топливо, подбросил его в костер и взял коробку. Сидя в
мешке, я подождал, пока разгорится огонь, а потом тщательно совместил свой
большой палец с отпечатком на коробке. Она отозвалась на мое
прикосновение, как я и ожидал и чего очень боялся. Очевидно, что только
один человек мог открыть эту коробку - тот, чей отпечаток пальца