и я дважды ранил его. Еще несколько ран, и убийца ляжет к моим ногам.
вперед. Тот пронзил мою тунику и я ощутил кровь, текущую по коже. Мы
переглянулись, не чувствуя уже больше ненависти к друг другу. Он с прежним
высокомерием, хоть и без оружия, выпрямился передо мной.
слова, повернулся и прыгнул вниз.
которой торчал шест для тарнов в двадцати футах внизу. От убийцы не
осталось и следа. Его разбитое тело подберут на улице и публично заколют.
кровь из моей раны окрасила ее мантию.
друга. Я положил руку на меч. Рука убара легко удержала меня.
вправо - влево и посмотрел Талене в глаза.
убару. - Он хлопнул меня по плечу. - Смотри, чтобы у меня были только
внуки! - сказал он.
рабыня нашла человека, которому может отдать себя не за сотню тарнов, но
за любовь.
спасен.
бы туда силой.
обняла меня и поцеловала.
притворную, но ожесточенную борьбу и отчаянное сопротивление, я привязал
ее поперек седла, связал ей руки и ноги. Но теперь она была пленницей моей
любви. Воины рассмеялись, и Марленус - громче всех.
ты будешь делать?
воздух, взлетая все выше и выше, пока мы не достигли облаков.
Ара, я развязал ее и бросил ее мантию вниз, на улицы города, чтобы народ
знал, какая судьба постигла дочь их убара.
грусти. Я не питаю надежды вернуться на Гор, наш двойник. Эти строки я
пишу в маленькой комнате на шестом этаже в Манхеттене. Я не стал
возвращаться в Англию из страны, откуда несколько лет назад отправился на
далекую планету, ставшую моей любовью. Я вижу яркое июльское солнце, и
знаю, что за ним, напротив нашей планеты, есть иной мир. Интересно, думает
ли одна из женщин этого мира обо мне, и может быть о том, что я рассказал
ей о планете, лежащей за ее солнцем, Тор-Ту-Гором, Светом над Домашним
Камнем.
его история потекла по другому руслу. Я стал не нужен. Возможно,
Царствующие Жрецы, кем бы или чем бы они не были, решили, что такой
человек, как я, опасен, ибо он может организовать собственную империю,
возможно они понимали, что я один на всем Горе не почитаю их и никогда не
поклонюсь в сторону Сардарских гор; возможно, они завидовали моей любви к
Талене, либо не могли простить мне, что такой уязвимый и слабый человек
счастлив больше их, всемогущих и всезнающих.
проявлено необычайное снисхождение. Домашние Камни двадцати покоренных
городов были возвращены, их жители радовались. Пленники стали на один год
рабами, чтобы засыпать рвы и осадные тоннели, отремонтировать стены Ара и
построить здания взамен разрушенных или сгоревших во время боев. После
этого они будут возвращены в свои города. Офицеры Па-Кура, к своему
облегчению или гневу, подверглись той же участи, вместо того, чтобы быть
заколотыми. Члены Касты Убийц, самой ненавидимой на Горе касты, были
закованы в цепи и проданы на Воске на галеры торговых судов. Кстати, тело
Па-Кура так и не было найдено у подножия цилиндра. Вероятно, его разорвали
на части разъяренные жители Ара.
подчинился арскому Совету Высших Каст. Был отменен смертный приговор,
вынесенный ему правителями Посвященных, но опасаясь его имперских
наклонностей, его изгнали из города. Марленус никогда не согласился бы
быть вторым в городе, ариты же не хотели, чтобы он когда-нибудь стал снова
первым. Поэтому, со слезами на глазах, он публично отверг хлеб и соль, и
под страхом смерти ему запретили появляться на расстоянии ближе 10
пасангов от города.
родного города, он улетел на Вольтан Рейндж, с вершин которого всегда
видно далекий Ар. Там, мне кажется, и по сей день находиться его
королевство, там, в пурпурных горах Вольтан, до сих пор правит этот ларл
среди людей, изгнанный король, Убар Убаров, среди своих сторонников.
правителем Ара, ведь это он с помощью моего отца и Саны из Тентиса сумел
склонить города к снятию осады. Его назначение было утверждено Советом
Высших Каст Ара, и его популярность среди населения была такова, что уже
не исключено, что вскоре его изберут постоянным правителем. В Аре, давно
забывшем демократию, к этому способу правления нужно приучать заново.
огромный пир. Был объявлен праздник, и город наполнился огнями и песнями.
С воздушных мостов свисали гирлянды разноцветных фонарей, по ветру
разносился звон колокольчиков. Этой ночью исчезло даже различие между
рабами и хозяевами, многие из несчастных увидели рассвет свободными
людьми.
оторвался от своих любимых рукописей, чтобы разделить мое счастье. Он был
одет в новую мантию и сандалии - впервые за много лет. Схватив меня за
руки, он плакал, а потом, повернувшись к Талене, выпил символическую чашу
ка-ла-на за ее красоту.
обещание, и знаю, что она делает тоже. Той ночью, полной цветов, огней и
вина, мы заснули в объятиях друг друга.
около той самой плоской скалы, на которую садился серебристый звездолет.
На мне была старая туристическая одежда. Человек не может умереть от
разбитого сердца, но я хотел бы этого. Я был все равно, что мертв. Я
думал, что сошел с ума и все это мне приснилось. Так, сидя в горах, я уже
начал верить, что все это было сном, но самым жестоким сном, который я
когда либо видел. В этом убедил меня рассудок.
упал на колени и схватил его, плача и зная, что все было правдой. Это было
кольцо из красного металла - кольцо моего отца со знаком Кэботов. Я
порезал руку об него, но боль от раны и текущая кровь радовали меня. Все
было наяву - и Двойник, и Талена.
разыграть амнезию - ведь не мог же я просто рассказать об этих месяцах?
Несколько дней я провел под наблюдением врачей в госпитале, потом меня
выпустили. Я решил поселиться в Нью-Йорке. Я послал своему другу в колледж
чек за туристическое снаряжение, сгоревшее в голубом пламени вместе с
коробкой. Он был так добр, что прислал по новому адресу мои книги и вещи.
Когда я зашел в банк, то был удивлен, хотя и не слишком, что мой счет
значительно - весьма значительно увеличился. Я мог бы не работать всю
оставшуюся жизнь после возвращения с Гора. Конечно, я работал, но только
над тем, над чем хотел и сколько хотел. Я много путешествовал, читал,
вступил в фехтовальный клуб, чтобы держаться в форме, хотя то оружие,
которым мы упражнялись, по весу не шло ни в какое сравнение с мечами Гора.
Странно, но хотя прошло уже шесть лет, я нисколько не изменился, не
постарел. Я был удивлен этим, пытаясь связать это явление с письмом,
датированным семнадцатым веком, которое послал мой отец. Возможно, к этому