Чтение 6–й страницы книги ~Цари-жрецы Гора~

пока не придет пора тебя уничтожить.

Я стоял молча.

- Да, - повторил он, глядя на меня, - пока не придет пора тебя
уничтожить.

Он смотрел на меня сверху вниз в надвигающейся тьме зала
царей-жрецов, и зрачки его глаз на мгновение сверкнули, ярко, как
расплавленная медь. И я понял, что не ошибся. У него глаза не такие, как у
меня, как у других людей. Я понял, что Парп не человек.

Снова послышался звук большого невидимого гонга, глухой, раскатистый,
отдающийся в огромной зале царей-жрецов.

С криком ужаса Парп последний раз дико оглядел зал и скрылся за
спинкой трона.

- Подожди! - закричал я.

Но он исчез.

Осторожно косясь на кольцо, я обошел его по периметру и оказался за
троном. Ни следа Парпа. Я обошел вокруг всего кольца и снова остановился
перед троном. Взял шлем и бросил его к помосту. Он шумно покатился по
ступенькам. Я пересек кольцо: по-видимому, после ухода Парпа сделать это
можно.

Снова прозвучал далекий гонг, и снова зал царей-жрецов, казалось,
наполнился зловещими отголосками. Это был третий удар. Я удивился тому,
что Парп так испугался ударов гонга, наступления ночи.

Я осмотрел трон и не нашел за ним ни следа двери. Однако я знал, что
выход существует. Хоть я и не касался Парпа, но был уверен, что он так же
осязаем и материален, как вы или я. Он просто не мог исчезнуть.

Снаружи наступила ночь.

Сквозь купол я видел три луны Гора и яркие звезды над ними.

Они прекрасны.

Повинуясь порыву, я сел на большой трон в зале царей-жрецов, достал
меч и положил его себе на колени.

И вспомнил слова Парпа:

- Пока не придет время тебя уничтожить.

Я почему-то рассмеялся, и мой смех был смех воина Гора, бесстрашный,
могучий, он раскатился в одиночестве и пустоте зала царей-жрецов.

5. ВИКА

Я пришел в себя от успокаивающего прикосновения губки ко лбу.

Схватил руку, державшую губку, и обнаружил, что это рука девушки.

- Кто ты? - спросил я.

Я лежал на спине на большом каменном возвышении, примерно в
двенадцать квадратных футов. Подо мной, спутанные и переплетенные, тяжелые
спальные шкуры, толстые меховые покрывала, многочисленные простыни алого
шелка. На возвышении разбросано также несколько желтых шелковых подушек.

Я находился в большой комнате, не менее сорока квадратных футов;
спальное возвышение в одной стороне, но стены не касается. Стены темного
камня, в них лампы. Мебель состоит главным образом из двух или трех шкафов
у стены. Окон нет. Во всем отпечаток аскетизма. Дверей нет, но в комнату
ведет большой открытый вход, примерно двенадцати футов в ширину и
восемнадцати в высоту. Сквозь него виден коридор.

- Пожалуйста, - сказала девушка.

Я отпустил ее руку.

Девушка хорошенькая: светлые волосы, цвета летней соломы; волосы
прямые, падают на спину и перевязаны полоской белой ткани. Глаза голубые и
мрачные. Губы, полные и красные, способные разорвать сердце мужчины,
надуты; губы чувственные, слегка мятежные, слегка презрительные.

Она склонилась у возвышения.

За ней, на полу, сосуд из полированный бронзы, полный воды, полотенце
и горянский бритвенный нож с прямым лезвием.

Я коснулся подбородка.

Пока я спал, она меня побрила.

Я вздрогнул, представив себе лезвие у горла.

- У тебя легкое прикосновение, - сказал я.

Она склонила голову.

На ней длинное простое белое платье без рукавов, падающее
благородными классическими складками. Вокруг горла изящно обернут белый
шелковый шарф.

- Я Вика, - сказала она, - твоя рабыня.

Я сел, скрестив ноги по-горянски. Потряс головой, чтобы прогнать
остатки сна.

Девушка встала, отнесла сосуд к раковине в углу комнаты и вылила
воду.

Походка у нее хорошая.

Потом она провела рукой мимо стеклянного диска на стене, и из
скрытого отверстия полилась в раковину вода. Девушка ополоснула сосуд,
снова наполнила его водой, потом достала из шкафа другое полотенце из
мягкой льняной ткани. Подойдя к спальному возвышению, она склонилась
передо мной, подняв сосуд. Я принял у нее сосуд и сначала напился, а
потом, поставив его рядом, умылся. Вытер лицо полотенцем. Она взяла
бритвенный нож, использованное полотенце и сосуд и отошла к стене.

Очень грациозная, очень красивая девушка.

Снова ополоснула сосуд и поставила к стене сушить. Промыла и вытерла
нож и положила в шкаф. Движением руки, не прикасаясь к стене, открыла в
ней небольшое круглое отверстие и бросила туда два использованных
полотенца. Когда они исчезли, круглая дверца закрылась.

Девушка вернулась к спальному возвышению и опустилась на колени в
нескольких футах от меня.

Мы смотрели друг на друга.

Молчали.

Спина у нее прямая; склонившись, она опирается на пятки. В глазах
горит раздраженная ярость или бессильный гнев. Я улыбнулся ей, но она не
улыбнулась в ответ, посмотрела на меня сердито.

Когда она снова подняла голову, я посмотрел ей прямо в глаза;
некоторое время мы так смотрели в глаза друг другу, потом она опустила
взгляд.

Когда она подняла голову, я коротким жестом пригласил ее
придвинуться.

В глазах ее мелькнуло гневное возмущение, но она встала, медленно
приблизилась ко мне и склонилась у самого возвышения. Я, по-прежнему сидя
на возвышении скрестив ноги, наклонился, взял ее голову в руки и привлек к
себе. Она склонилась, с поднятым ко мне лицом. Чувственные губы слегка
раздвинулись, я почувствовал, что дышит она глубоко и часто. Я отнял руки,
но ее голова не отодвинулась. Я медленно развернул белый шелковый шарф у
нее на шее.

Глаза ее затуманились гневными слезами.

Как я и ожидал, на ее белом горле тонкий, плотно прилегающий ошейник
горянской рабыни.

Подобно другим таким же ошейникам, он запирается маленьким замком на
шее.

- Видишь, - сказала девушка, - я тебе не солгала.

- Твое поведение, - ответил я, - не похоже на поведение рабыни.

Она встала и попятилась, прижав руки к платью на плечах.

- И все-таки я рабыня. - Она отвернулась. - Хочешь посмотреть мое
клеймо? - презрительно спросила она.

- Нет.

Итак, она рабыня.

Но на ошейнике не написано имя владельца и название города, как я
ожидал. Там только номер - горянский, соответствующий по нашему счету 708.

- Можешь сделать со мной, что хочешь, - сказала девушка, повернувшись
ко мне лицом. - Пока ты в этой комнате, я принадлежу тебе.

- Не понимаю, - сказал я.

- Я рабыня комнаты.

- Не понимаю, - повторил я.

- Это значит, - раздраженно сказала она, - что я заключена в этой
комнате и принадлежу всякому, кто в нее входит.

- Но ведь ты можешь выйти, - возразил я.

И указал на широкий вход, в котором не было ни двери, ни решетки, и
на коридор за ним.

- Нет, - с горечью сказала она, - я не могу выйти.

Я встал, миновал вход и оказался в длинном каменном коридоре, который
уходил в обоих направлениях, насколько хватал глаз. Он был освещен
энергетическими шарами-лампами. В коридоре, на равном, но большом - не
менее пятидесяти ярдов друг от друга - расстоянии видны были
многочисленных входы, точно такие же, как мой. Из одной комнаты никак
нельзя было заглянуть в другую. Но ни в одном входе-портале я не видел
дверей, не было даже петель.

Стоя снаружи в коридоре, я протянул девушке руку.

- Пошли, - сказал я, - опасности нет.

Она отбежала к дальней стене и прижалась к ней.

- Нет! - воскликнула она.

Я рассмеялся и зашел в комнату.

Она отодвигалась от меня в ужасе, пока не оказалась в углу.

Закричала и вцепилась в камни.

Я взял ее на руки, но она сопротивлялась, как кошка, и кричала. Я
хотел убедить ее, что опасности нет, что ее страхи беспочвенны. Она
исцарапала мне лицо.