Чтение 12–й страницы книги ~Галактики как песчинки~

официальным тоном. - К некоторым фактам мы вынуждены подходить со вполне
понятной настороженностью, особенно...

- Вот уже месяц прошел с тех пор, как Израиль находится у вас на
борту. Прошло уже три недели с тех пор, как вы доставили его в Новый Союз,
- перебил психиатра Дэви. - Я передал его вам ради его же пользы, но вряд
ли ему нравится находиться здесь под постоянным наблюдением и прочее в том
же духе. Конечно же, все это время...

- Поспешные решения - привилегия глупцов, - сказал Шансфор. - Израиль
у нас в целости и невредимости, можете быть спокойны, и поверьте, мы вовсе
не воспринимаем его, как заурядного пациента.

- Все это вы говорили мне и раньше!

На глазах у Дэви навернулись слезу злости. У него создалось
впечатление, что весь персонал плавучего госпиталя ополчился против него.

- За то недолгое время, что я пробыл вместе с ним, я успел полюбить
Израиля. Вне сомнения, ваши люди тоже почувствовали всю доброту его
натуры.

- Его характер не является вопросом. Мы занимаемся проверкой его
мыслительной деятельности, - возразил Шансфор. - Простите, что я присяду,
сегодня выдался нелегкий день.

Он уселся в жесткое кресло и позволил своему телу расслабиться. Дэви,
достаточно проживший, для того чтобы понять, что такое усталость, которая
кроется за этим невинно выглядевшим жестом, почувствовал, что его гнев
смягчается. Но все же недоверие его к психиатрам продолжало оставаться в
силе. Чтобы не подумать, что за этим могла стоять скрытая попытка вызвать
к себе симпатию, Дэви, снова начал говорить, сохранял прежнюю жесткость в
голосе:

- И все же, брат Шансфор, вы просто должны были оценить всю кротость
его души. Ради всего святого, вы можете говорить со мной в частном
порядке: я же всего лишь скотовод, а не юрист. Скажите, Израиль так же в
своем уме как вы или я, или же нет?

- Нет! - медленно произнес Шансфор. - Если вы хотите знать мое личное
мнение, то ваш протеже страдает от травматической шизофрении. Сейчас у
него параноидная форма. Я считаю, что с ним, говоря популярно, случай
безнадежный.

Дэви побледнел, это было заметно даже несмотря на его загар. Он
тщетно пытался отыскать нужные слова в серых и зеленых полосах внезапно
закружившейся комнаты.

- Позвольте мне увидеться с Израилем! - с трудом произнес он наконец.

- Я вынужден сказать, мистер Дайл, что это представляется в данный
момент невозможным. Медицинский консилиум постановил, что пациенту
предпочтительнее находиться в изоляции, вдали от травмирующих внешних
влияний.

- Но я обязательно должен повидаться с ним, - прошептал Дэви.

Он не мог поверить в то, что ему только что сказал Шансфор, на
какое-то мгновение ему даже показалось, что речь, видимо, идет о каком-то
другом человеке, а не об Израиле.

- Я обязательно должен увидеть его! Я же его друг! Я друг Израиля! Вы
не имеете права удерживать его здесь!

Шансфор поднялся. Его лицо теперь также как и лицо Дэви побледнело.
Он не произнес ни слова, терпеливо ожидая пока Дэви выскажется до конца. И
это молчание было зловещим, чем любые слова.

- Вы только посмотрите, - продолжал Дэви, не способный выдвинуть
обоснованные аргументы, уже осознавший всю бесполезность своей попытки. -
Все то, что вам рассказывал Израиль о Великой Цивилизации Галактики, все
это космические межпланетные силовые поля, взаимопроницатели, всяческие
подробности о жизни на других планетах, о причудливых животных и растениях
- неужели вы говорите, что все это он мог взять и собственной головы? А
эти планеты, о которых он говорил - Дрокси, Овлендж - да ведь вы просто не
сможете думать, что все они им могли быть выдуманы?

- Мистер Дайл, - произнес Шансфор ломающимся голосом, - пожалуйста,
позвольте нам самим заниматься здесь своим делом. Я уже сказал вам, что у
пациента болезненное воображение, в конце концов он просто-напросто
замкнется в своем собственном мире, под давлением огромной массы
прочитанной информации - просто-аки жадного чтения, я бы мог отметить, от
которого в его голове деформировались все известные нас слова и понятия.

- Но этот рассказ о Галактической войне... - возразил Дэви.

- Скажите, мистер Дайл - поинтересовался Шансфор с пугающей теплотой
в голосе, - вы сами-то верите в эту Галактическую войну, которая сейчас,
по его словам, где-то свирепствует?

Доки снаружи раскачивались в потоке тьмы, с которым напрасно пытались
справиться разрозненные огни. Небо казалось одним огромным облаком,
окутавшим сверху Новый Союз.

"Допустим, я верю во все эти фантастические происшествия, но как я
тогда смогу доказать, что во мне здравого ума не меньше, чем у нормального
человека? Как я смогу доказать, даже самому себе, что я нахожусь в здравом
уме? Ведь два месяца назад я только лишь посмеивался над всей этой
галактической болтовней. Правда, нельзя было не признать, что когда
говорил об этом Израиль - все выглядело таким достоверным и безошибочным,
но все же... ведь все это прямо-таки пугающе надуманно. Но тогда, почему
же я поверил в это, хотя все это настолько невероятно, что не может быть
правдой?.. Поверил?.. Значит я все-таки верю?... Сомневаюсь. Если бы я на
самом деле верил, они бы и меня заперли бы здесь. О, Израиль... Нет, лучше
сыграем в сомнение, в конце концов, я не смогу принести Израилю никакой
пользы, если они начнут во мне сомневаться. Семь раз отмерь...

- Ну-у... не сказал бы, что я в это верю.

Он врал неумело, стыдясь своего желания остаться в стороне,
исподлобья поглядывая на Шансфора. Желтые лютики смеялись ему в лицо,
когда он опускал взгляд.

- Я как раз хотел сказать вам, что медицинский консилиум все еще
продолжает свою работу, - произнес Шансфор, теплота чуть-чуть смягчала
вежливость его тона. Наш директор, старший брат Киальд Уатт тоже здесь, и
если вам будет угодно побеседовать с ним...

- Полагаю, это было бы лучше.

"Перестань дрожать, дурак старый", - приказал себе Дэви. Но сделать
этого он не смог: с того мгновения как он отрекся от Израиля, он уже знал,
что верит всему и верит во все, что за ним скрывалось. Но он также
понимал, что никто другой, кроме него, будет не в состоянии поверить в
это. И потому, сейчас его задачей, главной задачей Дэви Дайла, было
сделать так, чтобы Израиль стал свободен от того, что может оказаться его
пожизненным заключением. К тому же, от успеха его миссии зависят более
важные вещи, поскольку только через Израиля лежит путь к изумительным,
дружелюбным мирам, так далеко находящимся от грозди недружелюбных планет,
вращающихся вокруг солнца. И сейчас от него требуется убедить кучу
экспертов, которые уже, конечно же, составили свое мнение относительно
здравомыслия Израиля, в том, что они ошиблись. Вот и все, что от него
требуется, но выполнить это может оказаться не так уж просто.

- Я бы не мог сперва повидаться с Израилем? - спросил Дэви.

- Вы вынуждаете меня ответить на вашу просьбу точно также, как я уже
отвечал на нее ранее - то есть отрицательно, - сказал Шансфор. - А теперь,
если вам угодно последовать за мной, я думаю, директор вас примет...

Они прошли по коридору до лифта, поднялись на один этаж, в более
комфортабельную часть корабля, и оказались в отделанном деревянными
планками зале для совещаний. Плотные занавески были опущены, горел камин,
а на стене висела картина - подлинник Вадифанго, анатомическое изображение
тигра.

Длинный стол стоял посреди помещения, мягкие кресла расположились
вдоль стен, но четверо находящихся здесь человек предпочитали стоять,
придвинув свои ноги к огню. Как выяснилось по ходу знакомства, Старший
Брат Киальд Уатт оказался невысоким, коренастым человеком с плешивым
черепом, упакованным от ног до пяток в плотную голубую фланель, манеры его
были сдержанными, голос сухим.

Он пожал руку Дэви, потом нагнулся к столу и отыскал на нем стопку
заметок, скрепленных плоской серебряной застежкой.

- Для нас это весьма интересный случай, мистер Дайл, - начал он
разговор.

- Для меня это больше, чем случай, - заметил Дэви.

- Хм... да-да, конечно же. Вы и он успели сдружиться за то недолгое
время, что были вместе, как я понимаю. Хотя, вы насторожились, когда
началось проявление навязчивых идей.

- Это не было проявлением навязчивых идей, - сказал Дэви. - Я
принимаю сторону Израиля, сэр, поскольку никто другой не решился на это. Я
чувствую, что ему ничего не стоило бы оказаться принесенным в жертву.
Тогда все это представлялось для меня простым и понятным, но с тех пор,
как он оказался здесь, в Новом Союзе, в ваших руках, все становится более
и более сложным.

Он понимал, что говорит менее вежливо, чем намеревался. И смутился.
Помещение смущало его, как и его более сдержанные собеседники - они были
такими непохожими на жителей родных холмов. Хотя у себя дома, среди
фермеров со скотоводами, Дэви считался знающим и респектабельным
человеком, теперь же, вынырнув из своего захолустья, он оказался перед
экспертами, и понимал, что выглядит перед ними обыкновенным простодушным
селянином, даже его туника была не тех цветов. Это отвратительное чувство
подсказало, что он уже готов натворить глупостей и именно тогда, когда это
может принести больше всего вреда, оно угнездилось между его разумом и его
эмоциями, силой вынуждало его говорить вещи почти что крамольные.

- Полагаю, в этом случае требуется обыкновенное здравомыслие, -
заметил он, делая подобным заявлением не лучше, а еще хуже самому себе.

Инальд Уатт доброжелательно улыбнулся, словно скрывая этим
собственное смущение.

- К несчастью, мистер Дайл, - произнес он, - в определенных случаях