Чтение 30–й страницы книги ~Машина-Орфей~

- У меня нет времени, - сказал с отчаянием Руиз.

- Время весьма относительно и гибко в виртуальной реальности. Как ты
думаешь, сколько ты здесь был? Час? Два? Тридцать секунд! В нише твоя
врагиня обыскивает труп своего сотоварища в поисках его ножа. Женщина,
которую ты любишь, еще не сложила про себя свою первую печальную мысль.
Поэтому ты спокойно можешь сделать передышку. Отдохни. Соберись с мыслями.
Соберись со всеми своими силами.

Сомнир похлопал его по плечу.

- Пойдем, - сказала Лиил мягким тихим голосом и взяла его за руку
тонкой прохладной ладонью. - Выбора у тебя на самом деле нет.

Она подарила ему такую теплую и непринужденную улыбку, что Руиз был
очарован против своей воли.

Когда она подвела его к двери, он вошел без возражений.

Проходя в дверь дома Лиил, Руиз услышал музыку, слабый нежный шепот
струн и тихий звон колокольчиков. Казалось, она раздается из фонтана,
который играл в середине комнаты. В белых оштукатуренных стенах не было
окон, но через фонари в высоком потолке падал чистый и ясный свет.

Фонтан ленивыми струйками взлетал из красного, выложенного изразцами
углубления в полу, и прошла минута, прете чем Руиз понял, что вода в
фонтане движется гораздо более медленно, чем было бы естественно на
планете с массой Суука.

Наверное, он нахмурился или сделал еще какой-то жест неприятия,
потому что Лиил потрясла его за плечо и посмотрела на него с притворной
суровостью.

- Нет, Руиз, это не еще одна вольность, которую Сомнир позволяет себе
с реальностью. Я такого в своем доме не позволяю. Я живу так, как жила в
реальном мире, как только возможно приближая к реальности свои
воспоминания и представления. Под фонтаном гравитационный фильтр. Мне
казалось, это будет красиво. А ты как думаешь?

Она подтянула его поближе к себе, чтобы они оказались в прохладном
воздухе, который колебался вокруг чаши фонтана.

- Действительно, красиво, - сказал он.

Фонтан вблизи казался сделанным из медленно переливающегося стекла, и
ему показалось, что, дотронься он до него, окажется, что рука его
наткнется на непреодолимое препятствие, что ленты воды и струйки на ощупь
твердые к гладкие. Он протянул руку и убедился, что это всего лишь вода,
хотя рука его показалась ему такой легкой, когда прошла через переливчатую
дымку.

В тот момент, когда его рука нарушила гладкое течение фонтана, музыка
зазвучала нестройно, но вскоре восстановилась, стоило ему убрать руку.

- Мне в музыке чудится всякое, самые разные предзнаменования и
предсказания, - сказала Лиил. - Мне всегда казалось примечательным, что
вселенная связана вместе воедино узами тяготения, что, если задрожит самая
отдаленная звезда, мой фонтан затрепещет в ответ. Я поставила в него
гравитационный фильтр не столько потому, что хотела, чтобы он стал
красивее, сколько потому, что хотела отделить его от зловещей старой
тягости Суука, чтобы усилить послания со звезд. Глупо, верно?

- Мне это совсем не кажется глупым, - сказал Руиз.

Он отвел глаза в сторону. Внимание Лиил было целиком поглощено
фонтаном, а лицо ее сияло свежим, живым восхищением. Это же призрак,
напомнил он себе.

Но она казалось такой же живой, как и все остальные люди, которых он
за последнее время встречал. Он пожалел с внезапной бешеной силой, что
чувствует себя по сравнению с ней лишь наполовину живым. В его восприятии
произошел странный сдвиг. Она стала для него непреодолимо желанной.

Она выглядела такой чистой. Невозможно было представить ее с потеками
грязного жирного пота на лице, с грязными ногами, со вшами в этом
прозрачном облаке волос. На ее красивых длинных кистях рук невозможно было
представить кровь.

Я тоже призрак, подумал он, но это была мысль, не имевшая значения и
силы. Он ужаснулся и поразился той похоти, которая исходила из какого-то
очень глубокого уголка в его сердце. Ему казалось, что от вожделения у
него помутилось в глазах. Он слышал, как кровь стучит в ушах.

- Скажи мне, - спросил он хрипло, - ты тоже умеешь читать мысли?

Она бросила ему быстрый ясный взгляд.

- Нет. Это привилегия и бремя Сомнира. Кому такое понравится?

Он почувствовал некоторое облегчение, хотя похоть его казалась такой
же сильной и жаркой, как и раньше.

- Это хорошо, - пробормотал он, переводя взгляд снова на фонтан.

- Ладно, - сказала она, - ты голоден?

Он бросил ей острый взгляд. Она что, солгала насчет чтения мыслей? Но
потом он сообразил, что она спрашивала в самом обычном значении: не хочет
ли он есть.

- Немного, наверное, голоден.

- Тогда пойдем в кухню, - сказала она и вывела его из комнаты с
фонтаном.

Кухня ее была маленькой и уютной, Руизу показалось, что невозможно
найти в этой кухоньке что-то, на чем не было бы печати светлой личности
Лиил. Она посадила его за старым столом, его древесная структура побелела
от чисток. В круглой голубой вазе она поставила три веточки
золотисто-красных цветов и поставила вазу перед ним на стол. Она принесла
серые тарелки со старинным узором и кружки из бледно-зеленого фарфора. На
длинных стройных ногах она легко двигалась вокруг него, словно обвевая его
танцем, ритуальным танцем дома и уюта. Как бы ни казалось это невозможным,
желание его все усиливалось.

Когда она наклонилась над его плечом, чтобы разложить приборы, ее
платье раскрылось на груди, и он мимолетно увидел крохотные грудки, пухлые
розовые соски. Она пахла морем, солнцем, чем-то томным и сладким, как
раскрывающимися по ночам цветы.

Она рассмеялась и нежно положила руки ему на плечи. Лицо ее оказалось
только в нескольких сантиметрах от его лица, улыбка ее так приятно его
обволакивала.

- Скажи мне, - прошептала она, - что бы ты больше хотел: поесть или
сразу пойти в спальню?

В его памяти вспыхнул образ: Низа в нише, полной костей, смотрит на
него странными глазами. Ледяная рука сжала его сердце, и он посмотрел
вниз, на свои сжатые кулаки.

- Хорошо, - сказала Лиил. - Может, я просто ошиблась.

Она совсем не обиделась. Подошла к плите старинной модели с
никелево-серебряными ручками и голубыми, покрытыми эмалью, дверцами
духовки. Она разбила розовые яйца в кипящее, брызгающее масло, намазала
маслом хлеб, налила стакан янтарного фруктового сока.

Это было так душераздирающе буднично и обыкновенно.

- Хватит? А то мне не составит труда сделать еще, если ты все еще
хочешь есть.

Она сидела напротив него, откусывая от булочки с начинкой из
скрайфрукта, подслащенной лимонниковым медом.

На миг он застыл, не в силах ничего ответить - он был так заворожен
розовым кончиком ее язычка, который слизывал крошки, налипшие на нижнюю
губу.

- Спасибо, не надо, - сказал он, - все было замечательно.

- Отлично, - она положила последний кусок булочки на тарелку и
сложила тарелки в мойку.

Когда она стала их мыть, его ошеломление перекипело через край.

- Зачем ты все это делаешь? Зачем есть? Зачем готовить? И особенно -
уж зачем посуду-то мыть?

Она грациозно полуобернулась к нему, протирая одну из своих старинных
тарелок.

- Когда все, что у тебя есть - это иллюзия жизни, ты начинаешь
старательно беречь эту иллюзию.

Глаза ее потемнели, провалились, и он пожалел, что задал свой вопрос.

- Понятно, - пробормотал он.

- Нет, ничего ты, скорее всего, не понимаешь, - сказала она. -
Сомнир, тот не пытается сам себя обмануть... но Сомнир - это единственный
почти святой, который у нас есть. Остальные не могут стать такими же, как
он. Мы просто сойдем с ума, если попробуем. Разумеется, он тоже немного
того, правда?

- Не мне судить, - ответил Руиз.

- И я очень надеюсь, что тебе никогда и не придется судить, - сказала
она загадочно. - Плоть - это такой великий дар... но те, кто облечен в
нее, как правило редко ценят это, - рот ее задрожал, и она снова вернулась
к перемыванию посуды, приняв преувеличенно сосредоточенный вид.

- Прости, пожалуйста, - сказал он, сам не очень понимая, чем именно
он ее обидел.

- Ничего страшного, - она улыбнулась, - послушай, почему бы тебе не
поспать немножко, а? Сомнир рассказал мне вкратце о твоих недавних
переживаниях, так что мне бы хотелось их просмотреть, чтобы понять, что
так омрачает твою душу.

- Мне бы как раз этого не хотелось, - сказал Руиз. Он почувствовал
трепет жаркого стыда от того, что эта чистая, чудесная личность станет
узнавать, что за страшные вещи он делал.