Фредерик ПОЛ

АННАЛЫ ХИЧИ

1. НА СМОРЩЕННОЙ СКАЛЕ

Не так-то легко начинать. Я обдумал множество вариантов начала.
Например, такой остроумный:

Вы обо мне не знаете, если не читали книги мистера Фреда Пола.

В основном он рассказывает верно. Кое-что исказил, но в главном все
так и было.

Но мой друг информационная программа Альберт Эйнштейн утверждает, что
литературные ассоциации мне не под силу, так что от гамбита типа
Гекльберри Финн придется отказаться. И я решил начать с выражения
обжигающего, опустошающего душу космического страха, который всегда (как
также напоминает мне Альберт) служит частью моих обычных разговоров:

Быть бессмертным и в то же время мертвым, всеведущим и почти
всемогущим и в то же время не более реальным, чем фосфорический блеск на
экране - вот как я существую. Когда меня спрашивают, что я делаю со своим
временем (так много времени? так много втиснуто его в каждую секунду, и
такая бесконечность секунд), я даю честный ответ. Я говорю, что учусь,
играю, составляю планы, работаю. И все это правда. Я делаю все это. Но во
время этого и между этими занятиями я делаю кое-что еще. Я испытываю боль.

Или могу начать с описания обычного дня. Как делают в интервью по ПВ:
"Правдивое описание одного дня прославленного Робинетта Броадхеда,
финансового магната, обладающего огромным политическим влиянием,
создающего и меняющего события на всех мириадах миров". Может, со
включением рассказа о том, как я веду дела... например, провожу совещание
с шишками из Звездного Управления Быстрого реагирования или, еще лучше,
заседание совета в Институте Робинетта Броадхеда для исследований за
пределами Солнечной системы:

Я под звуки аплодисментов вышел на подиум. Улыбаясь, поднял руки,
прекращая аплодисменты. "Леди и джентльмены, - сказал я, - благодарю вас
всех за то, что вы нашли возможность выделить время в вашем насыщенном
расписании и присоединиться к нам. Вы знаменитые астрофизики и космологи,
известные теоретики и Нобелевские лауреаты. Добро пожаловать в наш
Институт. Объявляю заседание совета, посвященное тонкой структуре материи,
открытым".

Я, конечно, говорю все это, вернее, посылаю двойника, и он это
говорит. Приходится. От меня этого ждут. Я не ученый, но через свой
Институт предоставляю деньги, которыми оплачиваются счета для развития
науки. И поэтому все хотят видеть меня на открытии заседаний. А потом
хотят, чтобы я ушел и они смогли начать работу. Что я и делаю.

Ну, никак не мог я решить, как начать, и потому не стал использовать
эти зачины. Впрочем, все они достаточно характерны. Я это признаю. Иногда
я излишне умен и остроумен. Иногда, может быть, даже слишком часто, меня
отягощает внутренняя боль, которая как будто никогда не уходит. Частенько
я излишне помпезен; но все же, честно, в самом важном я действую очень
эффективно.

Итак, начну я с приема на Сморщенной Скале. Прошу потерпеть вместе со
мной. Вам придется терпеть совсем немного, а мне все равно нужно это
сделать.

На хороший прием я готов отправиться куда угодно. А почему бы и нет?
Мне это нетрудно, а хорошие приемы случаются нечасто. Сюда я даже прилетел
в своем космическом корабле; это тоже нетрудно и не мешало мне
одновременно заниматься восемнадцатью или двадцатью другими вещами.

Еще до прибытия я почувствовал приятное ощущение предстоящего приема,
потому что старый астероид приукрасили по такому случаю. Сама по себе
Сморщенная Скала нисколько не интересна. Это черный камень длиной в десять
километров, с синими пятнами. Похоже на грушу, поклеванную птицами.
Разумеется, эти углубления - не клевки птиц. Посадочные гнезда для таких
кораблей, как мой. А по случаю приема Скала украшена большой сверкающей
звездной надписью:

Наша Галактика

Первые сто лет самые трудные.

Надпись вращается вокруг скалы как пояс из дрессированных светлячков.
Первая часть - не дипломатично. Вторая - неправда. Но смотреть приятно.

Я так и сказал своей дорогой портативной жене, она в ответ хмыкнула,
удобно усаживаясь у меня на коленях.

- Как ярко. Настоящий огонь! Могли бы использовать голограммы.

- Эсси, - сказал я, поворачивая голову, чтобы укусить ее за ухо, - у
тебя душа кибернетика.

- Хо! - ответила она, поворачиваясь, чтобы укусить меня - только она
укусила гораздо сильнее, - я сама кибернетическая душа, и ты тоже, Робин,
и, пожалуйста, управляй кораблем, а не дурачься.

Естественно, это шутка. Мы находились точно на курсе и опускались в
док с болезненной медлительностью материальных тел; у меня еще оставались
сотни миллисекунд, прежде чем дать "Истинной любви" последний импульс.
Поэтому я поцеловал Эсси...

Ну, на самом деле не поцеловал, но оставим так, ладно?

...и она ответила:

- Большой шум подняли вокруг этого, ты согласен?

- Большой шум, - сказал я и поцеловал ее чуть сильнее, и так как у
нас была еще масса времени, она поцеловала меня в ответ.

Мы провели долгую четверть секунды, пока "Истинная любовь" проходила
через неощутимый блеск надписи, провели приятно и роскошно, как только
можно пожелать. Мы занимались любовью.

Так как я более не "реален" (моя Эсси тоже), так как мы оба больше не
"плоть", кто-нибудь может спросить: "Как вы это делаете?" У меня есть
ответ на этот вопрос. Ответ таков: "Прекрасно". И еще "роскошно",
"великолепно", а прежде всего - "быстро". Я не хочу сказать, что мы
торопимся. Просто нам на это не требуется много времени; и вот после того
как мы доставили друг другу удовольствие, и немного повалялись, и даже
вместе вымылись под душем (абсолютно ненужный ритуал, как и большинство
наших ритуалов, но нам нравится), у нас еще оставалось от этой четверти
секунды достаточно времени, чтобы рассмотреть другие посадочные гнезда на
Скале.

Нас ожидает интересное общество. Я заметил большой корабль,
построенный еще хичи, такой мы бы в старину назвали "двадцатиместным",
если бы знали, что они существуют. Но мы не просто глазели. Мы ведь
сложные программы, использующие все возможности времени. Поэтому я
поддерживал контакт с Альбертом, проверял, нет ли новых сообщений из
центра, убеждался, что ничего не поступило с Колеса, и удовлетворял еще с
десяток своих интересов и запросов; а Эсси тем временем занималась своими
делами. Так что когда наше кольцо-замок соединилось с кольцом углубления,
на самом деле посадочного гнезда астероида, мы оба были в хорошем
настроении и готовы к приему.

Одно из (многих) преимуществ моей дорогой Эсси и меня самого в том,
что нам не нужно отстегивать ремни безопасности, проверять швы и открывать
люки. Ничего подобного нам не нужно делать. И не нужно перемещать наши
информационные веера. Они остаются, а мы по электрическим цепям того
места, где находимся, проходим, куда нам нужно. (Обычно мы передвигаемся в
"Истинной любви", там и подключаемся). Если нам нужно куда-нибудь
подальше, мы используем радио, но тут начинает сказываться утомительная
разница во времени прохождения сигнала.

Итак, мы причалили. Включились в систему Сморщенной Скалы. Мы на
месте.

Если точнее, мы находились на уровне Танго, отсек номер сорок с
чем-то усталого старого астероида, и были мы далеко не одни. Прием
начался. Было тесно. Нас встречали десятки людей - подобно нам, они надели
специальные шляпы для приема, держали выпивку, пели, смеялись (Мы увидели
даже несколько человек во плоти, но они еще много миллисекунд не увидят,
что мы прибыли).

- Джейн! - крикнул я, обнимая ее.

- Сергей, _г_о_л_у_б_ч_и_к_! - воскликнула Эсси, обнимая другого; и
тут же, в тот момент, как мы начали обмениваться приветствиями, обниматься
и были счастливы, отвратительный голос выпалил:

- Эй, Броадхед!

Я узнал этот голос.

Я даже знал, что будет дальше. Какие дурные манеры! Блеск, сверкание,
хлопок - и вот передо мной генерал Хулио Кассата, смотрит на меня с (едва)
скрытым презрением военного к штатскому, сидит за большим пустым столом,
которого мгновение назад не было.

- Я хочу поговорить с вами, - сказал он.

Я ответил:

- О, дерьмо!

Я не люблю генерала Хулио Кассату. И никогда не любил, хотя жизнь все
время сводила нас.