вклады в дебаты создавали чувство свободы и уверенности в себе. Потому, что
никто в действительности не обращал внимания. Они просто прорабатывали то,
что хотели сказать сами. Но эта толпа напоминала ему Бруту. Их слушание было
похоже на огромную яму, ожидающую, что его слова ее наполнят. Проблема
состояла в том, что он произносил философию, а они слушали тарабарщину. - Вы
не можете верить в Великого А'Туина, сказал он. - Великий А'Туин существует.
Не имеет смысла верить в то, что существует. - Кто-то поднял руку, сказал
Урн. - Да?
- сказал вопрошающий, носивший униформу сержанта Святой Стражи. - Если оно
существует, не обязательно в него верить, сказал Дидактилос. - Оно просто
есть. - Он пожал плечами. - Что я могу вам сказать? Что вы хотите услышать?
Я просто записал то, что знают люди. Встают и рушатся горы, а под ними
Черепаха плывет вперед. Люди живут и умирают, а Черепаха Движется. Империи
растут и распадаются, а Черепаха Движется. Боги приходят и уходят, а
черепаха по-прежнему движется. Черепаха Движется. Из темноты раздался голос,
-И это действительно правда?
Солнце обходит вокруг него один раз каждый день, таща за собой свет. И это
будет продолжать происходить, будете вы верить в это, или нет. Так уж оно
есть. Я не разбираюсь в истине. Истина куда более сложная вещь, чем это.
Сказать по правде, думаю, что Черепахе до фени, правда это или нет. Симони
потянул Урна в сторону, пока философ продолжал говорить. - Они не за тем
пришли! Ты можешь что-нибудь предпринять?
двинуться против Церкви! Сейчас! Ворбис мертв, Ценобриарх слабоумен, иерархи
заняты всаживанием ножей друг другу в спину. Цитадель похожа на большую
гнилую сливу. - Тут есть еще пара заковырок, сказал Урн. -Ты говорил, что у
тебя только десятая часть армии. - Но они свободные люди, сказал Симони. -
Свободные в своих мыслях. Они будут биться за нечто большее, чем пятьдесят
центов в день. Урн взглянул вниз, на свои руки. Он часто поступал так, когда
бывал в чем-то не уверен, словно это были единственные вещи в мире, в
которых он был уверен абсолютно. - Счет сократится до трех к одному прежде,
чем остальные поймут, что происходит, жестоко сказал Симони. - Ты говорил с
кузнецом?
за то, что на его кузнице висела подкова, когда каждому известно, что у
кузнецов должны быть свои маленькие обряды. И они забрали его сына в армию.
Но у него много помощников. Они будут работать ночами. Все что от тебя
требуется, это сказать им, что тебе нужно. - Я сделал несколько набросков...
- Отлично, сказал Симони. - Послушай, Урн. Церковь существует благодаря
людям вроде Ворбиса. Так уж это устроено. Миллионы людей умерли во имя... во
имя одной лишь лжи. Мы можем это остановить... Дидактилос кончил говорить. -
Он промазал, сказал Симони. - Он мог сделать с ними нечто. А он просто
вывалил на них гору фактов. Невозможно возбудить людей фактами. Им нужен
повод. Им нужен символ.
***
нескольких скал, встал, чтобы посмотреть, как они уходят. - Он будет нас
выслеживать, стонал Ом, они всегда так поступают. Многие мили. - Мы выживем.
- Мне бы твою уверенность. - Ах, но у меня есть Бог, на которого можно
положиться. - Разрушенных святилищ больше не будет. - Будет что-нибудь
другое. - Не будет даже змей поесть. - Но я иду с моим Богом. - Не в
качестве закуски, надеюсь. А еще ты идешь не в ту сторону. - Нет. Я
по-прежнему удаляюсь от берега. - Что я и имел ввиду. - Как далеко мог уйти
лев с такой раной?
лунным светом пустыне появился след. - Этим путем прошли солдаты. Мы просто
пойдем по следу назад. Если мы будем идти туда, откуда они пришли, мы придем
туда, куда идем. - Нам это не под силу!
могли унести, горько сказал Ом. - Какое счастье, что на нас не лежит это
бремя. Брута мельком взглянул на Ворбиса. Он теперь шел без помощи, при
условии, если его слегка поворачивать, когда надо сменить направление. Но
даже Ому пришлось признать, что след представлял собой некоторое удобство.
Он был живым, в том же смысле, как является живым эхо. Люди прошли здесь не
слишком давно. В мире есть другие люди. Кто-то где-то выжил. Или нет. Через
час или около того они прошли мимо холмика около следа. На его вершине лежал
шлем, а в песок был воткнут меч. - Множество солдат умерло, чтобы быстро
сюда добраться, сказал Брута. Тот, кто потратил достаточно времени, чтобы
похоронить своего мертвеца, кроме того начертал на песке холмика символ.
Брута почти ожидал, что это будет черепаха, но ветер пустыни еще не
окончательно стер грубое изображение пары рогов. - Я этого не понимаю,
сказал Ом. - В действительности, они не верят, что я существую, но
мимоходом, рисуют что-нибудь в этом роде на могиле. - Это трудно объяснить.
Я думаю, это потому, что они верят, что они существуют, сказал Брута. -
Потому, что они - люди, и он - один из них. Он вытащил меч из песка. - Что
ты собираешься с ним делать?
добрел до могилы. Он прожил в пустыне шестнадцать лет, и прожил он так долго
потому, что не умер, а не умер потому, что никогда не транжирил доступный
протеин. Он начал рыть. Люди постоянно разбрасываются доступным протеином, с
тех самых пор, как стали интересоваться, кто из него состоял. Но, в
общем-то, можно оказаться погребенным и в худшем месте, чем утроба льва.
***
питательны и каждая была, в своем роде, вкусовым фейерверком. Воды не было.
Но были деревья... более или менее. Они выглядели, как группы камней, только
у некоторых в центре выступал шип цветка, блестяще-розовый и красный в лучах
рассвета. - Откуда они достают воду?
- Ты не можешь до нее докопаться?
островок. - Мед. - сказал он. - Что?
***
слышно с земли. Дороги вверх не было. - Отличные попытки, сказал Ом. Солнце
поднялось. Скалы уже были теплы на ощупь. -Отдохни немного, ласково сказал
Ом. - Я погляжу. - Поглядишь на что?
подтолкнул вниз. Потом улегся сам. Пока что жажда не слишком донимала. Он
пил из лужицы во святилище до тех пор, пока не начал хлюпать при ходьбе.
Потом, возможно, они найдут змею... Принимая во внимание, что случается с
другими людьми, жизнь не такая уж плохая штука. Ворбис лежал на своем месте,
его черные на черном глаза смотрели в пустоту. Брута старался уснуть Ему
даже не снились сны. Дидактилоса это бы сильно взволновало. "Некто, кто все
помнит и не видит снов, должен думать очень медленно", сказал он.
"Представьте себе сердце", (подобно многим ранним мыслителям, эфебцы верили,
что помыслы рождаются в сердце, и что мозг - всего-навсего устройство по
охлаждению крови. ), говорил он, "которое почто все занято памятью и
расщедривается едва на несколько ударов в день на нужды мышления". Это
объясняло бы, почему Брута двигал губами, когда думал. Так что это не могло
быть сном. Должно быть, это было солнце. Он слышал голос Ома в голове.
Черепаха звучала так, словно разговаривала с людьми, которых Брута не
слышал. Мой!
вытянута и раскачивается из стороны в сторону. Был и другой звук , что-то
вроде комариного писка, появлявшийся и исчезавший... и обещания в голове.
Потом замелькали они... лица, обращающиеся к нему, обличья, видения величия,
великолепные возможности, поднимающие его, возносящие высоко над миром, все
это его, он мог сделать все, требовалось лишь поверить в меня, в меня, в
меня... Напротив оформилось видение. Там, на камне неподалеку, поджаренный
поросенок, окруженный фруктами, и кружка пива, такого холодного, что воздух
конденсировался на краях. Мой!
странные пост-видения, не видимые, но ощущаемые. Несмотря на свою
совершенную память, он не мог вспомнить, что голоса говорили, или что было
на остальных картинках. В его голове задержалось лишь воспоминание о
жаренном поросенке и холодном пиве. - Это все потому, что они не знали, что
тебе предложить, тихо сказал голос Ома. -Потому они пытались предложить тебе
что-нибудь. Обычно они начинают с видений еды и плотских удовольствий. - Они
добрались лишь до еды, сказал Брута. - Стало быть, хорошо, что я их осилил,
сказал Ом. - Страшно сказать, чего они смогли бы достичь с молодым человеком
вроде тебя. Брута поднялся на локтях. Ворбис не двигался. - Они пытались
добраться и до него?