Чтение 45–й страницы книги ~Опрокинутый мир~

пометил на ней. Потом осторожно уложил камеру обратно в сумку, скатал
рулон и опять водворил все в общую кучу. Потянувшись и как бы сызнова впав
в апатию, он уселся на берегу, погрузив ноги в воду. Еще мгновение, и он
откинулся на спину, закрыв глаза.

Теперь она могла рассмотреть его. Вид у него в самом деле был
безобидный. Крупный, мускулистый, лицо и руки покрыты ровным загаром.
Грива светло-каштановых волос, пожалуй, длинноватых - не мешало бы
постричь. Борода. Ему было, на ее взгляд, лет тридцать пять, и он казался
моложавым и привлекательным. Насколько она могла судить, это был
мужественный, закаленный человек, не утративший мальчишеской способности
ценить простые человеческие радости, вроде прохладной воды в безжалостно
знойный день.

Над ним кружились мухи, и он изредка отгонял их ленивым взмахом руки.

Поколебавшись еще немного, женщина выбралась из своего укрытия и
почти скатилась с берега, послав вниз небольшую лавину камушков и песка.

Реакцией он обладал молниеносной. Мгновенно сел, обернулся, вскочил
на ноги. Но ему не повезло - движение оказалось слишком резким для
взрыхленной почвы и он упал ничком, опять вспенив воду ногами. Она не
смогла удержаться от смеха. Он тут же вскочил, метнулся к своему
снаряжению - и в руках у него появилось ружье.

Смех замер... но он не поднял ружья. Он произнес какую-то фразу
по-испански, однако его испанский был так плох, что она ничего не поняла.
Да и сама она знала по-испански лишь несколько слов и ответила на местном
наречии:

- Простите, я не хотела смеяться...

Он непонимающе качнул головой и смерил ее внимательным взглядом. Она
развела руки в стороны, показывая, что безоружна, и улыбнулась. Он вроде
бы успокоился и отложил ружье. Снова попытался заговорить с ней на своем
кошмарном испанском - и вдруг пробормотал что-то себе под нос явно
по-английски.

- Вы знаете английский? - удивилась она.

- Да. А вы?

- С детства. - Она опять рассмеялась и предложила: - А что если я
присоединюсь к вам?

Она имела в виду реку и пояснила свои намерения жестом - но он словно
онемел, уставившись на незваную гостью с тупым изумлением. Она сбросила
туфли и вошла в воду, подобрав подол. Вода оказалась обжигающе холодной,
пальцы ног свело судорога - и все же ощущение было приятным. Она присела
на бережке, оставив ноги в воде. Он приблизился и сел рядом.

- Простите, что схватился за ружье. Вы меня испугали.

- А вы не сердитесь на меня за вторжение? Вы так блаженствовали, что
мне стало завидно.

- По-моему, в такой жаркий день лучше ничего не придумаешь...

Они сидели, уставясь в воду. Водная рябь искажала очертания ног.

- Как вас зовут? - поинтересовалась она.

- Гельвард.

- Гельвард? - она повторила непривычное имя, будто пробуя его на
вкус. - Это что, фамилия?

- Нет. Если полностью, то меня зовут Гельвард Манн. А вас?

- Элизабет. Элизабет Хан. Я не люблю, когда меня называют Элизабет.

- Очень жаль.

Она вскинула на него глаза, удивленная странным ответом, но он был,
по-видимому, совершенно серьезен. Непонятным оставался и его акцент: он
безусловно не был уроженцем здешних мест, говорил по-английски свободно,
без усилий, но все его гласные звучали как-то необычно.

- Откуда вы? - спросила она.

- Тут неподалеку, - ответил он невпопад и неожиданно встал. -
Извините, мне надо напоить лошадь...

Взбираясь на берег, он вновь оступился, но на этот раз она удержалась
от смеха. Он направился прямо к опушке, даже не подходя к куче снаряжения
и оставив безнадзорным ружье. Правда, один раз он оглянулся через плечо,
но Элизабет отвела глаза.

Вскоре он вышел из леса, ведя в поводу обеих лошадей. Пришлось встать
и помочь ему спустить их к воде. Очутившись между двумя животными, она не
удержалась и потрепала лошадь Гельварда по холке.

- Хороша лошадка, - похвалила она. - Это ваша?

- Ну, не совсем моя. Просто я предпочитаю ее другим.

- А как ее зовут?

- Ее... я не давал ей имени. А разве надо?

- Нет, это не обязательно. У моей вот тоже нет определенной клички.

- Мне нравится ездить верхом, - внезапно признался он. - Самая
приятная особенность моей профессии.

- Не считая возможности шлепать босиком по воде. Чем вы вообще
занимаетесь?

- Я... на это трудно ответить в двух словах. А вы?

- Я медицинская сестра... Во всяком случае согласно диплому. А на
деле за что только не приходится браться!

- У нас тоже ест медицинские сестры, - заявил он. - Там, где я живу.

Она взглянула на Гельварда с новым интересом.

- Это где же?

- В Городе. Отсюда на юг.

- Как он называется?

- Земля. Но мы чаще всего называем его просто Город.

Элизабет нерешительно улыбнулась, не уверенная, что правильно
расслышала название.

- Расскажите не про свой город.

Он покачал головой. Лошади напились и теперь обнюхивали друг друга.

- Мне пора ехать.

Он поспешил к куче снаряжения и принялся второпях навьючивать лошадь.
Элизабет с недоумением следила за ним. Кое-как распихав снаряжение по
седельным сумкам, он повернул лошадь и вывел ее на берег. На самой опушке
леса он оглянулся.

- Извините меня. Я, наверное, кажусь вам грубияном. Все дело... все
потому, что вы так не похожи на остальных.

- На остальных?

- На жителей этих мест.

- Это что, плохо?

- Нет, конечно. - Он обвел взглядом оба берега, словно надеялся найти
там повод задержаться. И вдруг вообще раздумал уезжать и привязал лошадь к
первому же дереву. - Могу я попросить вас об одном одолжении?

- Разумеется.

- Вы не будете возражать... Не позволите ли мне нарисовать вас?

- Нарисовать?..

- Ну да... Я сделаю беглый набросок. Боюсь, я не слишком хороший
художник, не очень-то опытный. Но когда я бываю здесь, на севере, я люблю
делать зарисовки того, что вижу.

- Именно этим вы и занимались, когда я подошла к вам?

- Да нет. То была карта. А я имею в виду зарисовки, настоящие
зарисовки.

- Будь по-вашему... Вы хотите, чтобы я позировала?

Он порылся в одной из седельных сумок и извлек на свет пачку
разношерстных листков. Элизабет успела заметить, что на каждом листе был
какой-то карандашный рисунок.

- Нет, нет. Просто оставайтесь там, где стоите. Только повернитесь
чуть иначе, пожалуйста... ближе к лошади.

Гельвард присел на берегу, пристроив листки на коленях. Элизабет была
сбита с толку неожиданным поворотом событий и даже как-то оробела, что
вообще-то было ей отнюдь не свойственно. Мужчина время от времени бросал
на нее цепкие взгляды. Чтобы лошадь не беспокоилась, Элизабет обняла ее
снизу за шею.

- Вы не можете держаться прямее? - вдруг спросил Гельвард. -
Повернитесь ко мне... вот так...

Элизабет оробела еще больше - и внезапно поняла, что ей навязали
неестественную, крайне неудобную позу. Он рисовал и рисовал, хватая один
листок за другим. Она понемногу расхрабрилась и перестала обращать на него
внимание, лаская лошадь. Потом он попросил ее сесть в седло, но ей это уже
порядком надоело.

- Можно мне посмотреть, что у нас получилось?

- Я никому не показываю свои рисунки.

- Ну пожалуйста, Гельвард. Меня еще никогда не рисовали.

Он порылся в пачке листков и отобрал три из них.

- Не знаю, понравится ли вам...

Приняв листки, она невольно воскликнула:

- Боже, неужели я такая тощая!

- Отдайте обратно! - вспылил он.

Она отбежала на несколько шагов и быстро просмотрела все рисунки.
Нетрудно было догадаться, что изображенная на них женщина именно она, но
пропорции были какими-то необычными. И она сама, и лошадь выглядели очень
высокими и худыми. Это производило впечатление не то чтобы отталкивающее,
но, за неимением более точного слова, странное впечатление.

- Прошу вас... отдайте.

Она вернула рисунки, он присоединил их к пачке и, резко повернувшись,
зашагал к опушке, туда, где привязал свою лошадь.

- Я вас обидела? - спросила Элизабет.

- Не обидели, просто не надо было вам их показывать.

- По-моему, они превосходны. Только... только это, оказывается,
нелегко - увидеть себя как бы чужими глазами. Я же говорила вам, что меня
никогда не рисовали.

- Вас трудно рисовать.

- А можно взглянуть на другие рисунки?