Чтение 17–й страницы книги ~Танцор меча~

разделяло несколько дюймов.

- Делай как я говорю! Одно слово не вовремя, и мы лишимся жизней.
Поняла?

Ее глаза, смотревшие мне за спину, вдруг расширились.

- Кто это люди?

Я отпустил ее и обернулся. Всадники были уже около нас, рассыпавшись
ровным полукругом, что отрезало нам путь к спасению в трех направлениях.
Четвертое было свободным, оставляя место для попытки побега, но я знал,
что если мы окажемся глупы настолько, что попробуем сделать это, мы будем
покойниками прежде чем успеем сесть на лошадь.

Как и я, они были почти обнаженными. Как и моя, их кожа потемнела от
солнца. Но их руки были исполосованы спиральными шрамами, окрашенными в
голубой цвет. На голой груди каждого были самые разнообразные изображения
солнца с лучами. Каждый мальчик, достигнув половой зрелости, соревновался
с ровесниками, изобретая рисунок, который его мать - или ближайшая
родственница - вырезала на его коже весьма болезненным способом. Все
рисунки объединяло одно: желтый глаз точно в центре. Черные волосы,
смазанные жиром, были собраны сзади и перевязаны шнурками разных цветов.
Черные глаза жадно разглядывали меня и Дел.

- Их носы... - прошептала она в ужасе.

Да, носы у них были. И в каждом висело плоское кольцо. Цвет колец,
как и шнурков в волосах, определял положение их обладателя в племени. С
изменением статуса менялись и цвета. В этом племени вообще все быстро
меняется, неизменной остается лишь их свирепость.

- Ханджи, - констатировал я.

- Каннибалы? - выдохнула Дел.

- Пожалуй они позволят нам помыться, - сказал я ей, - чтобы у них
из-за нас песок на зубах не скрипел.

Я пропустил мимо ушей ее дальнейшие комментарии по этому поводу и
сосредоточил свое внимание на воине, носившем в носу золотое кольцо,
означавшее высочайший ранг и единоличную власть. Я заговорил с ним на
языке Пустыни, его знали все в Пендже.

Я рассказал ему правду. Не скрыл ничего, кроме того, что Дел наняла
меня, чтобы проводить ее через Пенджу, и по важной причине: по традиции
Ханджи женщины приравниваются к рабам. С ними не считаются. Если бы я
признался, что Дел имеет какую-то власть надо мной, хотя бы то, что она
меня наняла, меня бы посчитали немужчиной, а потому вполне подходящей
жертвой для их каннибальских обрядов. Поскольку я не хотел стать блюдом на
обеде, пришлось приуменьшить ценность Дел как личности. Она бы конечно
возмутилась, если бы узнала об этом, но переводить для нее я не собирался.

Если, конечно, обстоятельства не вынудят.

Я закончил рассказ гимном, возвеличивающим племя Ханджи, и замолчал,
надеясь, что Дел не раскроет рта.

Золотое Кольцо совещался с остальными. Они говорили на языке Ханджи,
но в разговоре проскакивали слова Пустыни и я мог следить за беседой.
Главной темой дискуссии были большие проблемы с продовольствием. Ханджи
обсуждали, могут ли наши кости умилостивить их довольно жестоких богов. Я
мысленно выругался, надеясь, что Дел не передадутся мои опасения.

В конце концов Ханджи замолчали и повернулись к нам. Лица их были
полны решимости, что навело меня на грустные мысли. Золотое Кольцо
подъехал поближе, чтобы мы в полной мере могли оценить его устрашающий
вид.

Меня он вообще-то не испугал, я просто внутренне напрягся. А это
большая разница.

Из-за плетеного пояса, поддерживающего кожаный килт, у Золотого
Кольца торчали рукояти четырех ножей. У всех остальных ножей было не
больше трех. Это свидетельствовало об очень высоком ранге владельца.

Он показал на жеребца.

- Быстро.

Дополнительных объяснений не требовалось. Я повернулся к Дел.

- Нас пригласили на ужин.

- Тигр...

Я заставил ее замолчать, зажав рот ладонью.

- Неудачная шутка. Они еще ничего не решили. Нам предложили сесть на
лошадь и ехать с ними, - я вздохнул и похлопал жеребца по пыльному боку. -
Извини, старина.

Собрав остаток сил (Ханджи безжалостны, когда дело доходит до
издевательств над теми, кого они считают слабыми) я вскочил в седло и
наклонился, чтобы протянуть руку Дел. До сих пор не знаю, как я не упал,
когда она уцепилась за меня, забираясь на круп жеребца.

Ее руки, прижавшиеся к моим ребрам, были ледяными.

Мои вообще-то тоже.

Женщины Ханджи, как и мужчины, убеждены, что шрамы украшают человека.
Я и раньше видел к чему это приводило и считал, что одной встречи с такой
красотой хватит на всю жизнь. Дел, которой до сих пор на такие зрелища не
везло, реагировала точно по моим прогнозам: на ее лице были ужас и
отвращение, но, хвала валхайлу, она молчала.

Женщины не прикрывали грудь, чтобы продемонстрировать всю прелесть
ярко-красных узоров, покрывавших кожу. Как и мужчины, они носили в носах
кольца, но только простые серебряные - женщинам не полагалось различия по
цвету колец. Их положение в племени определялось только замужеством или
внебрачным сожительством, и лишь когда они добивались того или другого, им
разрешалось подвергнуться украшающему ритуалу.

У Ханджи сразу можно определить девственницу: ее темная кожа ровная и
гладкая, а в носу нет кольца. Это выгодно для такого мужчины как я,
которого не интересуют изуродованные женские тела, потому что красавицы в
возрасте, со шрамами, раскраской и кольцами в носах, отбивают всякое
желание даже смотреть на них, и волей-неволей тянешься к молодым, но и тут
возникает проблема: Ханджи убеждены, что в десять лет ни одна девушка не
может уже оставаться нетронутой, так что девственность они теряют в очень
юном возрасте.

А я никогда не увлекался младенцами.

- Теперь ясно, что на мне слишком много одежды, - прошептала Дел,
почти коснувшись губами моего уха, и я усмехнулся. Возразить было нечего.
Женщины Ханджи носят только короткие тканые юбки; туника Дел и
позаимствованный у меня бурнус закрывали ее с головы до ног.

И в центре лагеря Ханджи я мог этому только порадоваться.

- Не снимай капюшон, - посоветовал я и был приятно удивлен, когда она
не огрызнулась в ответ. Дел усвоила урок.

Нас сопровождали все сорок воинов отряда. Разогнав отару пыльных овец
(овцы были первым основным источником пищи для племени; вторым источником
были люди), мы подъехали к желтому хиорту в самом центре поселения. Ханджи
не называют свои жилища хиортами, но я не мог придумать для них
подходящего названия. Нам приказали спешиться, что мы сделали весьма
охотно.

Золотое Кольцо соскочил с лошади и исчез внутри хиорта. Вышел он
оттуда не один. Кожа сопровождающего была щедро украшена шрамами и
разрисована всеми цветами пустыни: красным, охровым, янтарным и множеством
других. В носу у него висело толстое золотое кольцо. Оно было таким
большим, что доставало до верхней губы; с таким украшением довольно трудно
есть, пить или говорить, решил я, но не сообщать же было об этом Ханджи,
который считал себя идеалом красоты.

Кроме того, это был шока.

Прежде чем кто-либо успел произнести хотя бы слово, я выхватил
Разящего из ножен, опустился на колени - даже моя загрубевшая кожа ощущала
жар песка - и осторожно положил меч перед шокой. Солнечный свет, играя на
лезвии, слепил глаза. Я прищурился, но не пошевелился. Примерно дюжина
ножей засверкали на солнце, но удара не последовало. Склонившись должным
образом, опустив голову, я ждал. Посчитав, что проявил достаточно
уважения, я поднялся, подошел к правому боку жеребца и развязал самый
большой мешок.

Из него я вытащил двух пищавших тигрят, поднес их к шоке и, снова
склонившись, положил около его обутых в сандалии ног.

- Это подарок, - я говорил на языке Пустыни, - для шоки Ханджи, да
озарит солнце его голову.

Я услышал как возмущенная Дел громко втянула воздух сквозь стиснутые
зубы - конечно это были не мои тигрята - но у нее хватило ума промолчать.
Я стоял перед вождем Ханджи и надеялся, что Дел, безмерно уважавшая своих
Северных богов, им хотя бы немного дорога. Замысел был рискованным. Я
слышал, что людям удавалось избежать дороги к кипящему котлу предложив
взамен достойный подарок, но кто мог предсказать, на что упадет взор - а
следовательно и милость - шоки Ханджи.

Тигрята снова нашли друг друга и начали кататься по песку, урча и
повизгивая. За пару дней они заметно изменились, звуки уже походили на
настоящее рычание, только пока бесполезное. Шока, как и все вокруг, долго
смотрел на малышей. А я, позабыв о тигрятах, рассматривал его лицо.

Это был пожилой человек, даже скорее старый. Я не мог точно
определить его возраст - в Пендже люди стареют быстро. Я видел
тридцатилетних людей, которым можно было дать пятьдесят и даже больше.
Шока был лет на тридцать - сорок старше меня, из чего следовало, что мы
столкнулись с очень опасным человеком: разве доживешь до
шестидесяти-семидесяти, не освоив при этом с дюжину грязных ловушек.
Особенно среди Ханджи.

Он смотрел на тигрят. Темный лоб был изрезан морщинами так, что
седеющие черные брови почти сошлись на переносице. Ханджи нельзя было