синего и красного. Я смотрел в пустыню и не видел ничего, кроме света.
удалось отбросить меч, собрав все силы, которые у меня оставались, а их
было совсем немного.
прилипли к рукояти. На ладони остался отпечаток чужих запутанных контуров
Северных тварей и теней. Ямки в ладони быстро заполнились сукровицей,
которая тут же высохла и затвердела. И отвалилась, сорвав еще один кусок
кожи.
ослабить острую боль. Горячий металл мог обжечь, опалить, я видел такие
ожоги, но это... Это было что-то другое, что-то большее. Это было
колдовство. Замораживающее колдовство. Воплощение Севера.
в другой мир, она уже ничего не понимала. Рот был приоткрыт. Дел осторожно
согнула руки, оперлась на локти и, едва удержавшись от падения, с трудом
встала на одно колено, упираясь в песок трясущимися руками.
штуке? Она может сделать день прохладнее? Может облегчить боль от ожогов?
Закрыть солнце и дать нам тень?
треснула. - Кайдин говорил...
просто меч, оружие. Клинок. Его сделали, чтобы разрезать мясо и кости,
отрубать руки и ноги... отнимать у человека жизнь, - даже вслух отрицая
силу, которую почувствовал, я взглянул на руку, обожженную творением
Севера. Замороженную магией.
глазах засветился разум и она посмотрела на меня с горечью.
что израненная кожа снова треснула, и вытащил меч из ножен. Острие клинка
застыло в дюйме от ее носа.
больше ни в чем.
узнаешь.
удил и стремян. Скрежет дерева и голоса.
слабые чтобы идти. Слишком сильные, чтобы умереть. Мы лежали на расстоянии
вытянутой руки друг от друга. Когда я повернул голову и посмотрел на нее,
я увидел сначала изгиб бедра, потом ее выгоревшую под солнцем косу и
длинные, сильные, покрытые ожогами ноги.
темнолицую женщину, одетую в голубой бурнус. Я узнал ее.
изумление, а потом решительность.
повозки. Вокруг нас собрались люди. Я услышал изумленные возгласы: меня
узнали. Мое имя переходило от мужчины к женщине и от женщины к ребенку.
несколькими словами, они завернули Дел и меня в прохладную мокрую ткань,
поднесли поближе к повозкам и положили нас в тень. За несколько минут они
разбили лагерь. Это Салсет умеют: один хиорт здесь, другой там, пока
десятки их не раскинутся на небольшом клочке пустыни. Такое поселение они
называют домом.
мог говорить. Язык распух и отяжелел и даже дыхание давалось с трудом. В
конце концов после долгих уговоров Сулы я прекратил попытки заговорить и
отдал себя в надежные руки Салсет. Когда ткань на обожженном теле высохла,
Сула снова намочила ее водой из деревянной бочки, укрепленной в повозке.
После пятой смены мокрой ткани она достала пасту из растения алла и я
провалился в благословенное забытье, когда прохладная мазь покрыла
израненное тело и унесла боль. Сула, благословение богам валхайла,
приподняла мою голову и я сделал первый глоток воды за двое суток.
странно она себя вела. И действительно ли ее меч был не просто куском
металла. И всерьез ли она полагала, что он мог спасти нас.
мечом. Не богом. Не человеком. Не магическим существом.
проваляться несколько дней, прежде чем я снова ощутил себя живым
существом. Обгоревшая кожа сходила кусками и я сам себе напоминал кумфу во
время линьки. Новую кожу я обильно смазывал пастой алла, пока та не
огрубела до нормального состояния. Песчаный Тигр, который, сколько я его
помнил, всегда был темным как кусок меди, стал похож на огромного
новорожденного младенца, рожденного незадачливой женщиной. Нежная розовая
кожа обтягивала все тело кроме тех мест, которые прикрывала набедренная
повязка.
всегда был наиболее привязан, я не терял веру в будущее.
Сулы, забывшись в бреду песчаной болезни и черном мире настоя, которым
поила ее Сула несколько раз в день. Но даже паста алла и настой не могли
полностью успокоить боль.
покрывало. Я видел только ее лицо. Обожженное, покрытое волдырями и
клочьями сходившей кожи.
с выговором Салсет, которого я не слышал уже много лет. - Она ничего не
понимает. А тот, кто не думает, не говорит.
исходе можно было только мечтать. Песчаная болезнь это не шутки.
успокоило.
напиток, который ты даешь. Песчаная болезнь пройдет.
ступоре, шепча что-то на Северном языке. Я снова и снова слышал слово
"кайдин", но если Дел и произносила имя своего меча, я его не уловил.
позволила. Я был неженатым мужчиной, она незамужней женщиной, которая еще
могла изменить свое положение, и я засыпал около хиорта, закутавшись в
одеяло, пропахшее козами и собаками, и вместо сна ко мне приходили
воспоминания детских лет. Воспоминания, от которых я бы навсегда
избавился, если бы мог.
новую шкуру, чтобы она сидела на мне поудобнее. Я часами тренировался с
мечом, усмехаясь, когда все дети племени собирались посмотреть на это
зрелище хитрыми черными глазками, которые становились огромными от
изумления. Но глубоко внутри я постоянно ощущал беспокойство. Опасение. И
никак не мог справиться с собой. Когда я проходил мимо хиортов и повозок,
вспоминая детство, я снова чувствовал себя униженным, слабым, испуганным -
Песчаный Тигр был испуган. Я хотел сбежать - мне нужно было уйти от них -
но я не мог оставить Дел.
выполнить обещанное или навсегда погубить свою репутацию.
песчаного тигра на лице и когти на шнурке, и ушел, не сказав ни слова.
о настоящем и будущем. Коварный старик. Хитрый, старый шукар. Когда он
отворачивался, я увидел, как скривился его рот.
удивляло: они тоже ничего не забыли. Замужние женщины меня не замечали:
обычаи Салсет не позволяли женщине, имеющий мужа, разговаривать с другими
мужчинами, в крайнем случае беседа должна была ограничиться парой вежливых
фраз. Но я и сам не обращал на них внимания.
ребенком.