шлюхой, скажи хоть что-нибудь!
собственными грехами. Ты хочешь танцевать, и ты заполучила спонсора. А
теперь у тебя есть и видеооператор.
и улыбнулась.
отснял кое-какой метраж танцев. Танцующий медведь из Лондонского зоо-
парка. Самое удивительное было то, что он здорово танцевал.
ванне?
пятисотдолларовый костюм цвета клубничного мороженого, матово-голубая
водолазка и одна золотая серьга в ухе. Туфли из натуральной кожи. Часы из
этих новейших, без ремешка, которые приятным голосом говорят вам,
который час. Для Шеры он был недостаточно высок, а его плечи
непропорционально широкими, хотя костюм изо всех сил пытался скрыть и
то, и другое. Глаза его были как две ягоды черники. Его улыбка была
улыбкой акулы, раздумывающей, который кусок окажется вкуснее. Мне сразу
захотелось заехать в эту рожу кирпичом.
безукоризненно наманикюренную руку.
вежливую четверть дюйма.
Шера, я тебя нанимаю.
творческих людей хороших манер, но, если понадобится, я могу проявить
гораздо более материальное презрение, чем то, на которое способны вы. А
сейчас я устал от этой проклятой гравитации, и у меня был паршивый день
сегодня - давал показания в пользу друга в суде. И похоже, завтра меня
вызовут опять. Хотите вы эту работу или нет?
дня. Будьте тут в 8 утра.
сказала Шера. - Позвони мне завтра.
взгляда.
необходимое было отправлено вместе с нами. Не скупитесь. Если вы не
позаботитесь об этом сейчас, придется обходиться тем, что есть. Спокойной
ночи, Армстед. Я повернулся к нему.
сменить воду. Я торопливо развернулся и потащился к двери. Нога болела
так, что я чуть не упал, но я стиснул зубы и дошел. У двери я сказал себе:
сжались.
успех сам по себе может вызвать так много презрения. - Он отложил мунд-
штук и сцепил пальцы. - Вот что я вам скажу, Армстед. Никто никогда не
любил меня, насколько я знаю. Этот костюм меня не любит. - Впервые в его
голосе прозвучали человеческие нотки. - Но он принадлежит мне. Теперь
убирайтесь.
лицо Шеры, и боль, которая на нем читалась, вдруг заставила меня ощутить
глубокий стыд. Я тотчас вышел, а когда дверь за мной закрылась, меня
стошнило на коврик, который стоил ненамного меньше, чем камера
"Хэмилтон Мастерхром". Мне было жаль в тот момент, что я надел галстук
приятной. Я люблю летать, скользить среди величавых облаков, наблюдать
разворачивающуюся процессию гор и долин, обширные лоскуты полей,
замысловатую мозаику построек - все проплывающее внизу.
шаг" вполне мог быть просмотром старого фильма "Космический
коммандо". Я действительно знаю, что в космических кораблях нельзя делать
иллюминаторы - но, проклятие, у видео на борту разрешение, цвета и
ощущение присутствия не выше, чем у телевизора в вашей гостиной.
иллюзию путешествия, а здесь - нет. И еще нет того монтажа, который
представляет вам драматические и увлекательные кадры.
том, что, когда вы смотрите, как космический коммандо торгует средствами
от геморроя, вас не привязывают к креслу, не оглушают, не заставляют вас
весить больше полутонны неразумно долгое время, а затем не кидают вас в
невесомость. Кровь бросилась мне в голову, в ушах звенело, нос заложило, я
залился сильным "румянцем". Я был готов к тошноте, но то, что я получил,
было еще более странно: внезапное, беспрецедентное, полное отсутствие боли
в ноге. Шера страдала от тошноты за нас обоих, едва успевая подносить
пакет. Кэррингтон отстегнулся и уверенным движением сделал ей укол
против морской болезни. Казалось, целая вечность прошла, пока укол
подействовал, но когда, наконец, это произошло, изменение было
потрясающим. Бледность исчезла, сила возвратилась мгновенно, и Шера явно
полностью оправилась к тому моменту, когда пилот объявил, что мы
начинаем стыковку, и не будем ли мы так любезны пристегнуться и заткнуть
рты. Я почти ожидал, что Кэррингтон наорет на него, чтобы вбить в него
хорошие манеры, но, очевидно, промышленный магнат не был таким
дураком. Он заткнулся и пристегнул ремни. Моя нога ничуть не болела.
велосипедных шин и пляжных мячей различных размеров. Та шина, к
которой устремился наш пилот, больше напоминала тракторный обод. Мы
.выровняли курс, стали осью этого обода и сровняли вращение. Тогда
проклятая штуковина высунула спицу, которая ухватила нас прямехонько за
шлюз. Шлюз был "над головой" наших кресел, но мы и вошли в него и
покинули его ногами вперед. Через несколько ярдов направление, в котором
мы двигались, стало "низом" и поручни превратились в лестницу. С каждым
шагом нарастал вес, но даже когда мы появились в довольно большом
кубическом помещении, он был гораздо меньшим, чем обычный земной. Тем
не менее моя нога опять начала ныть.
небольшая тяжесть и р-костюмы, висящие на двух стенках, портили эффект.
тором поддерживается внутреннее давление, не имеет ничего общего с
очертаниями человеческой фигуры и выглядит ужасно глупо, вися вот так.
оборудованного пульта и улыбнулся.
что за внешней приветливостью у Мак-Джилликади скрывалась какая-то
озабоченность.
одно наблюдение.
уставился на него в изумлении. Ведь полная сила моего отборного сарказма
не смогла рассердить этого человека.
Лонгмайер.
но самостоятельно.