все еще бившиеся на ветру, поднялись у нас сбоку, а не впереди. - Для
бортового залпа... нашего - или их...
гром, орудия заговорили, и весь корабль заходил, откликаясь на этот
могучий голос. Через закрытые веки проникал танцующий рыжий огонь. Палуба
подо мной резко поднялась, и меня вдруг окутало облако черного дыма и
колючие искры. Я кашлял и задыхался, в ушах звенело даже под руками, я не
слышал следующей команды, но почувствовал грохот, когда откатили назад
пушки, и осторожно открыл глаза. Сквозь красные сполохи я увидел, как
экипаж моего орудия с грохотом ударил пушкой о лафет. Ствол шипел и
изрыгал пар, когда его вытерли, резким движением засунув внутрь и тут же
вытащив комок влажных тряпок, намотанных на шест. Затем - очень осторожно
- из глубоких кожаных сумок были вынуты мешки с пыльной по виду тканью и
засунуты в жерло орудия. Это были пороховые патроны, и одна искра из
по-прежнему горячего после выстрела орудия могла вызвать ужасающую
катастрофу. Чтобы удерживать заряд, в ствол загнали большие комья грубого
волокна и умяли тяжелым щитом на десятифутовом черенке. Только тогда
вкатили железное ядро - оно выглядело невероятно маленьким - и, с свою
очередь, загнали его в ствол. Это была достаточно простая операция, но она
проводилась среди удушающего дыма и раскаленного металла и буквально за
одну-две секунды. Экипаж двигался и прыгал вокруг орудия с удивительным
изяществом - у каждой пушки повторялись отработанные движения, и палуба,
казалось, была охвачена каким-то странным танцем, диким и смертельным.
пламя и обжигающий дым. Корабль, паруса, все исчезло в смрадной туче. Я не
видел даже собственных рук. И это - на открытом воздухе, а оружейная
палуба, наверно, являла собой какое-то средневековое видение из ада. Меня
душила паника и неожиданная отчаянная потребность понять; я вслепую
потянулся и схватил теплые руки. Дым отнесло в сторону, и я обнаружил, что
вместо Молл держу за руки какого-то дикого ухмыляющегося озорного
мальчишку, а на ее почерневшем от пороха лице сверкали зеленые глаза.
ведь не так многим рискуешь? Или рискуешь?
- даже часов и расстояний. Время - это, что поворачивает Великое Колесо,
ось - в середине Сердца или в стебле Сердцевины, если хочешь. Люди видят
это в различных формах. Но разбей границы, вырвись наружу - и мир
становится шире. А с ним и, должно быть, его часы. Что они, как не две
стороны одной ткани, разрезанные по одной мерке? Так и твой путь - по
одной стороне ткани, но так же и по другой, вперед-назад. Чем дальше твой
путь, тем меньше ты сидишь на месте, тем меньше тебя держат часы. А я, я -
скиталица. И здесь отпущенный тебе срок измеряется тем, сколько ты
отыгрываешь для себя. И, может быть, таков, сколько ты можешь выдержать.
Многие зарабатывают долгий срок и живут длинную жизнь, но в конце
возвращаются к своим, пойманные в паутину, от которой так и не смогли
избавиться. Уходят назад и забывают. Но только не я, я - никогда! - Она
хмуро посмотрела на меня. - Что было для меня в этом мире, среди публичных
домов и притонов, мошенников и головорезов? Я хотела жить, учиться,
находить что-то лучшее - или порождать его!
Командир канониров откинул назад покрывало с запала, и мы снова нырнули и
закрыли уши, когда сверкающий пальник вошел в порох. В этот раз я открыл
глаза - канониры прыгали и радостно орали.
пятьсот лет... Ты можешь прожить еще столько же, если не больше, и все
готова поставить на карту в такой дурацкой заварухе, как эта?
никогда им не пользуешься? Как долго мне нравилась бы моя жизнь, если бы я
не рисковала ею ради доброго дела? Чем дольше ты остаешься в этом мире,
тем больше ты должен рисковать собой, чтобы придать годам смысл! Это ты,
мой мальчик, у кого за спиной всего несколько лет, больше рискуешь в эту
ночь, и, похоже, из чисто дружеских побуждений. Если бы это была любовь, я
могла бы понять - но ты ведь никогда не любил, не так ли?
стук, словно захлопнулась дверь, очень глубокий, а следом за ним -
шипящий, падающий свист. Но не успел я сообразить, что это такое, как Молл
бросила нас обоих ничком на палубу. Прямо над нашими головами разлетелось
в щепки дерево, что-то с глубоким звенящим стуком упало, и доски под нами
подскочили под быстрой дробью ужасающего треска.
наши пушки рявкнули в ответ, но не залпом, а свирепым продольным огнем,
похожим на барабанную дробь, выстрелив в тот же момент, как были готовы. Я
едва ли понял, что имела в виду Молл. Скорчившись за поручнями, вздрагивая
при каждой детонации, я странным образом ощущал себя в отрыве от всего
этого ада. Полуослепший, полуоглохший, насмерть перепуганный, но
отстраненный. Случайно или намеренно Молл вызвала во мне бурю худшего
свойства.
спасти ее, да; но ведь я нанял целый корабль вояк, способных лучше меня
справиться с этой задачей. Почему для меня было столь важно пойти с ними
самому? Я не хотел прятаться за их спинами, показать себя трусом в такой
крутой компании, но если я буду тянуть их назад, они мне тоже спасибо не
скажут. Тогда зачем? Что я пытался доказать? Что я действительно могу быть
к кому-то неравнодушен?
пушки, трудно становится жить во лжи. Оно вроде как срывает с тебя
покровы. Страх отбросил мою маску, отшелушил лак. Медленно, тщательно,
АККУРАТНО. Я бросил Джеки - и, похоже, бросил так холодно и жестоко, как
только можно вообще бросить женщину. Я сохранял внешний вид и предавал ее
мягко - ради нее, как мне нравилось думать, но главным образом, ради себя
самого. Просто проклятая витрина... или я обо этом всегда знал? Этого
сказать я не мог. Зато впервые понял, что она, должно быть, знала; я ни на
минуту не мог ее обмануть - как не смог обмануть Молл. Тогда с какой стати
Джеки подыгрывала мне - притворялась, что наш роман сходит на нет, что мы
постепенно расходимся?
что позволила мне сохранить свое достоинство в то время, когда могла его
полностью уничтожить. Позволила мне продолжать играть свою роль, ибо
знала, как мне это было необходимо, как пусто мне стало бы без этого. Она
любила меня, это точно. А я ее предал, и, может быть, с ней - себя.
в последние несколько лет. Разочарование, медленно подкрадывавшаяся
нечестность, которые я постоянно находил в своих отношениях, находил все
чаще и чаще, это отравляло их изнутри; когда же я впервые стал это
замечать? Довольно скоро после того, как они появились. Каким-то образом
все уже было не то, никогда и ничего - или никто. До тех пор, пока я не
запер женщин в отдельный кабинет в моей жизни, приятный, безопасный и
пустой. Зачем? Потому был слишком полон самим собой, чтобы понять, что в
действительности держал на ладони? Потому что был таким идиотом, что сам
себя лишил этого, променяв на какое-то сомнительное золотое будущее?
Нечестность - смешно. Она на самом деле присутствовала, да только во мне
самом.
поручнями вместе с остальными. Все еще погруженный в свои переживания, я
едва замечал тяжелые ленты тумана, смешивавшиеся с дымом, все больше
серевшее небо над вантами. На его фоне раздувались порванные выстрелом,
тлеющие высокие паруса, а под ними - огромный черный корпус корабля,
казалось, с устрашающей, непостижимой скоростью несшийся к нам. На его
высоком кормовом транце по-прежнему ухмылялись фонари, ибо они были
вырезаны в форме огромных фантастических черепов, совершенно
нечеловеческих, - вырезаны или они были настоящими? И когда черный борт
навис над нами, я увидел, как выставились огромные дымящиеся хоботы пушек
и стали опускаться. С нашей палубы раздался дикий хор воплей, а из тени
сверху - ужасающий гортанный вой; это точно были Волки. Их вой мог
напугать кого угодно, мне от него стало просто жутко. Но теперь я знал,
что делаю, и это было до ужаса просто.
она поняла. - Не много, ты права... но я должен защищать это! Я ДОЛЖЕН
драться...
визге изуродованного дерева и протяжном скрежете и треске. "Непокорная"
стояла прямо под "Сарацином", и раздутый, гораздо более высокий борт
торгового судна врубался прямо в наши поручни, треща и расщепляясь, -
нависающий утес в рассветном полумраке. Матросы вскочили, взмахнув
многозубчатыми железными абордажными крюками на длинных рукоятках, и
выбросили их вперед, чтобы зацепиться за поручни и порты, пришвартовывая
нас к нависающему сверху утесу.
Херберт Фрэнк
Николаев Андрей
Глуховский Дмитрий
Белов Вольф
Зыков Виталий
Посняков Андрей