множество гвоздей. Я ОЩУЩАЛ их с такой силой, что она не укладывалась в
рамки понимания. И я чувствовал нечто большее, нечто, заставившее меня
забыть об опасности, унижении и обо всем прочем. Мне было нужно...
Вообще-то я не питал пристрастия к бутылке, но сейчас жажда заставляла
меня жадно сглатывать в ожидании хотя бы капли. Теперь танцоры толпились
вокруг нас, завывая, как коты, и плюясь, но все, что мог видеть, были
проклятые бутылки. И то, что они потягивали ром из бутылок и проливали
его, в то время, как у меня не было ни капли, неожиданно привело меня в
страшную ярость. Я заорал на них, и когда они в ответ лишь завопили и
стали глумиться, я почувствовал, что закипаю, как чайник. В слепой ярости
я потребовал свою долю, замолотил по земле связанными кулаками и заревел:
мой голос заглушил и толпу, и барабаны. Я увидел, как приближавшиеся
аколиты заколебались, а толпа отхлынула назад.
мои запястья стали свободны, хотя с них по-прежнему свисали разорванные
путы. Мои ноги были все еще связаны - я не мог понять, почему - и я
освободил их с торжествующим воплем, затем попытался схватить ту бутылку -
и растянулся лицом в грязи.
цепь - и другие были скованы точно так же! Что мы им - спаниели или как?!
вопрошавший, почему мой старый друг, мой верный старый слуга так со мной
обращается. Разве он не знает меня? Неужели не узнал своего старого
хозяина? Я нежно ласкал изношенное старое железо - и чувствовал радость,
подступавшую и дрожавшую в этом живом железе, словно собака с готовностью
приветствовала хозяина. Я услышал, как взвизгнул от восторга замок,
извиваясь и отыскивая путь к свободе, и поющий звон бешеного избавления,
когда ошейник слетел с моей шеи.
вскочил и встал в напряженную стойку, словно кошка, готовая к прыжку.
Рядом со мной яростно бил ногами Ле Стриж, доделывая свою диаграмму, а
потом он упал с измученным стоном. Один из аколитов увидел рисунок, и у
него глаза вылезли на лоб. Он ткнул пальцем в изображение и пронзительно
завизжал:
ярко-алое знамя на ветру, что-то запело, как трубы. Я ощутил дикий прилив
возбуждения, бешеную, поющую, танцующую, прыгающую радость. Я был был
Господином, я был Ответственным Лицом, здесь я распоряжался - и не
вздумайте забыть об этом!
Невидимые управляют людьми.
ПОСМЕЛИ...
прорезал тьму, гортанный громовой рев гордо вышагивавшего льва. Пламя
склонилось перед ним. Толпа завизжала, аколиты уронили веревки, один из
них неловко схватился за абордажную саблю на поясе. Барабаны стали
заикаться, запнулись и замолчали. Бой не возобновился.
Красный туман, как волна прилива, окатил ночь - и я пошел на стоявшего
ближе всех ко мне Волка. Он бросился на меня с голыми руками. Я поймал его
руку, вывернул ее, выхватил из его другой руки бутылку и отбросил его в
сторону. Свободной рукой я схватил его за запястье, но оно было огромно, и
моя рука соскользнула. Что-то еще остановилось во мне, где-то внутри. А
потом за моей спиной я услышал, как Ле Стриж хрипло запел:
бутылку к губам и осушил ее одним булькающим глотком. Волк перепугался.
Казалось, жаркий спирт бросился из моего горла прямо в вены и поджег их
мощной вспышкой, наполнив все мое тело крошечными прожилками покалывающего
огня. Я сомкнул пальцы на его огромном запястье и услышал жалобный визг и
треск ломающейся кости. Волк заорал, вытаращил зеленые глаза и скосил их,
когда я с силой опустил пустую бутылка на его полувыбритый череп. На меня
бросились другие Волки - кажется, трое. Я бросил того, которого держал, на
одного из них, в кашу размозжил нос другому, а третьему дал ногой в живот,
потому что у него была в руках бутылка. Он взвыл и согнулся, я перехватил
бутылку в воздухе и встряхнул - почти полная! Я расхохотался от радости,
громко, громоподобно, смехом освобождения. Цепи расхохотались вместе со
мной и подпрыгнули в воздух. С ответным стуком разлетелись другие оковы.
Джип и остальные растянулись на земле, но Ле Стриж, все еще согнувшись, с
трудом опустился на колени, волосы его были всклокочены, глаза горели.
пытались отойти назад, а стоявшие сзади рвались вперед, чтобы посмотреть,
из-за чего вся суматоха. Стражи-караибы не могли подойти к нам. Сквозь
толпившиеся фигуры прорвался молит, замахиваясь абордажной саблей и целясь
мне в голову. Я взревел, приветствуя саблю. Стальной клинок рывком
остановился в воздухе, прежде чем дотронулся до меня. У мужчины отвисла
челюсть, а я поймал его за вытянутое запястье, встряхнул, как щепку, и
отшвырнул прочь так, что он полетел кувырком. Он ударился о камень и
свалился. Джип что-то крикнул мне. Нас окружали караибы, пробиваясь сквозь
толпу. Я протянул вниз руку, поднял Джипа на ноги и разорвал веревки на
его запястьях. На меня бросился какой-то Волк с кинжалом в руке и
бутылкой, заткнутой за пояс. Однако моя пустая бутылка встретила его
рывок. Я потряс его бутылкой, смутно сознавая, что Джип выхватил кинжал и
разрезал путы на своих ногах, затем обернулся к остальным.
прорвалась сквозь толпу охваченных паникой людей и стала медленно
подбираться ко мне, пытаясь схватить меня, ударить кинжалами, и вообще они
мне мешали. Я обругал их и свистнул брошенным цепям. Цепи со свистом
прыгнули мне в руки, я сгреб их, зажал в кулаках и, сделав огромные петли,
вскинул над головой. Цепи со свистом и жужжанием взлетели вверх, кружась,
как циркулярная пила, и разбрасывая направо и налево нападавших в то
время, как я продвигался вперед. Над моей головой пронеслось копье,
коснулось этого крутящегося занавеса и разлетелось на мелкие кусочки.
Проклятые караибы! Я рывком вытянул руку. Цепь с гулом полетела вперед и
обвилась вокруг тех, кто возглавлял атаку, сбив их с ног и поймав в
ловушку все это орущее сплетение тел и конечностей. Остальные попадали на
них, а Джип и мужчины, которых он освободил, с криком бросились на них,
схватили их копья и палицы и обрушили их на головы упавших.
поисках дополнительной порции рома. И чего-то еще, чего у меня не было,
чего-то, что я не мог как следует вспомнить, но оно все время вертелось у
меня в мозгу, словно зудело, а я не мог почесаться. Но пока мне требовался
ром. Большинство людей в толпе были безоружными или имели при себе только
легкое оружие, и после того, как я повалил парочку из тех, кто вытащил
ножи, они с большой готовностью уступали мне дорогу. Один из них вытащил
из своего одеяния длинноствольный пистолет, но курок у него на секунду
заклинило, и он не дожил до того, чтобы пожалеть об этом. Однако вверху,