куда и когда утащили труп. Гиселер заметил взгляд.
фыркнул он. - Ну так Искре пришлось его маленько пожурить.
приняли сверх меры.
а тогда другие сразу поутихли. Это называется "террор"!
красовалось колечко с бриллиантом. Она носила не кожу, а вишневого цвета
кафтанчик с парчовым рисунком, уже достаточно знаменитый, чтобы
считаться последним писком моды у золотой молодежи из Турна. Как,
впрочем, и шелковый платочек, которым повязал голову Гиселер. Хотспорну
уже доводилось слышать о девушках, которые стриглись "под Мистле".
рассматривать кровавую полосу на полу. - А хозяин станции? А его жена?
Сын?
В чулане их временно заперли. Теперь, как видишь, станция наша.
ложечкой набрал из шкатулки немного фисштеха, как они именовали
наркотик, осторожно высыпал на послюнявленный кончик указательного
пальца и втер себе в десну. Подал шкатулку Фальке, та повторила ритуал и
передала порошок Реефу. Нильфгаардец отказался, занятый просмотром
каталога цветных татуировок, и передал шкатулку Искре. Эльфка отдала ее
Гиселеру, не воспользовавшись.
станцию держим под террором! Император Эмгыр весь мир так держит, а мы
только эту халупу. Но принцип тот же!
чего колешь! Сделаешь еще раз так, я тебя так кольну! Насквозь пройдет!
коли, - добавил Кайлей. - Она промежду ног закаленная!
Крысы снова зашлись хохотом. - Стало быть, так. - Хотспорн решил
положить конец веселью. - Станцию вы держите под террором. А зачем?
Ежели отбросить удовольствие, проистекающее из терроризирования?
караул стоим. Кто сюда явится, чтобы коней оценить или передохнуть, того
мы обдираем. Это удобнее, чем где на перекрестках или в чащобе при
тракте. Хотя, как только что сказала Искра, принцип тот же. - Но
сегодня, с рассвета, только этот нам попался, - вставил Рееф, показывая
на Альмаверу, почти с головой скрывшегося между разведенными ляжками
Мистле. - Голодранец, как всякий искусник, ничего у него не было, ну так
мы его с его искусства обдираем. Киньте глаз, какой он способный к
рисованию.
шевелящую ягодицами, когда он сжимал кулак. Кайлей тоже похвастался:
вокруг его руки, повыше шипастого браслета, извивался зеленый змей с
раскрытой пастью и пурпурным раздвоенным языком. - Со вкусом сделано, -
равнодушно сказал Хотспорн. - И полезно при распознании трупов. Ничего у
вас из грабежа не получилось, дорогие Крысы. Придется заплатить
художнику за его искусство. У меня не было времени Предупредить вас: вот
уже семь дней, с первого сентября, знаком является пурпурная стрела с
раздвоенным наконечником. Как раз такая намалевана на фуре. Рееф тихо
выругался. Кайлей рассмеялся. Гиселер равнодушно махнул рукой.
говоришь? Запомним. Если до утра еще такой со знаком стрелы появится, мы
ему плохого не сделаем.
Хотспорн. - Неразумно, Крысы. Рискованно и небезопасно. - Чего-чего?
фыркнула и сморкнулась на пол. Рееф, Кайлей и Фалька глядели на купца
так, словно он только что сообщил им, что, мол, солнце свалилось в речку
и надобно его быстренько оттуда выловить, пока раки не ощипали. Хотспорн
понял, что пытался образумить спятивших сопляков. Что предостерег перед
риском и опасностью переполненных дурью и бравадой фанфаронов, которым
понятие страха совершенно чуждо. - Преследуют вас, Крысы. - Ну и что за
беда? Хотспорн вздохнул.
одеться. Поставила ногу на лавку и, крутя бедрами, продемонстрировала
всем и вся произведение мэтра Альмаверы: пунцовую розу на зеленой
веточке с двумя листочками, помещенную на ляжке почти в самом паху.
почти до локтей, бриллиантово блеснули. - Что скажете?
что Крыс в ушах носит серьги. Было ясно, что такие же серьги вскоре
будут - как и усеянная серебром кожа - модными у золотой молодежи в
Турне, да и во всем Гeco.
выколоть?
Вблизи. Мистле ласково потрепала ее пепельные волосы. Фалька захохотала
и без всяких церемоний стала раздеваться.
у тебя, любимая.
***
пол, где в кругу падающего от каганца света разыгрывался настоящий
мышиный турнир. Можно было только догадываться, что делалось за
пределами круга, в темноте. - Кота б тебе не помешало завести. А еще
лучше - двух.
зима приближается. А кот у меня был. Но отправился куда-то, бедняга, и
пропал. - Не иначе - лиса загрызла или куница. - Ты не видела моего
кота, Цири. Если его что-то и загрызло, то не иначе как дракон.
по постели. Жаль.
середина октября... Ну, продолжай, Цири.
Огонь ожил, затрещал, загудел, отбросил на изуродованное лицо девушки
золотой отблеск и подвижные тени. - Рассказывай!
***
у нее в уголках глаз. Хоть перед процедурой она предусмотрительно
приглушила себя вином и фисштехом, боль была невыносимая. Она стискивала
зубы, чтобы не стонать, и не стонала, конечно, а делала вид, будто не
обращает внимания на иглы, а боль презирает. Старалась как бы вовсе и не
замечать боли, участвовать в беседе, которую Крысы вели с Хотспорном -
субъектом, пытающимся выдавать себя за купца, хотя в действительности -
если не считать того факта, что жил он за счет торговцев, - ничего
общего с купечеством не имевшим.
***
водя по лицам Крыс темными глазами. - Мало того, что за вами охотится
префект из Амарильо, мало того, что гонятся Варнхагены, мало того, что
барон Касадей...
Варнхагенов я понимаю, но чего ради какой-то Касадей на нас взъелся?
и бебекает жалостливо: "Бе-е-е, бе-е-е, никто меня не любит, никто меня
не понимает, куда ни явлюсь, всюду каменьями забрасывают, ату его, ату,
кричат. За что, ну за что мне такая обида и несправедливость? " А за то,
долгие мои Крысы, что доченька барона Касадея после приключения у речки
Трясогузки до сего дня млеет и температурит.
самая девица, что ль?
господина Кайлея вспоминает... Но особливо мазельку Фальку. И брошь,
память о матушке-покойнице, которую - я имею в виду брошь - мазелька
Фалька силой у нее с платьица содрать изволила, произнося при этом
всякие разные слова.
оказией, чтобы криком отреагировать на боль. - Мы проявили к баронессе
презрение и нанесли оскорбление, позволив всухую уйти! Надо было
прошпарить девицу-то!
бедрах. - Воистину великое сие есть бесчестие не лишить девку чести, то
бишь не прошпарить, в смысле не оттрахать! Неудивительно, что
оскорбленный папаша Касадей скликал вооруженную банду и назначил
награду. Поклялся принародно, что все вы будете висеть головами вниз на
стенах его замка. Пообещал также, что за сорванную с доченьки брошь
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Самойлова Елена
Эриксон Стивен
Каргалов Вадим
Акунин Борис