же, как и Терраса Восхождения - последняя ступень, с которой поднимались
на плато, где жила Леди. Каждая из террас, как начал понимать Валентин,
полностью окружала Остров, так что на них в любое время мог находиться
миллион почитателей, если не больше, но каждый пилигрим знал только
крошечный участок целого, пока шел к центру. Сколько трудов было положено,
чтобы выстроить все это! Сколько жизней было отдано целиком на служение
Леди! И каждый паломник шел в сфере молчания: здесь не заводили дружеских
отношений, не обменивались откровениями, не обнимались любовники. Фарсел
был единственным исключением из этого правила. Вообще это место
существовало как бы вне времени и в стороне от обычных ритуалов жизни.
на тяжелую работу. Валентин знал, что, достигнув Третьего Утеса, он
присоединится к тем, кто фактически несет по всему миру работу Леди.
Теперь он понимал, что большая часть посланий излучает не сама Леди, а
миллионы ее передовых служителей Третьего Утеса, чьи мозг и дух наполнены
благоволением Леди. Но отнюдь не все достигают Третьего Утеса: очень
многие старые служители десятилетиями остаются на Втором Утесе, выполняя
административную работу, не надеясь и не желая продвигаться к более
тяжелой ответственности внутренней зоны.
настоящий, безошибочный сон-вызов.
затемняла его сон в Пидруде. Солнце висело низко над горизонтом, небо было
тяжелое и унылое, вдали виднелись две широкие горы, поднимавшиеся, как
гигантские кулаки. В усыпанной камнями долине между горами виднелся
последний красный отблеск солнца, необычный, масляный, зловещий свет. Из
этой странно освещенной долины дул холодный сухой ветер и нес с собой
вздыхающие, поющие звуки, мягкую, меланхолическую мелодию. Валентин шел и
шел, но горы не становились ближе, пески пустыни тянулись бесконечно, а он
все шел, чтобы не угасла последняя искра света. Силы его слабели.
Угрожающие миражи танцевали перед ним. Он видел Симонана Барджазеда,
Короля Снов, и его трех сыновей. Он видел призрачного дряхлого Понтификса,
хохочущего на своем подземном троне. Он видел чудовищ, медленно ползавших
по дюнам, и морды массивных дукмаров, высунувшиеся из песка и нюхающие
воздух в поисках добычи. Кто-то шипел, звякал, шептал, насекомые
собирались в мерзкие тучи; начался дождь из сухого песка, забивавший глаза
и ноздри. Валентин устал и готов был остановиться и упасть и лежать, пока
песчаные дюны не закроют его и только одно тянуло его вперед: в долине
ходила женщина, Леди, его мать, и он стремился вперед, как только увидел
ее. Он ощущал тепло ее присутствия, притяжение ее любви. "Иди, - шептала
она, - иди ко мне, Валентин!" Ее руки тянулись к нему через пустыню. Плечи
его согнулись, ноги подкашивались, он не мог идти, но знал, что должен.
"Леди, - шептал он, - я не могу больше. Я должен отдохнуть, уснуть!" Свет
между горами стал теплее и ярче. "Валентин, - звала она, - Валентин, сын
мой!" Он с трудом удерживался, чтобы не закрыть глаза. Так заманчиво было
лечь в теплый песок. "Ты мой сын, - звучал голос Леди с невообразимо
большого расстояния. - Ты нужен мне". Когда она произнесла эти слова, он
обрел новые силы и пошел быстрее, а затем легко побежал широкими шагами.
Теперь расстояние быстро сокращалось. Валентин уже ясно видел ее на
террасе из лилового камня; она ждала его, протягивала к нему руки,
называла его имя, и голос ее звенел, как колокольчики в Ни-мойе.
спустился к большому аметистовому бассейну, служившему для купания и
нырнул в холодную родниковую воду. Затем побежал к комнате Минесипты,
здешней толковательнице его снов, плотной узкокостной особе с горящими
черными глазами и худощавым лицом, и торопливо рассказал ей свой сон.
Валентина. Он вспомнил как пошел к Столиноп на Террасе Начала с фальшивым
сном вызовом, и о том, как она быстро отмела этот сон. Но ведь этот не
фальшивый: тут не было Делиамбера с его колдовством.
сказал, что сон-вызов.
это сон-вызов, либо нет. Как ты смотришь на него?
достигнешь Террасы Поклонения, сна-вызова будет достаточно. А сейчас -
твой сон интересен и важен, но он ничего не меняет. Возвращайся к своим
обязанностям, Валентин.
понимал, что был глуп, что простого сна недостаточно для переноса его
через барьеры, отделявшие его от Леди, однако же он так надеялся... Он
думал, что Минесипта всплеснет руками, радостно вскрикнет и тут же пошлет
его во Внутренний Храм, но ничего этого не случилось, его просто выставили
из комнаты, и он страдал и злился.
его остановил служитель и резко сказал:
пилигримы ждут твоего руководства.
точке.
можно скорее оказаться на Террасе Оценки. Ему выдали запас пищи и прибор,
указывающий направление - наручный амулет, издававший тихий высокий звук.
Он оставил Террасу Оценки в середине дня, но пошел не к побережью, а
вглубь, к Террасе Подчинения.
просто не мог позволить себе отвернуться от Леди. Идя по неразрешенному
пути на этом чересчур дисциплинированном острове, он подвергался опасному
риску, но иначе поступить не мог.
наискосок через поле к главной дороге. Здесь он предполагал свернуть
влево, к внешним террасам, но, чувствуя, что будет слишком бросаться в
глаза, повернул направо. Скоро он оставил позади населенную часть террасы
и дорога от широкого мощного тракта сузилась до лесной тропы, сжатой со
всех сторон.
но спокойный свист указывающего дорогу прибора исчез. Когда Валентин
вернулся и повернул направо, свист возобновился. Полезный аппарат, подумал
Валентин.
возле ручья и позволил себе немного поесть сыра и нарезанного ломтиками
мяса, потом он уснул на влажной земле между двумя деревьями.
быстро умылся в ручье. Сейчас слегка позавтракать и...
откатился за толстое дерево и осторожно выглянул. И увидел крепко
скроенного чернобородого человека; тот вылез из кустов и остановился,
оглядевшись вокруг.
нахмурился, прикидывая свои возможности и обдумывая тактику. Где Фарсел
нашел кинжал на этом мирном острове? Зачем он шел за Валентином через лес,
как не для того, чтобы убить?
казалось, имело смысл. Он покачался взад и вперед, концентрируя мозг, как
перед жонглированием, и выскочил из укрытия.
Валентин ударил по руке Фарсела ребром ладони. Рука Фарсела онемела,
кинжал выпал, но в следующий миг могучие руки Фарсела сгребли Валентина.
Валентина, но шире в груди и плечах. Он пытался повалить Валентина, но тот
отбивался. Вены на лбу обоих набухли, лица покраснели от напряжения.
вредить тебе.
Он стал задыхаться. Боль слепила его. Он попытался раздвинуть локти и
разорвать захват. Не получилось. Лицо Фарсела безобразно исказилось от
усилий, губы плотно сжались. Он медленно и постепенно валил Валентина на
землю.