будет ждать нашего возвращения из джунглей. Люди Криша выгрузили наш багаж
- главным образом товары для обмена, зеркала, ножи и безделушки, поскольку
шумарцы не пользуются деньгами Велады - и ушли в пролив еще до того, как
спустились сумерки.
Матрацы из листьев, одеяла из шкур животных, одно кривобокое окно,
никакого туалета - вот все, к чему привели тысячи лет путешествия человека
через бездны космоса.
конце концов отдать несколько ножей и зажигалок. На ужин нам подали
удивительно вкусное тушеное мясо, какие-то неправильной формы красные
фрукты, горшок с наполовину проваренными овощами, кружку молока. Мы съели
все, что нам дали, получив гораздо большее удовольствие от еды, чем
ожидали, хотя и перебрасывались язвительными шутками о болезнях, которые
могли подхватить сейчас. Я сделал возлияние в честь бога путешественников,
скорее по привычке, чем по убеждению. Швейц сказал:
учение людей была сильно поколеблена.
разворачивается неожиданно какой-то черный занавес. Мы еще посидели
немного, Швейц продолжал пичкать меня астрономическими знаниями. Затем мы
легли спать. Менее чем через час в нашу хижину вошли двое. Я еще не спал и
мгновенно сел, вообразив, что это воры или убийцы. Но пока я наощупь искал
оружие, луч луны высветил профиль одного из вошедших, и я увидел крупные
покачивающие груди. Швейц из дальнего темного угла сказал мне:
я делил ложе. У них были щелки между зубами, отвислые груди, рыбьи глаза.
Мне оставалось только надеяться, что среди них не было моей ночной гостьи.
ли вожак шумарцев был слаб в счете. С нами один проводник и трое
носильщиков. Никогда прежде я не ходил так долго пешком, от зари до зари.
С обоих сторон узкой тропинки стояли зеленые стены джунглей. Влажность
была поразительной, мы почти плыли в испарениях. Было хуже, чем в самый
плохой день Маннерана. Вокруг была тьма насекомых с ярко блестящими
глазами и страшными жалами. В зарослях шуршали какие-то многоногие твари.
Прямо из стволов деревьев торчали яркие цветы - как сказал Швейц, это
были, очевидно, паразиты.
прошли весьма высоко расположенным перевалом, затем снова спустились в
джунгли, но уже с другой стороны. Швейц спросил у проводника, нельзя ли
было просто обойти горы и услышал в ответ, что окружающие низменные места
кишмя кишат ядовитыми черными великанами-муравьями.
которых была испещрена острыми скалами. Все это казалось мне каким-то
нереальным. Ведь всего лишь в нескольких днях морского плавания к северу
лежал материк Велада с его банками и автомобилями, таможнями и церквями.
Здесь же, казалось, не ступала нога человека. Дикость и неустроенность
этого края угнетали меня, душная атмосфера, ночные звуки,
нечленораздельная речь наших попутчиков усугубляли мое дурное настроение.
были разбросаны на широком лугу, где встречались две небольшие речки. У
меня создалось впечатление, что здесь когда-то был поселок побольше,
возможно, даже город, так как на границах поселения я видел поросшие
травой курганы и пригорки, скрывавшие, вероятно, древние руины. Или это
было просто иллюзией? Действительно ли мне нужно было убеждать себя, что
шумарцы одичали, покинув наш материк, и видеть всюду свидетельства упадка
и разложения?
очевидно просто из любопытства. Северяне были здесь явлением необычным.
Некоторые из туземцев подходили совсем близко и прикасались ко мне,
сопровождая свои жесты быстрой легкой улыбкой. У этих жителей джунглей,
казалось, не было угрюмой печали, как у обитателей лачуг на берегу бухты.
Эти люди были более мягкими и открытыми, в чем-то похожими на детей. Даже
ничтожное влияние цивилизации Велады наложило мрачный отпечаток на
характер прибрежных жителей. Совсем иначе было здесь, где встречи с
северяне почти никогда не бывали.
начались бесконечные переговоры. После первых приветствий Швейц
практически перестал принимать в них участие, так как, изливая каскады
слов, подкрепляемые оживленной жестикуляцией, наш проводник, казалось, без
конца объяснял туземцам одно и то же. Ни Швейц, ни я не понимали ни слова.
Наконец проводник, похоже, взволнованно, повернулся к Швейцу и обрушил на
него поток маннеранской речи с шумарским акцентом, который Швейцу,
поднаторевшему в общении с чужеземцами, удалось расшифровать:
что достойны обладать этим снадобьем.
проводник пытался отговорить их, но они не уступили. Не будет общения - не
будет обмена!
выгоды, что мы не собираемся сами употреблять его, а просто хотим продать
то, что сможем достать, чтобы потом накупить еще больше ножей, зеркал и
зажигалок. Поскольку он не считает нас потребителями порошка, он всеми
силами пытается оградить нас от этого наркотика. Жители деревни тоже
думают, что порошок нужен не лично нам, и поэтому говорят, что будут
прокляты, если дадут хоть щепотку зелья кому-либо, кто намерен просто
продавать его. Они продают снадобье только истинным его "приверженцам".
и обычаи северян. Но я все же попытаюсь еще раз.
старейшины же молча стояли и ждали. Переняв жесты и даже акцент проводника
(из-за чего я уже ничего не понимал в их разговоре), Швейц горячо
настаивал на своем, а проводник упирался изо всех сил. Видя бесплодность
всего этого, я ощутил такое отчаяние, что уже был готов предложить
вернуться в Маннеран с пустыми руками. Затем все-таки Швейцу удалось
сломать упорство проводника. Тот, все еще не веря Швейцу до конца, спросил
у него, на самом ли деле тот хочет того, о чем говорит, и когда землянин
выразительно подтвердил это, проводник, не меняя скептического выражения
лица, снова повернулся к деревенским старостам. На этот раз разговор их
был краток. Таким же коротким был и его разговор со Швейцем.
порошок сегодня вечером вместе с туземцами, - он наклонился ко мне и
дотронулся до моего локтя. - Кое-что, о чем вы должны помнить. Когда это
зелье начнет действовать - возлюбите их! Если этого не произойдет, все
будет потеряно.
к востоку от деревни. Среди них были трое старейшин, двое неизвестных нам
стариков, а также двое юношей и три женщины. Одна из них была красивой
девушкой, другая - некрасивой, а третья - почти старухой. Проводник с нами
не пошел. Я не знаю, то ли его не пригласили, то ли он просто не хотел
участвовать в этой церемонии.
криков из деревни, ни лая собак. Остановились мы на уединенной поляне, где
в пять рядов, образуя пятиугольный амфитеатр, стояли скамейки из
обструганных бревен. Посреди поляны располагался обмазанный глиной очаг,
рядом с которым была сложена огромная груда хвороста. Как только мы
прибыли, двое юношей начали разводить огонь. Поодаль я увидел еще одну
выложенную глиной яму, ширина которой была вдвое больше ширины плеч
крупного мужчины. Она уходила под землю под углом, похоже, на немалую
глубину. Создавалось впечатление, что это туннель, открывающий доступ к
глубинам планеты. При свете костра я попытался заглянуть в эту яму с того
места, где сидел, но не увидел ничего интересного.
пятиугольника. Некрасивая девушка села рядом с нами. Слева от нас, ближе
ко входу в туннель, расположились трое старейших. Справа, у очага, сели
старуха и один из стариков. Другой старик и красивая девушка ушли к
дальнему левому углу. К тому времени, когда мы все расселись, ночь
полностью вступила в свои права. Шумарцы разделись догола, и поняв, что
они ждут от нас того же, мы последовали их примеру. По сигналу одного из
старейшин красавица встала, подошла к костру, засунула в него длинный сук
и подождала, пока он не загорелся, как факел. Затем, подойдя к туннелю,
она высоко подняла факел и стала осторожно спускаться в него. Вскоре
девушка с факелом совершенно исчезла из вида. Еще некоторое время огонь