Пульхерии. И снова стоял обнаженный у ложа, ожидая еще миллиард лет. С
вожделением представил себе темные, набухшие кончики полных грудей
Пульхерии и бархатистость кожи с внутренней стороны ее бедер. И взыграло
мое мужское естество, достигнув таких экстравагантных пропорций, что я
одновременно был горд и смущен.
таком состоянии, стоящего рядом с ложем наготове. Сейчас я напоминал
перевернутый трезубец; приветствовать ее таким манером было бы слишком
грубо, слишком уж откровенно. Быстренько я снова оделся, чувствуя себя
совершенно глупо. И стал ожидать еще один миллиард лет. И увидел уже, как
свет зари начинает примешиваться к лунной дорожке, идущей от узкого, как
щель, окна.
дверь за собою на засов.
золотой пекторали, а также сменила свое роскошное торжественное облачение
на легкую шелковую накидку. Даже при скудном свете этой комнаты я увидел,
что под нею она совершенно обнажена, и плавные изгибы ее тела воспламенили
меня почти до безумия. Она плавно двинулась ко мне навстречу.
что такое поцелуи. Даже поза, которую нужно было принимать для такого
контакта, была чужда для нее. Мне пришлось самому приспособить ее к этому.
Я нежно наклонил ее голову. Она улыбнулась, несколько смущенно, но не
противилась.
с нее накидку. Она снова затрепетала.
пальцами я измерил ее талию. Неплохой размер. Затем провел кончиками
пальцев по бедрам. Великолепные бедра. Меня привели в восторг две глубокие
ямочки в самом низу ее спины.
сочетание.
теребить его пальцами, но не стала спрашивать, что это такое, а скользнула
пальцами еще ниже. Мы вместе повалились на ложе.
его сторона, вот что я сейчас имею в виду. То, что называли "заниматься
любовью" в двадцатом столетии; то, что называли "спать вместе". Какие
только попытки не делались, чтобы буквально воспеть физиологию этого
действа, и какой результат из всего этого получился?
что объяснять, как получить огонь с помощью трения палочки о дощечку.
Сделайте то и сделайте это, а затем продолжайте, пока не добьетесь
желаемого результата.
поймете, насколько абсурдны все эти попытки. А с другой стороны, нет-нет,
да и закрадется такая мысль: есть ли на свете более глупое, чем это
центральное действо, управляющее человеческими эмоциями?
для меня важна (и, может быть, для нее)?
секса, в его символичности. Оно далеко выходит за пределы простого
получения удовольствия на очень короткое время в результате определенных
телодвижений. Само по себе это удовольствие доступно, в конце-то концов,
даже и без участия партнера, разве не так?
Это праздник души, нашедшей родственную душу, это торжество в честь
духовного единения, кульминация взаимного доверия. Мы как бы говорим друг
другу в постели: я отдаюсь тебе в предвкушении, что ты доставишь мне
наслаждение, а я со своей стороны, попытаюсь сделать все, чтобы доставить
наслаждение тебе. Своего рода социальный контракт, так назовем это. И вся
прелесть, все треволнения именно в заключении такого соглашения, но не в
удовольствии, которым оно оплачивается.
которое я доверчиво выставляю перед тобой, зная, что ты не будешь над ним
насмехаться. И еще вы говорите: я принимаю эту сокровенную связь с тобою
даже несмотря на то, что ты можешь передать мне дурную болезнь. Я
добровольно подвергаю себя такому риску, потому что ты есть. И еще женщины
частенько говаривали, по крайней мере, до самого конца девятнадцатого века
или даже в начале двадцатого: я открываю себя для тебя даже несмотря на те
возможные биологические последствия, что проявятся через девять месяцев.
Именно поэтому никакие механические приспособления для мастурбации никогда
не могли заменить секс и никогда его не заменят.
византийское утро 1105 года, было куда более существенным, чем то, что
происходило между мною и императрицей Феодорой на полтысячелетия раньше,
или то, что происходило между мною и какою бы ни было другой девушкой
тысячелетием позже. И в Феодору, и во множество других девчонок внизу по
линии мною было впрыснуто, грубо говоря, примерно одинаковое количество
кубических сантиметров солоноватой, вязкой жидкости; но с Пульхерией все
было совершенно иначе. С Пульхерией оргазм был чисто символической
кульминацией чего-то куда большего. Для меня Пульхерия была воплощением
красоты и изящества, и ее быстрая уступчивость сделала меня императором
более могущественным, чем Алексей; и пароксизм страсти для нас был
вдесятеро менее существенен, чем тот факт, что мы оба, она и я,
соединились вместе в доверии, в вере, в разделенном желании, в любви. Вот
сердцевина моего мировоззрения. Теперь я стою перед вами, как вытряхнутый
из всех своих одежд романтик. Вот основополагающий вывод, который с
немалыми трудами я извлек из своего опыта: секс с любовью куда лучше, чем
секс без любви! Что и требовалось доказать. А еще я могу показать, если вы
не возражаете, что быть здоровым лучше, чем быть больным, и что обладание
большими деньгами лучше, чем бедность. Мои способности к абстрактному
мышлению поистине безграничны.
проблемы на чисто физиологическом уровне, мы решили повторить поиск
доказательств с самого начала еще раз получасом позже. Повторение - душа
понимания.
своей партнерше травку и разделить другого рода единение, но, разумеется,
здесь это было исключено. Я почувствовал, что чего-то не достает.
Пульхерия. - Я имею в виду людей: как они одеваются, о чем говорят.
ты держал меня в постели. Не то, чтобы я так уж сильно была искушена в
таких делах - пойми меня правильно. Ты и Лев - других мужчин у меня
никогда не было.
стране, - безрассудно выпалил я, - девушка принимает много мужчин прежде,
чем выйти замуж. Никто против этого не возражает. Таков обычай.
двенадцать лет, что совсем не оставило мне времени на вольности. - Она
нахмурилась, присела, наклонилась ко мне, заглянула мне в глаза. Груди ее
соблазнительно свесились. - Неужели у женщин в самом деле такая свобода в
твоей стране?
убедительно.
какой-то более далекой местности. Еще раз говорю тебе, Георгий, ты очень
странный для меня человек.
всем своим сознанием. Георгий же - ну, это просто имя, которым я
воспользовался.
странных краев! Из очень странных!
Андреев Николай
Маркеев Олег
Посняков Андрей
Смоленский Вадим
Маккарти Кормак
Березин Федор