Роберт СИЛВЕРБЕРГ

ПЛАТА ЗА СМЕРТЬ

Макинтайр остановился на перекрестке бульвара Линкольна и улицы
Джефферсона, оглядываясь по сторонам, ибо боялся попасться на глаза
Правоверным. Дул северный ветер. Прошел всего час после захода солнца, и
на тусклом сумеречном небе показались две луны.

Его взгляд непроизвольно задержался на табличке с названием улицы.
Аккуратные желтые буквы гласили: "Авеню Независимости".

Макинтайр все еще думал о ней как об улице Джефферсона, хотя прошло
почти два года после отделения от Земли.

Севернее, на расстоянии в полквартала, появился человек, закутанный в
серое, с раскачивающимся фонарем в руках, которым он освещал себе дорогу в
сгустившейся тьме. Макинтайр узнал в нем одного из Правоверных Ламли,
вышедшего на поиски врагов государства. Макинтайр с горечью глядел на
этого большого неуклюжего человека, приближающегося к нему, затем, вдруг
сообразив, что стоять на месте опасно, поспешил по улице, которую он все
еще продолжал называть улицей Джефферсона.

Он двигался быстро и бесшумно. Он привык к этому, привык к бегству.
Жизнь была нелегкой эти два последних года после декрета об Отделении.
Макинтайр и сам удивлялся тогда, что он остался верен родной планете. В
последующие два года он удивлялся тому, что ему удается скрываться от
гонений Ламли на Лоялистов, которых становилось все меньше.

Он достиг переулка между домами 322 и 324, оглянулся еще раз, чтобы
убедиться, что путь свободен, нырнул в переулок, перелез через невысокую
изгородь, пробрался на цыпочках через затоптанный садик на заднем дворе и
проскользнул в показавшийся проем в цоколе дома. В тот же миг дверь за ним
закрылась, и послышался знакомый голос:

- Мы беспокоились о тебе. Ты опоздал на полчаса.

- Ничего не мог сделать, - сказал Макинтайр.

Он охрип, а потому налил себе стакан воды из крана, расположенного в
углу. Его окружали знакомые лица девятерых испуганных людей. Все последние
Лоялисты, оставшиеся в Мэйнард-Сити.

"Как мало нас осталось, - подумал Макинтайр. - И стоит ли это всей
беготни и секретности?"

Это была очень странная группа, эти жалкие остатки партии Лоялистов.
Норман Мэйнард, прапраправнук человека, открывшего эту планету. Похожий на
крысу человечек с язвой, Вителло, прежде был драматургом, а теперь
напоминал каменотеса. Кристи, некогда профессор земной истории в
Мэйнардском университете, влюбленный в свои собственные учебники и
неспособный отречься от родной планеты. Брайсон. Халлерт. Беглецы.

- Ну? - спросил Мэйнард. - Так что же вы обнаружили? Это правда?

Макинтайр кивнул:

- Я видел листовку. Она расклеена на столбах в дюжине мест в центре
города. Все, о чем в ней говорится, правда.

Он пересек комнату и сел на старый поломанный диван.

- Там было написано, что каждый гражданин свободной планеты Мэйнард
должен постоянно носить при себе удостоверение о том, что он присягнул на
верность Республике. Тот, кто не присягнул, лишается гражданства. А в
самом низу приписано, что на время чрезвычайного положения суд присяжных
отменяется и всем, кто не имеет гражданства, автоматически выносится
смертный приговор. - Макинтайр закатил глаза. - Вот и все. Либо доставайте
удостоверения, либо готовьтесь к бегству, и побыстрее.

В комнате наступила тишина. Наконец Вителло сказал:

- Что же нам делать?

- А что, по вашему мнению, нужно делать? - спросил Халлерт, худощавый
человек с водянистыми глазами. Когда-то он был министром внешних сношений
с другими мирами в последнем правительстве Лоялистов. - Либо мы идем в
участок и присягаем на верность, либо остаемся здесь и ждем, пока нас не
накроют. Долго ждать не придется. В любом случае все предельно просто.

- Мы могли бы позвонить Риттерхейму и принять его предложение, -
заявил Кристи.

Девять пар глаз устремились на бывшего профессора земной истории.
Макинтайр почувствовал, как задергалась его щека. Он давно уже сам
подумывал об этом, с тех самых пор, как увидел листовки, расклеенные на
площади Правительства. Риттерхейм был их единственной надеждой,
единственной возможностью. Но если бы они приняли предложение Риттерхейма,
им пришлось бы столкнуться лицом к лицу с целым рядом горьких истин, и
смотреть правде в лицо было бы нелегко.

Макинтайр вспомнил (неужели прошло всего три дня?), как
радиопередатчик, стоящий в углу их убежища, ожил, приняв сигнал из
космоса. Брайсон, техник-электронщик, сконструировавший передатчик еще
тогда, когда только шли разговоры о переводе Лоялистов и, следовательно,
нужна была связь с разрозненными группами беженцев, бросился к нему.

Сигнал пришел по подпространству с планеты Хэксли, верной Лоялистам,
которая наотрез отказалась участвовать в восстании. Их вызывал Чарльз
Риттерхейм, министр иностранных дел Хэксли. Ему стало известно, что
правительство сепаратистов на Мэйнарде собиралось опубликовать декларацию
о смертной казни для лиц, не принявших гражданства. Он спрашивал, не
желают ли оставшиеся спастись бегством на Хэксли и просить там убежища?

- А как мы туда доберемся? - спросил Брайсон.

- Наш звездолет готов сейчас же отправиться к Мэйнарду, - сказал
Риттерхейм. - Торговый корабль. Мы сядем в космопорту Дилларда
девятнадцатого числа этого месяца. Если в этом районе окажется примерно
дюжина Лоялистов, мы будем ждать.

- Но до Дилларда три тысячи миль. Не могли бы вы совершить посадку
поближе? Опасности перехода через континент...

- Прошу прощения, но корабль зарегистрирован в Дилларде. Поэтому
посадка в любом другом месте будет рассматриваться правительством Мэйнарда
как начало агрессии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что же,
будет ваша группа в Дилларде девятнадцатого?

- Не знаю... Есть так много серьезных обстоятельств...

- Очень хорошо, - произнес уже несколько холоднее Риттерхейм. -
Подумайте. Мы сделали вам предложение, и оно рационально. Если оно вас
заинтересует, свяжитесь со мной через неделю, или забудьте об этом.

Брайсон передал им этот разговор. Два дня и две ночи группа
размышляла над этим предложением, чисто теоретически, конечно, поскольку
еще не было официального сообщения о смертной казни для Лоялистов. Наконец
Макинтайр вызвался покинуть убежище и попытаться разведать, как на самом
деле обстоит дело.

Оказалось, что смертная казнь уже принята официально.

Число возможных выходов из их положения резко сократилось.

Они могли отбросить остатки лояльности по отношению к Земле,
признать, что правительство Ламли является законным, контролирует Мэйнард,
и присягнуть ему на верность. Из тридцати миллионов обитателей Мэйнарда
так поступили почти все, кроме сотни-другой. Ламли обещал немедленную
амнистию всем вероотступникам, как только они присягнут на верность.

Возможна и противоположная позиция, а это значит оставаться в
подполье, тайком составлять и распространять листовки, призывать к борьбе
и организовывать саботаж, взывать к возвращению в Федерацию Земли. Но это
был путь мучеников.

Риттерхейм предложил легкий и одновременно опасный путь. Они могут
получить убежище на Хэксли и там дожидаться неизбежного краха
правительства Ламли, когда Земля уничтожит его.

Дискуссия продолжалась непрерывно с начала переговоров с Хэксли.
Макинтайр молча следил за ней, испытывая любопытное чувство отстранения от
самого себя. Он разминал пальцы. Ему очень хотелось изобразить их, группу
непокоренных, в скульптуре, их искания и противоречия, чувства страха и
замешательства, которые переживали его товарищи. Но прошло более года с
тех пор, как он в последний раз лепил. В эту смутную пору поэты,
художники, скульпторы были не нужны.

Само собой разумелось, что никто из них не примет веры Ламли. Они
были так глубоко вовлечены в движение Сопротивления режиму, что для них
уже не было возврата.

Но и принять предложение с Хэксли было тоже непросто. Макинтайр
слышал, что один за другим говорили его товарищи: бегство - проявление
трусости, наша работа требует того, чтобы мы остались здесь и боролись на
месте, этим мы предаем наши идеалы...

В конце концов Макинтайр устал от этого. Стараясь не повышать голос,
он впервые за несколько дней заговорил:

- Господа, можно мне сказать?

Все притихли.

- Друзья, мы уже три дня обсуждаем этот вопрос. По крайней мере, вы
это делаете, я только слушаю. Но сейчас скажу я. Преобладает, как мне
кажется, мнение, что нам следует отвергнуть предложение Риттерхейма,
остаться здесь и достойно принять смерть, как только власти обнаружат нас.
Вы, Халлерт, и вы, Мэйнард, - вы выступаете за то, чтобы мы стали
мучениками, не так ли? Вы полагаете, что это благородно. Не возражаете,
если я скажу начистоту, что у вас на самом деле на уме...

- Валяйте, Макинтайр, - грубо прервал его Мэйнард. - Если вы точно