Клиффорд САЙМАК
ВСЕ ЖИВОЕ
оказался грузовик. Этакая тяжелая громадина с прицепом, и неслась она во
весь дух. Шоссе здесь срезает угол городка, и скорость разрешается не
больше сорока пяти миль в час, но в такую рань, понятно, никто не станет
обращать внимание на дорожные знаки.
Джонни", надо было подобрать Элфа Питерсона; он, наверно, уже ждал меня
там со своей рыболовной снастью. Было и еще о чем подумать: прежде всего
загадочный телефон; и с кем я все-таки говорил? Три разных голоса, но все
какие-то странные, и почему-то казалось - это один и тот же голос так
чудно меняется, он мне даже знаком, только никак не сообразить, кто же
это. Затем Джералд Шервуд - как он сидит у себя в кабинете, где две стены
сплошь заставлены книгами, и рассказывает мне о рабочих чертежах, что
непрошеные, сами собой, возникают у него в голове. И еще Шкалик Грант -
как он меня заклинал не допустить, чтобы сбросили бомбу. И про полторы
тысячи долларов тоже следовало подумать.
было не разглядеть, он совсем терялся среди вековых дубов, которые
обступали его со всех сторон, огромные и черные в предрассветной мгле.
Глядя на вершину холма, я позабыл и про телефон, и про Джералда Шервуда,
его заставленный книгами кабинет и голову, битком набитую проектами, и
стал думать о Нэнси, - мы когда-то вместе учились в школе и вот снова
встретились после стольких лет. Мне вспомнились те дни, когда мы с ней
были неразлучны и всюду ходили, взявшись за руки, неповторимо гордые и
счастливые - так бывает только раз в жизни, в юности, когда весь мир молод
и первая безоглядная любовь ошеломляет свежестью и новизной.
четыре ряда, миль через двадцать оно сузится до двухрядного. Сейчас на нем
только и было, что моя машина да тот грузовик, он мчал полным ходом. По
отражению его фар в моем зеркальце я понимал, что он вот-вот меня обгонит.
что, - и вдруг я на что-то наткнулся.
резины. Ни стука, ни треска. Просто машина стала замедлять ход, как будто
я нажал на тормоза. Ничего не было видно, и я сперва подумал: что-то
стряслось с машиной - мотор забарахлил, тормоз отказал или еще что-нибудь
неладно. Я снял ногу с педали, и машина остановилась, а потом стала
пятиться - быстрей, быстрей, точно я и впрямь уткнулся в упругую ленту и
она прогнулась, а теперь расправляется. Завизжали покрышки, запахло
резиной; тогда я выключил мотор - и тотчас машину отбросило назад, да так,
что меня швырнуло на баранку.
круто вильнул в сторону, чтобы не напороться на меня. Он со свистом
пронесся мимо, казалось, шины смачно причмокивают, всасывая в себя шоссе,
и огромная махина свирепо рычит на меня, как на досадную помеху. Он
промчался, а моя машина наконец остановилась на самой обочине.
вроде негромкого всплеска. Я подумал - пожалуй, грузовик прорвет эту
непонятную преграду, уж очень он был большой, тяжелый, и гнал во всю мочь,
и еще секунду-другую ничуть не сбавлял скорость. А потом он все-таки стал
замедлять ход, и я видел: огромные колеса скользят и подскакивают, упрямо
вертятся вхолостую - и нисколько не продвигаются вперед. Тяжелая машина
пролетела дальше того места, где сперва остановился я, футов на сто. Потом
остановилась, забуксовала и начала скользить назад. Сперва плавно, только
покрышки визжали, сползая по асфальту, а потом ее занесло. Прицеп
вывернулся вбок и стал пятиться поперек дороги, прямо на меня.
случившимся, даже не слишком удивленный. Просто не успел удивиться. Да,
конечно, произошло что-то странное, но, видно, ощущение у меня было такое:
вот сейчас соберусь с мыслями - и все станет на свое место.
стало отжимать назад, а прицеп занесло вбок, я схватился за ручку, наддал
плечом на дверцу и вывалился из машины. Треснулся об асфальт, кое-как
вскочил и кинулся бежать.
соскочил на поросшую травой обочину и оглянулся. Прицеп врезался в мою
машину, свалил ее в канаву и теперь медленно, чуть ли не величественно
опрокидывался туда же, прямо на нее.
языка.
повисло в воздухе. Из кабины осторожно выбирался водитель.
зарницы. В воздухе та свежесть, что бывает только ранним летним утром,
пока не взошло солнце и на тебя не обрушилась жара. Справа на улице еще
горели фонари - яркие, неподвижные в полнейшем безветрии. Чудесное утро,
подумал я, в такое утро просто не может случиться ничего худого.
машина наполовину сползла в канаву, придавив мою. Он направился ко мне.
как было дело. Убытки вам возвестят.
он. В нем разгоралась злость. - Нет, черт подери, сейчас я докопаюсь, что
там такое!
препятствие. Я пошел за ним. Он глухо ворчал, точно разъяренный кабан.
преграду, но теперь он уже себя не помнил от бешенства и не собирался
отступать - он все рвался вперед, я никак не ждал, что он пройдет так
далеко. Но в конце концов непонятная помеха все-таки остановила его, и
секунду он стоял, нелепо наклонясь, упираясь всем телом в пустоту, и
упрямо переступал ногами: как будто работали хорошо смазанные рычаги,
тщетно силясь сдвинуть его еще хоть на шаг вперед. В утренней тишине
громко шаркали по асфальту тяжелые башмаки.
будто внезапным порывом ветра свалило с ног, и он покатился кувырком по
шоссе. Наконец он влетел под задранный в небо нос своего же грузовика и
там застрял.
Он был весь в кровоточащих ссадинах - ободрало асфальтом, - одежда
разорвана и перепачкана. Но злость как рукой сняло - теперь он попросту
перепугался. Он с ужасом глядел на дорогу, будто ему там явилось
привидение, и его била дрожь.
- Может, выставим сигналы, фонари, что ли, или флажки?
поперек шоссе. Я шагал рядом.
стал утирать лицо.
Скоро здесь набьется полно машин. Такая будет пробка - на несколько миль.
кровоточили.
всюду пустят.
ничего необыкновенного, просто дерево упало поперек или канаву размыло.
застрял.
обойти эту непонятную штуку, которая перегородила шоссе, добраться до
"Стоянки Джонни" и объяснить Элфу, почему я задержался.
останавливало машины. Оно остановило и меня - не рывком, не толчком, а
мягко: словно, отнюдь не собираясь меня пропустить, предпочитало при этом
сохранять учтивость и благоразумие. Я протянул руку - ничего! Я пытался