Чтение 13–й страницы книги ~Мир-кладбище~

задохнулся и с трудом удержался от кашля. Самогонка обожгла мне
внутренности. Ноги мои стали ватными.

Охотники, ухмыляясь во весь рот, внимательно наблюдали за мной.

- Знатная вещь, - похвалил я, сделал еще глоток и вернул бутылку
хозяину.

- Леди? - осведомился Зик.

- Для нее будет слишком крепко, - сказал я.

Тогда они принялись за дело сами. Я не спускал с них глаз. Они снова
протянули бутылку мне, и я не стал отказываться. В голове у меня зашумело,
но я твердил себе, что страдаю на благо общества. Ведь кому-то же из нас
надо перенять язык охотников.

- Повторим? - спросил Том.

- Попозже, - сказал я. - Попозже. Мне не хочется оставить вас без
"горючего".

- Оно у нас не последнее, - усмехнулся Лютер, похлопав себя по
карману.

Зик отцепил от пояса нож и пододвинул поближе тушку енота.

- Лютер, - распорядился он, - набери-ка прутьев для жаркого. Мясо у
нас есть, выпивка тоже, и костерок славный. Гуляем, ребята!

Я искоса поглядел на Синтию. Побледнев, она широко раскрытыми от
ужаса глазами следила за тем, как нож Зика вспарывает белое брюшко енота.

- Эй, - окликнул я ее, - не берите в голову.

Она одарила меня вымученной улыбкой.

- А утречком, - проговорил Том, - потопаем домой. Чего зазря в
темноте ноги ломать? Завтра у нас большой праздник. Вам обрадуются, вот
увидите. Ведь вы идете с нами, верно?

- Конечно, - сказала Синтия.

Я посмотрел на Бронко. Он застыл в напряженной позе, выставив напоказ
все свои сенсоры.

Он провел меня по полям, где пригибались к земле колосья и золотились
на солнце тыквы; он продемонстрировал мне сад с немногими необобранными
еще плодовыми деревьями, готовую к работе коптильню, сарай, в котором
хранили всякого рода металлический утиль, курятник, помещение для
инструментов, кузницу и амбары; я увидел жирных свиней, которых
откармливали лесными желудями на убой; я полюбовался на коров и овец, что
паслись на высокой луговой траве; вдосталь загулявшись, мы уселись на
верхнюю перекладину шаткой изгороди.

- Сколько вы тут живете? - спросил я. - Не лично вы, а люди вообще.

Он повернулся ко мне. Морщинистое лицо, кроткие голубые глаза,
благообразная седая борода до груди ни дать ни взять деревенский патриарх.

- Глупости спрашиваете, - сказал он. - Мы тут всегда жили. По всей
долине люди селились с незапамятных времен. Живем мы вместе, семьями.
Иногда попадаются бирюки, но таких раз-два и обчелся. Кое-кто уходит - от
добра добра искать. Нас немного, но так оно и было искони. То женки не
рожают, то детишки не выживают. Говорят, кровь у нас дурная. Не знаю:
слухов ходит без числа, досужие языки чего только не болтают, а вот как
правду ото лжи отличить?

Он уперся пятками в нижнюю перекладину изгороди и обхватил руками
колени. Пальцы у него были по-стариковски скрюченные, острые костяшки,
казалось, вот-вот прорвут кожу. На тыльных сторонах ладоней отчетливо
проступали синие вены.

- А с Кладбищем вы уживаетесь? - поинтересовался я.

Он ответил не сразу, он с первых слов произвел на меня впечатление
человека, который сначала думает, а потом говорит.

- Да вроде бы, - отозвался он наконец. - Они, черти, все ближе
подбираются. Ходил я туда пару раз, толковал с этим... ну как его...

Он нетерпеливо прищелкнул пальцами.

- С Беллом, - подсказал я. - Его зовут Максуэлл Питер Белл.

- Точно, с ним самым. Толковал я с ним, да ни до чего мы не
договорились. Он скользкий как угорь. Улыбается, а чего - кто его
разберет? Он хозяин, а мы - так, мелкота. Я ему говорю; вы наседаете на
нас, сгоняете с насиженных мест, а в округе полным-полно заброшенных
земель. А он мне: мол, своей землей вы тоже не пользуетесь. Ну, я отвечаю,
что, дескать, пускай мы не пашем, но жить-то нам надо; к тесноте мы
непривычные, нам простор подавай. А он меня спрашивает, есть ли у нас
право на землю. Я говорю: какое такое право? Вы мне ваше право докажите.
Мекал он, мекал, да так ничего путевого и не сказал. Вот вы, мистер, вы
человек пришлый; может, вам известно, есть ли у него право на нашу
землицу?

- Сильно сомневаюсь, - фыркнул я.

- Уживаться мы с ними уживаемся, - продолжал он. - Некоторые наши
подрабатывают у них: ну там, копают могилы, траву подстригают, деревья с
кустами подрезают. Они порой зовут нас, когда не могут обойтись своими
силами. Сами понимаете, могильник требует ухода. Если б мы того захотели,
мы могли бы делать куда больше, да какой от работы прок? У нас есть все,
что нам нужно, и им попросту нечего нам предложить. Одежда? Овцы дают нам
довольно шерсти, чтобы прикрыть срам и не замерзнуть в холода. Выпивка? Мы
гоним самогон, и кладбищенскому пойлу до него, пожалуй, далеко. Если
самогон настоящий, после него и нектар отравой покажется. Что еще?
Кастрюли со сковородками? Да много ли их надо?

Мы вовсе не лентяи, мистер. Мы трудимся как пчелки: рыбачим,
охотимся, роемся в земле, раскапываем железо. В окрестностях хватает
холмов с железом внутри; правда, путь до них неблизкий. Из железа мы
делаем инструменты и ружья. К нам частенько заглядывают торговцы с запада
и с юга. Мы вымениваем у них порох и свинец за продукты, шерсть и самогон
конечно, не только это, но в основном порох и свинец.

Он оборвал рассказ. Мы сидели рядышком на верхней перекладине
изгороди и нежились на солнышке. Деревья представлялись мне застывшими в
неподвижности кострами; рыжевато-коричневые поля пестрели золотистыми
тыквами. У подножия холма, в кузнице, размеренно стучал молот, из трубы
тянулся к небу дымок, догоняя клубы дыма из труб стоящих по соседству
домов. Хлопнула дверь, и я увидел Синтию. Она была в фартуке и держала в
руке сковородку. Выйдя во двор, она вывалила содержимое сковородки в
пузатый бочонок. Я помахал ей; она махнула мне в ответ и скрылась в доме.

Старик заметил, что я разглядываю бочонок.

- Помойный, - сказал он. - Мы бросаем в него картофельные очистки,
капустные листья и прочую дрянь, сливаем молоко, если оно скисло, и отдаем
свиньям. Вы что, никогда в жизни не видели помойного бака?

- Честно говоря, нет, - признался я.

- Что-то я запамятовал, откуда вы прибыли и чем там занимались, -
буркнул он.

Я рассказал ему про Олден и постарался объяснить, что мы задумали.
Кажется, он меня не понял. Он мотнул головой в сторону амбара, около
которого с самого утра пристроился Бронко.

- Значит, вон та штуковина работает на вас?

- Изо всех сил, - ответил я, - и куда как толково. Он очень
восприимчивый. Он впитывает в себя образы амбара и сеновала, голубей на
крыше, телят в стойлах, лошадей, что пасутся на лугу. Потом из этого
возникнет музыка и...

- Музыка? Как если играют на скрипке, что ли?

- Можно и на скрипке, - сказал я.

Он недоверчиво и вместе с тем ошарашенно покрутил головой.

- Я вот о чем хотел вас спросить, - переменил я тему разговора. - Что
это за штука - Разорительница?

- Точно не знаю, - сказал он. - Ее называют так, а почему -
непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила.
Опасно только оказаться у нее на дороге. Она - редкая гостья в наших
краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась
так близко от нас. По-моему, никому не взбрело в голову попробовать
выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать.

Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не
рассчитывая, впрочем, на удачу.

- А что говорит молва? Разве о Разорительнице не сложено никаких
легенд? Вы не слышали, чтобы ее называли боевой машиной?

Он со страхом посмотрел на меня.

- Какой машиной? - переспросил он. - Да с кем ей биться-то?

- Вы хотите сказать, что вам ничего не известно о войне, которая чуть
было не уничтожила Землю? О войне, после которой люди покинули планету?

По его ответу я понял, что он не лукавит, - просто время стерло
воспоминания о тяжелой године.

- Народ болтает всякое, - проговорил он. - Коль ты парень с головой,
то особо слухам доверять не станешь. Есть тут у нас переписчик душ - ну,
тот, кто знается с призраками; мы зовем его Душелюбом. Я в него не верил
до тех пор, пока нос к носу не столкнулся. А есть еще бессмертный человек,
но его я ни разу не встречал, хотя если кое-кого послушать, так он их
лучший друг. На свете существуют и магия, и колдовство, однако в нашей
округе ничего такого не замечалось, да оно и славно. Мы - люди тихие,
живем скромно и к сплетням не прислушиваемся.

- А книги? - воскликнул я.

- Были да сплыли, - ответил он. - Я про них слышал, но ни одной в
глаза не видел, да и другие тоже, кого ни спроси. Тут у нас книг нет и,
верно, никогда и не было. К слову, мистер, что такое книга?

Я попытался объяснить. Вряд ли он понял меня как следует, но вид у
него был ошеломленный. Он ловко перевел разговор на другую тему, чтобы,
как мне показалось, скрыть замешательство.