Клиффорд САЙМАК
ГОРОД
подобно мне утративших иллюзии, не так уж много, но они должны быть.
Человечество прошло через войну, не только унесшую миллионы жизней и
исковеркавшую миллионы других жизней, но и породившую новое оружие,
способное уничтожить уже не армии, а целые народы.
с ней так долго, что она стала одним из факторов нашего существования. Мы
свыклись с ней и если подчас вспоминаем об этой угрозе, то лишь как об
инструменте международной политики, а не как о реальной опасности. Даже в
те дни, когда первые ядерные взрывы расцвели над Японией, основная масса
людей не увидела в них ничего, кроме более мощных бомб. Но некоторые, в
том числе писатели-фантасты, сразу поняли значение свершившегося. Я
убежден, что эти писатели и их произведения, предрекающие миру гибель,
служат орудием предостережения для общества - предостережения о том, чем
чревато ядерное вооружение.
сколько очевидный факт, что человек в своей безумной жажде власти не
остановится ни перед чем. Похоже, нет предела жестокости, которую люди
готовы обрушить на головы своих ближних. Какой бы страшной ни была вторая
мировая война, у меня все же теплилась робкая надежда, что люди сумеют
как-то договориться друг с другом и сделать мирную жизнь возможной. Но
теперь, осознав безмерность человеческой жестокости, я потерял и эту
небольшую надежду.
хронологического последовательность написания рассказов, вошедших в
сборник. Какие-то из них были созданы до начала атомной эры, другие - на
ее заре. Впрочем, хронология не имеет особого значения. Крушение иллюзий
было вызвано войной; Хиросима и Нагасаки лишь довершили и углубили его.
поиск фантастического мира, способного противостоять миру реальному.
Возможно, в глубине души мне хотелось создать такой мир, где я сам и
другие разуверившиеся люди могли бы хоть ненадолго укрыться от жизни, в
которой мы вынуждены жить. Кто-то назвал этот сборник "обвинительным актом
человечеству"; такое определение не приходило мне в голову, когда я писал
рассказы, но я с ним согласен и считаю, что у меня были и есть причины
предъявить человечеству обвинительный акт. А в то время я думал и не раз
говорил друзьям, что населил свою Землю псами и роботами оттого, что
потерял веру в человечество и в его способность жить в мире. Приговор,
конечно, суровый, и, казалось бы, теперь, по прошествии стольких лет, я
мог бы его смягчить, но, честно говоря, не вижу оснований. Наша
собственная страна успела за это время ввязаться в две крупные войны, так
что будущим историкам придется долго и упорно трудиться, если они захотят
найти во второй половине нашего столетия более или менее устойчивый мирный
период. Я, конечно, понимаю, что уже тридцать лет страны планеты стараются
притерпеться друг к другу (хотя бы из боязни) и тем самым держат на
поводке ядерные силы. Но это не такой уж многообещающий признак, как может
показаться. Вот если ядерное оружие не будет спущено с поводка еще лет
тридцать, тогда можно будет говорить о каких-то надеждах.
цивилизацией. Другие писатели, да и сам я тоже, не оставляют этой темы и
по сей день, только называют иначе - технологическим обществом. Нет ничего
дурного в технике как таковой, дурно лишь наше бездумное увлечение ею. Мы
обожествляем машины; в каком-то смысле мы продали им свои души. Уже в те
годы, когда создавались рассказы "Города", я чувствовал, что существуют
другие, высшие ценности, помимо тех, что несет с собой технический
прогресс. Я и поныне в этом уверен. Есть люди, которые ненавидят машины за
то, что они поглощают невосполнимые земные ресурсы. Но на мой взгляд,
опасность гораздо шире. Меня больше всего беспокоит то, что под влиянием
техники наше общество и мировосприятие теряют человечность.
разворачивается на фоне упадка и исчезновения городов. Я был убежден тогда
и еще сильнее убежден теперь, что города - анахронизм, от которого нам
пора избавляться. В последние годы кризис городов стал еще очевиднее.
Типичный современный город - это блестящий центр, окруженный
разрастающимися кольцами гетто. Когда-то давно, когда средства связи и
транспорт были примитивны и медлительны, в существовании городов был свой
смысл. Поначалу люди сбивались в них ради безопасности, позже чтобы
удобнее было вести дела. Теперь города утратили функцию защитного
сооружения; большей частью за городом жить даже безопаснее, чем в его
стенах. А современные средства связи упразднили необходимость жить по
соседству со своим деловым партнером. Для деловых операций совершенно
неважно, где находится ваш партнер - на соседней улице или за несколько
тысяч миль. Город пережил свое предназначение; поддерживать в нем жизнь
накладно, жить неуютно, а дышать нечем.
после написания сборника. Годы могли смягчить мое представление о будущем,
но не изменили его.
рассказов, я вовсе не уверен в том, что все они сбудутся. Я был бы
разочарован, если бы они сбылись, поскольку как тогда, так и теперь
полагаю себя отнюдь не предводителем на белом коне, но сочинителем
развлекательных историй. Если слишком многое из того, что я насочинял,
начнет сбываться в реальности, то я буду считать, что не состоялся как
писатель - а, уверяю вас, моим единственным желанием, ради которого я
трудился искренне и настойчиво, было стать настоящим рассказчиком.
самое продолжительное и широкое признание. Если какой-то из моих книг и
суждена достаточно долгая жизнь, так это несомненно "Городу". Порой я не в
силах сдержать раздражения, ибо уверен, что у меня есть книги и получше,
но, похоже, никто этой уверенности со мной не разделяет. А ссориться с
читающей публикой мне не к лицу, поскольку ни один писатель не может быть
компетентным критиком своих творений. Слишком близко он к ним стоит, чтобы
претендовать на объективность.
счастливого попадания в яблочко: что сборник просто вышел в нужный момент
и отразил веяния своего времени. Но, к моему непреходящему изумлению,
оказалось, что я ошибся. Последующие поколения читателей проявили такую же
преданную приверженность сборнику, как и первые его читатели. Студент
колледжа сообщает мне в письме, что пишет работу по "Городу", и задает
кучу вопросов, на которые я затрудняюсь ответить. Какой-то читатель
присылает письмо с выражением благодарности за доставленное удовольствие.
Стало быть, книга по-прежнему живет и питает умы. Как бы ни был я удивлен,
я, конечно же, рад. Сознание того, что твоя работа, законченная так много
лет назад, до сих пор служит людям, согревает душу.
день спрашивают меня, кто такой Вихрь. Объясняю: Вихрь - это шотландский
терьер, проживший с нами пятнадцать лет. Хотя я неправильно выразился: ни
единой минуты он не считал, что живет с нами. Скорее, мы жили с ним. Он
был хорошим другом и преданным товарищем. Мне нравится думать, что в
какой-то собачьей Валгалле он по-прежнему гоняется за кроликами (и никак
не может их поймать), яростно роет землю, охотясь за сусликами (которые
сидят на безопасном расстоянии и посмеиваются над ним), а затем,
утомившись от трудов, посапывает на коврике возле пылающего камина.
утомительная. Отзываться о своей работе небрежно и непочтительно - значит
поставить под сомнение свою писательскую искренность. А любая неловкая
фраза может быть воспринята как бахвальство, что не только неприлично, но
и не имеет под собою никаких оснований. Все, чего может желать писатель, -
это спокойного удовлетворения, знакомого любому работяге, который выполнил
свою работу на совесть и не стыдится показать ее людям.
кольнет порою глаз - сейчас я написал бы его совсем иначе. Но это быстро
проходит, ведь я понимаю, что сегодня вообще не написал бы такую книгу.
Потому что для ее создания необходимо было особое сочетание условий, и
пусть даже причины, побудившие меня к созданию этих историй, живы и
поныне, а взгляды мои по существу не изменились, но непосредственный
творческий импульс канул в прошлое.
огонь в очагах и дует северный ветер. Семьи собираются в кружок, и щенки
тихо сидят и слушают, а потом рассказчика засыпают вопросами.
Лондон Джек
Круз Андрей
Перумов Ник
Корнев Павел
Шилова Юлия
Березин Федор