Чтение 40–й страницы книги ~Город~

- Теперь там есть огни, - мягко произнес Джошуа. - Сегодня ночью по
всему миру светят огни. Даже в логовах и пещерах.

- Знаю, знаю, - сказал Дженкинс. - Сейчас стало даже лучше, чем было
прежде.

Икебод протопал в угол, где стояло сверкающее туловище, поднял руку и
почти нежно погладил металлический кожух.

- Я очень благодарен псам, что они подарили мне туловище, - сказал
Дженкинс. - Да только зачем это? Достаточно подлатать немного старое, и
оно еще вполне послужит.

- Просто мы тебя очень любим, - объяснил Джошуа. - Псы в таком долгу
перед тобой. Мы и раньше пытались что-нибудь сделать для тебя, но ведь ты
нам никогда не позволял. Хоть бы ты разрешил нам построить тебе новый дом,
современный дом со всякими новинками.

Дженкинс покачал головой.

- Это совершенно бесполезно, ведь я все равно не смогу там жить.
Понимаешь, для меня дом - здесь. Усадьба всегда была моим домом. Только
латайте ее время от времени, как мое туловище, и мне ничего другого не
надо.

- Но ты совсем одинок.

- Ничего подобного, - возразил Дженкинс. - Здесь полно народу.

- Полно народу? - переспросил Джошуа.

- Люди, которых я знал.

- Ух ты, какое туловище! - восхищался Икебод. - Вот бы примерить.

- Икебод! - завопил Джошуа. - Сейчас же пойди сюда. Не смей
трогать...

- Оставь ты этого юнца в покое, - вмешался Дженкинс. - Пусть зайдет,
когда я буду посвободнее...

- Нет, - отрезал Джошуа.

Ветка поскреблась о застреху, тонкими пальцами постучалась в стекло.
Брякнула черепица, ветер прошелся по крыше легкой, танцующей походкой.

- Хорошо, что вы заглянули, - произнес Дженкинс. - Мне надо вам
кое-что сказать.

Он покачивался в кресле взад-вперед, и один полоз поскрипывал.

- Меня не хватит навечно, - продолжал Дженкинс. - Семь тысяч лет
тяну, как еще до сих пор не рассыпался.

- С новым туловищем тебя еще на трижды семь тысяч лет хватит, -
возразил Джошуа.

Старый робот покачал головой.

- Я не о туловище, а о мозге говорю. Как-никак машина. Хорошо
сработан, на совесть, но навечно его не хватит. Рано или поздно что-нибудь
поломается, и тогда конец моему мозгу.

Кресло поскрипывало в притихшей комнате.

- А это значит смерть, - продолжал Дженкинс, - значит, что я умру.
Все правильно. Все как положено. Все равно от меня уже никакого толку. Был
я когда-то нужен.

- Ты нам всегда будешь нужен, - мягко сказал Джошуа. - Без тебя нам
не справиться.

Но Дженкинс продолжал, словно и не слышал его:

- Мне надо рассказать вам про Вебстеров. Надо вам объяснить. Чтобы вы
поняли.

- Я постараюсь понять, - ответил Джошуа.

- Вы, псы, называете их вебстерами - это ничего. Называйте как
хотите, лишь бы вы знали, кто они такие.

- Иногда ты называешь их людьми, а иногда называешь вебстерами, -
заметил Джошуа. - Не понимаю.

- Они были люди, и они правили Землей. И среди них был один род по
фамилии Вебстер. Вот эти самые Вебстеры и сделали для вас такое
замечательное дело.

- Какое замечательное дело!

Дженкинс крутнулся вместе с креслом и остановил его.

- Я стал забывчивым, - пробурчал он. - Все забываю. Чуть что,
сбиваюсь.

- Ты говорил о каком-то замечательном деле, которое сделали для нас
вебстеры.

- Что? Ах, да. Вот именно. Вы должны присматривать за ними. Главное -
присматривать.

Он медленно раскачивался в кресле, а мозг его захлестнули мысли,
перемежаемые скрипом качалки.

"Чуть не сорвалось с языка, - говорил он себе. - Чуть не погубил
мечту...

Но я вовремя вспомнил. Да, Джон Вебстер, я вовремя спохватился. Я
сдержал слово, Джон Вебстер.

Я не сказал Джошуа, что псы когда-то были у людей домашними
животными, что обязаны людям своим сегодняшним положением. Ни к чему им об
этом знать. Пусть держат голову высоко. Пусть продолжают свою работу.
Старые родовые предания забыты, и не надо извлекать их из забвения.

А как хотелось бы рассказать им. Видит бог, хотелось бы рассказать.
Предупредить их, чего надо остерегаться. Рассказать им, как мы искореняли
старые представления у дикарей, которых привезли сюда из Европы. Как
отучали их от того, к чему они привыкли. Как стирали в их мозгу понятие об
оружии, как учили их миру и любви.

И как мы должны быть начеку, чтобы не прозевать тот день, когда они
примутся за старое, когда возродиться старый человеческий образ мыслей."

- Но ты же сказал... - не унимался Джошуа.

Дженкинс сделал отрицательный жест.

- Пустяки, не обращай внимания, Джошуа. Мало ли что плетет старый
робот. У меня иной раз все путается в мозгу, и я начинаю заговариваться.
Слишком много о прошлом думаю, а ведь ты сам говоришь, что прошлого нет.

Икебод присел на корточках, глядя на Дженкинса.

- Конечно же, нет, - подтвердил он. - Мы проверяли и так и сяк - все
данные сходятся, все говорят одно. Прошлого нет.

- Ему негде быть, - сказал Джошуа. - Когда идешь назад по временной
оси, тебе встречается не прошлое, а совсем другой мир, другая категория
сознания. Хотя Земля та же самая или почти та же самая. Те же деревья, те
же реки, те же горы, и все-таки мир не тот, который мы знаем. Потому что
он по-другому жил, по-другому развивался. Предыдущая секунда - вовсе не
предыдущая секунда, а совсем другая, особый сектор времени. Мы все время
живем в пределах одной и той же секунды. Двигаемся в ее рамках, в рамках
крохотного отрезка времени, который отведен нашему миру.

- Наш способ мерить время никуда не годится, - подхватил Икебод. -
Это он мешал нам верно представить себе время. Мы все время думали, что
перемещаемся во времени, а фактически было иначе и ничего похожего. Мы
двигались вместе со временем. Мы говорили: еще секунда прошла, еще минута
прошла, еще час, еще день, - а на самом деле ни секунда, ни минута, ни час
никуда не делись. Все время оставалась одна и та же секунда. Просто она
двигалась - и мы двигались вместе с ней.

Дженкинс кивнул.

- Понятно. Как бревна в реке. Как щепки, которые несет течением. На
берегу одна картина сменяется другой, а поток все тот же.

- В этом роде, - сказал Икебод. - С той разницей, что время - твердый
поток и разные миры зафиксированы крепче, чем бревна в реке.

- И как раз в этих других мирах живут гоблины?

Джошуа кивнул:

- А где же им еще жить?

- И ты теперь, надо думать, соображаешь, как проникнуть в эти миры, -
заключил Дженкинс.

Джошуа легонько почесался.

- Конечно, соображает, - подтвердил Икебод. - Мы нуждаемся в
пространстве.

- Но ведь гоблины...

- Может быть, они не все миры заняли, - сказал Джошуа. - Может быть,
есть еще свободные. Если мы найдем незанятые миры, они нас выручат. Если
не найдем - нам туго придется. Перенаселение вызовет волну убийств. А
волна убийств отбросит нас к тому месту, откуда мы начинали.

- Убийства уже происходят, - тихо произнес Дженкинс.

Джошуа наморщил лоб и прижал уши.

- Странные убийства. Убьют, но не съедают. И крови не видно. Как
будто шел-шел - и вдруг упал замертво. Наши медицинские роботы скоро с ума
сойдут. Никаких изъянов. Никаких причин для смерти.

- Но ведь умирают, - сказал Икебод.

Джошуа подполз поближе, понизил голос:

- Я боюсь, Дженкинс. Боюсь, что...

- Чего же тут бояться?

- В том-то и дело, что есть чего. Ангес сказал мне об этом. Ангес
боится, что кто-то из гоблинов... кто-то из гоблинов проник к нам.

Порыв ветра потянул воздух из дымохода, прокатился кубарем под
застрехой. Другой порыв поухал совой в темном закоулке поблизости. И
явился страх, заходил туда и обратно по крыше, глухо, сторожко ступая по
черепицам.

Дженкинс вздрогнул и весь напрягся, укрощая дрожь. У него сел голос.

- Никто еще не видел гоблина, - проскрежетал он.

- А его, может, вообще нельзя увидеть.

- Возможно, - согласился Дженкинс. - Возможно, его нельзя увидеть.

Разве не это самое говорил человек? Призрак нельзя увидеть,
привидение нельзя увидеть, но можно ощутить их присутствие. Ведь вода
продолжает капать, как бы туго ни завернули кран, и кто-то скребется в
окно, и ночью псы на кого-то воют, и никаких следов на снегу.

"Кто-то поскребся в окно."

Джошуа вскочил на ноги и замер. Статуя собаки - лапа поднята, зубы
оскалены, обозначая рычание. Икебод весь превратился в слух, выжидая.